1 февраля 2016

Длиннейший разнообразный январь очередного високосного года остался за спиной. Оттепель продолжается в прямом значении слова. Между «плюс минус ноль температура» и небольшими градусами самого настоящего тепла. Солнце постепенно будет набирать высоту по мере приближения к моему марту, иначе «очередной точке сжатия» и вечной весне одновременно. Не раскрывая пока сохранившиеся записи, попробую сам побывать в шкуре своего литературного героя, единственного в своём роде, в некотором отдалении от персонажей, бывших, к тому же, свидетелями и соглядатаями.
Не знаю, как и за счёт каких скрытых внутренних резервов, но дождался обыкновенного нормального дембиля, который превратился в многодневный праздник прощаний и встреч, встреч и прощаний, не выпадая из центра внимания, как совершенно новое и необычное существо. Меня помнили и воспринимали по-прежнему, а я внутренне изменился до… самонеузнаваемости. Короче, мог быть непредсказуемым для самого себя, поскольку отдался свободному течению, имея всё же поддержку окружающих, какой-никакой авторитет, заслуженный с детских лет. Были сила, способность, быстрота реакции и скорость мыщления, а теперь начала проявляться одержимость, может быть, восполняющая недостаток воли и характера. Я уже был готов к любому действию и всевозможным трудностям по мере осуществления так называемого пути, проложенного по умозрительным вехам. Первая веха – возвращение домой, вторая – «возвращение в Москву», где как будто уже меня ждали, но где, тем не менее, жить надо было начинать с такого нуля, с каким ещё ни разу не сталкивался в жизни! Предстояло устроиться на тяжёлую работу, получить место в общежитии, стать лимитчиком, потом подумать об учёбе в ВУЗе, что было следующей обязательной вехой. А в свободное время знакомиться с заслуженными литературными кадрами, показывать себя и своё, не говоря уже о продолжении саморазвития и, так сказать, соблазнах молодого сильного тела, жаждущего праздника и ожидающего чуда. Совсем неплохо для начала. А начинать надо было в нашем соцреалистическом мире на какой-нибудь большой всесоюзной стройке, если не где-нибудь на тайном или явном фронте, защищая рубежи страны. Отработал, отвоевал, пострадал, набрался опыта, «хлебнув всеобуча Отечества», и вперёд по открытым путям с поддержкой «сильной и доброй власти»! Понятно, что помимо выбора, который есть всегда, у меня не было альтернативы вынужденному, но желанному пути, как у любого другого советского смертного, не обделённого честолюбивыми замыслами.

В предтече речи возраст, время, –
вся метафизика пласта
слиянья новости с твореньем:
вселенский жест стихотворенья,
предвестий творческих размах,
без разновесков на весах
мгновенной полноты явленья
великий первобытный страх!

Все струны ощущений – ветер
текуще-ткущихся эпох,
у кромки жизни или смерти
на грани раннего бессмертья
на фронт работ свой фонд тревог.
И белый лист, что потолок
для вверх глядящего младенца.
Исток, вибрация, поток!

В стихии вешнего теченья
речные льдины, облака
в одном порыве воплощенья:
в пушнине шума ось движенья,
сливаются два рукава,
как рукокрылая строка
нерукотворного творенья
в минутах, длящихся века!
          _______________

Негромкий у прибрежной кромки
ледышек пресный перезвон
и подавляюще огромный, -
глобальна каждая подробность, -
пространства небывалый фон
гром вставших на дыбы торосов –
весь «шумовой объём сверхплотный
«звучащей тишины во всём»!

Играю льдинками хрустально,
застыв на кромке, на краю,
как на игрушечном рояле
прозрачным пальчиком сыграли,
весь в том, что вижу и люблю;
в провалах совпаденья тактов,
кренясь на виражах крылато,
что в невесомости парю!

Плеск и овации сплошные
осипшей длинной тишины,
течение несётся в мыле
на встречный волнорез быка,
как древесина в лесопильне,
но ниже вновь течёт река
стремниной той же, полной жизни,
всей широтой материка!

По легендарному настилу,
давно снесённому мосту,
чуть выше ростом, чем перила,
вибрируя могучим скрипом,
вновь гуттаперчево иду,
как набираю высоту
возникшей радуги в стихии
из брызг и хаоса в цвету!
          ______________

Непроизводные начала
в метаморфозах внешних форм
земные радости-печали,
невосполнимой яви сон,
как время Оно до времён
возврата к далям изначальным,
истокам, что всегда венчали
ребёнка, ставшего творцом!

