Личное сообщение часть третья 3

С Алисой и Максимом мы заканчивали очередной учебник. Для людей негуманитарного склада, изучающих французский без отрыва от производства, они достигли неплохих результатов. Не стесняясь языкового барьера, могли поддержать беседу на любую тему, будь то проблемы на работе, политика, развлечения или неполадки со стиральной машиной.  В конце пособия авторы решили дать подборку разнообразных художественных произведений.


Для начала мы ознакомились с длинным стихотворением Жака Превера "Голодное утро". Лирического героя опуса носит по городу, он умирает от невозможности поесть, и стук разбиваемого о стойку яйца вкрутую сводит его с ума. 

Человек шатается,
у него в голове
туман слов,
туман слов:
сардины в банках,
крутые яйца, кофе со сливками,
кофе с ромом,
кофе со сливками,
взбитые сливки,
убитые сливки, кофе с кровью...

Человек, почитаемый в своём квартале,
был среди бела дня зарезан:
убийца-бродяга украл
у него два франка,
что значит: кофе со сливками
(по счёту семьдесят пять сантимов),
два ломтика хлеба, намазанных маслом,
и двадцать пять сантимов на чай официанту (перевод М. Кудимова).

- Что вы думаете о прочитанном? - как положено спросила я, будучи на самом деле уверенной, что белое стихотворение поэта-реформатора вряд ли произвело на них впечатление.
Максим, низко склонившийся над книгой, ответил:
- Довольно сильно.
Алиса пожала плечами:
- Мне не понравилось.
- Пожалуйста, аргументируйте.


Алиса пояснила:
- Этот поэт сам испытывал такой зверский голод, что был способен убить? Если нет, то он не имеет право об этом писать.
- Странная позиция, - отреагировал Максим, - это же художественное творчество, фантазия.
- Я считаю, что писатель имеет право писать только о том, что  сам хорошо знает и прочувствовал. Например, граф Лев Николаевич Толстой, которого я обожаю, писал о высшем свете, потому что сам к нему принадлежал, знал этот круг и мог его правдиво изобразить.
- Тогда он не имел права писать об Анне Карениной. Он же не женщина, откуда он знал, что она чувствовала, - парировал Максим, вертя в руках огромную пластиковую скрепку для бумаги.
- Кстати, Алиса,  а почему вы - обожательница Толстого - не читали "Анну Каренину"? - вставила я свои пять копеек.- Критики утверждают, что это его лучшее произведение.


С выражением таким серьёзным, будто она собиралась делать доклад на литературоведческой конференции, Алиса ответствовала:
- Я такими темами не интересуюсь. Чтение книги о бабе, которая бросилась под подъезд, изнывая от страсти, считаю для себя бесполезным и неконструктивным.
- И глупым, - добавила она секунду спустя. - Ладно, если бы он предложил выход из ситуации, дал бы читателям пошаговую инструкцию, как решить проблему.
- Алиса, ей-богу, вы меня развеселили. Шаг 1. Отключите ваше чувство к Вронскому. Шаг 2. Перезагрузите любовь к Каренину. Шаг 3. Живите долго и счастливо.
Максим вздохнул и опять повертел скрепку:
- Если бы кто-то знал, как решить такую проблему, то все благополучно жили бы в своих семьях. И он посмотрел на меня взглядом, от которого мне захотелось немедленно оказаться с ним где-нибудь наедине и желательно подальше отсюда.


Пытаясь, насколько возможно, сохранить деловито-равнодушный тон, я скомандовала:
- Следующие упражнения мы пропустим. Переверните, пожалуйста, страницу.
На открытом ими развороте красовалось нечто неожиданное, шокирующее воображение непосвящённых. Там разместились большая фотография и цитата: "Сам художник решает придать объекту статус искусства" (Марсель Дюшан). Подпись под фотографией ("Фонтан") обещала что-то прекрасное, римские или парижские фонтаны, например. Однако на самом изображении предлагалось любоваться вошедшим в историю искусства писсуаром тысяча девятьсот семнадцатого года. Авторы учебника посчитали, что сие провокационное произведение скандального дадаиста и сюрреалиста поможет преподавателю организовать обсуждение на тему "Что есть искусство?" Неплохая идейка, но они не знали, что их пособие попадёт в руки такой взрывоопасной дамы, как Алиса.