И отражаешься младенцем
в безмерно любящих очах,
припомнив эталон блаженства,
мифическое счастье детства
уже в заоблачных мечтах,
иных мирах и временах,
едва не обнаружив сердце
не в пятках если, так висках!

Самосвеченье в ореоле
влекущих неизбежных глаз,
бесёнок в играх, гений в роли,
без злости мировая страсть,
чтоб мне пропасть, творила всласть
мой образ в будущем и прошлом.
Хочу прослыть таким хорошим,
каким мне никогда не стать!

Так отзывается реальность
на свод неутолимых жажд,
от прогрессивных до астральных
невинных грёз, заёмных краж, –
так проявляется мираж
из представлений идеальных
и страхов индивидуальных,
входящих свойствами в купаж!

Но где врасплох бы ни настигли
шальные мысли, вздор сплошной,
превыше разума и силы
святое чувство перспективы,
пожалуй, каждому дано,
от Бога ибо внушено,
врождённым даром в общем виде
настаиваясь, как вино!
          _______________

И не пройдя до середины,
я канул в сердцевинный мрак
тепла преджизни с пуповиной
вины тотальной всех безвинных
вне времени при двух мирах
как преждевременный экстракт
уже посмертного развитья, –
всё предстояло потерять!

И если б знать, что всё нормально:
не аномалия талант,
но дух развитья в экстремальных
условиях приносит праздник!
Презрев поверхностный парад,
благодарить ты будешь ад,
вернувшись к общему согласью
путём положенных утрат!

Не ведать бы, что все напрасны
попытки мирно привнести
спасительного смысла ясность
в игру крутых страстей, соблазнов,
ведь в слепоте нужды-тщеты
незримы вечные черты,
как невозможен лик прекрасный
без самоценного пути!

Когда ещё не можем сами
ни сесть, ни встать, ни дать, ни взять,
то смотрим чуждыми очами
сквозь линзы, бывшими слезами.
И в мире, что не по нутру,
свет сфокусирован в дыру
несостоятельных мечтаний
стремлений к счастью и добру!

В струю удачной распродажи
попав, способный примитив,
пожертвовав пороку дважды,
уже почти, как боги жаждет
утратить несравненный миф,
себя самое обделив,
но там, где крал, стать верным стражем,
весь легион опередив!

Так и начнёшь, не устоявшись,
в мир проникать игрой с листа
на пяди голого пространства
между миров вне государства.
Ещё в предтече красота,
уже сгораешь со стыда
за празднества, утратив праздник,
вкус жизни, соль и смысл труда!

Ключ легендарности в отбросах
фантазий и сезонных грёз
грядущего в соблазнах сочных,
как достояний, между прочим,
ведь что бы ни было, жилось
иллюзией счастливых слёз
прекрасно… в безобразном прошлом!
Зачем тогда духовный рост?

Дотла сжигающая проза,
ничто, нигде и никогда!
Как аромат увядшей розы
дух дотлевающих набросков,
невосполнимость, как всегда,
и смерть, как гений без труда
приводит к наивысшей позе,
«случайный  дар» превосходя!
          _______________

Кто я, что, где и как завершился,
ничего не свершив на Земле,
зачехлился в решётку, зашился,
заблудился, расчёлся, приснился
легендарно уже не себе,
но какой-то типичной судьбе,
где убогий ущерб подтвердился,
обнаружив телесный надел.

Ну, и «рабская эта закваска»,
и бессилие праздной мечты
созидать бескорыстно и страстно,
отвечать за всеобщее счастье
вне воспитанной страхом среды,
где от прока прогноз красоты
сделал лишним моё соучастье
в сотворении мифа судьбы!

Окна настежь! Приманивай, сердце!
Ветер, ветер! Пространство даёшь,
ведь без этого некуда деться,
волнорез бесконечного детства
с гильотиной мгновения схож:
на потом… никогда проживёшь!
Обрывается лживым соседством
нить свидетельств, как повод и спрос!

Хлоп и всхлип! Исторический глобус
отсечённой отпал головой!
Заклинаю любую подробность,
восходя в неизвестного область
над гудящей, как тыква Землёй:
отреши от иронии злой,
раз в душе исчезает потребность
в первом встречном с открытой душой!