Несколько минут, в течение которых Максим рассказывал о том, что видел этот арт-объект в Центре Помпиду, Алиса сидела молча и только подрагивающие как у тюленя ноздри выдавали раздражение. Когда Максим завершил своё выступление, из которого мы узнали о его впечатлении не только от писсуара, но и  от других странных плодов творчества авангардных художников, попавшихся ему у Помпиду, Алиса сочла туалетные разговоры ниже своего достоинства и сказала:
- Вы серьёзно считаете, что я буду обсуждать эту херню? Меня другое волнует. Что мы будем делать по окончании учебника?
Я  просто ответила:
- Возьмём следующий, что  же ещё...
Алиса нервно заёрзала и сообщила:
- Теперешний учебник очень трудный. Особенно раздел про судебную систему, который я пропустила из-за поездки на Кубу.  Я не хочу переходить на более продвинутый этап. Может, мы возьмём учебник того же уровня?
И не очень-то вежливо добавила: "Максим тоже не усвоил материал и делает много ошибок".


Как только она высказалась, внутри у меня что-то стукнуло: "Ну, давай же, попробуй! Другого шанса может не быть!".
- Алиса, - сказала я, изо всех сил стараясь контролировать интонацию, чтобы мой голос звучал как можно естественнее и спокойнее, - по-моему, и вы, и Максим вполне можете переходить на следующий этап, но раз сами вы чувствуете, что материал не отложился как следует, то, разумеется, вам следует пройти этот уровень снова. Вы можете отделиться от Максима и заниматься с другим преподавателем.
Тревожные пятна мгновенно зажглись на алисиных щеках, будто для их включения она нажала на специальную кнопку. Феномен, не суливший в ближайшие минуты ничего приятного.
- Полагаете, Максим, лучше меня? - простонала она.
- ДА, Я ПОЛАГАЮ, ПОЛАГАЮ! КАК ЖЕ Я ОТ ТЕБЯ УСТАЛА!
  Вслух я сказала:
- Так считаю не я, а вы. Лично мне со стороны кажется, что вы одинаковы, но я ведь не могу влезть в вашу голову, чтобы понять, что там. И не могу препятствовать вашему желанию повторить пройденное.


Алиса поднялась с места, уронив при этом тетрадь, проследовала к двери, резко распахнула её и удалилась, громко стуча каблуками, несмотря на мягкое ковровое покрытие коридора.
Максим тяжело вздохнул и криво усмехнулся:
- Сейчас что-то будет.
Единственный звук, который  мне удалось издать, было вымученное: "Угу".
Алиса вернулась быстро, принеся с собой традиционный набор бумажных платочков и пузырёк с успокоительным. Усевшись и заботливо разложив свои причиндалы, она принялась демонстративно шмыгать носом, поминутно сморкаться и складывать употреблённые гигиенические средства аккурат перед лицом Максима, который вынужден был отодвинуться ближе ко мне.


Какое-то время мы пытались продолжать заниматься, пока Алиса не поинтересовалась мерзким вибрирующим тоном:
- А почему мы не делаем упражнения подряд? Почему пропускаем?
- Потому что преподаватель - я, и я решаю, что вам полезно делать, а что нет, - холодно сказала я, не глядя на неё.
- Это же специально разработанная методика, почему мы пропускаем? - долбила своё Алиса.
Я перестала обращать на неё внимание и кое-как дотащила занятие до конца, общаясь только с Максимом.
При выходе Алиса опять уронила тетрадь, а заодно и дорогущий смартфон, который брякнулся с глухим стуком, едва не попав мне по ноге.
- Максим, я уезжаю ненадолго в Венгрию. Надеюсь, за это время она очухается.
- Татьяна, хорошей поездки! Не расстраивайтесь, хотя, должен сказать, вы её спровоцировали. Татьяна... вы похожи на Анну Каренину из фильма Соловьёва.
Мне ужасно хотелось, чтоб он остался, хотелось обняться с ним и поплакать для разрядки напряжения. Но само собой мы просто чинно сказали друг другу "au revoir" (До свидания - франц.)

Продолжение http://www.proza.ru/2016/02/02/14