Пермский этап. Под музыку Моцарта

   


                ...Но музыка – это общение с Богом,
                И не перепутать бы:  с дьяволом – тоже.
               
                Виктор Прутский



     Теперь Барсуков мог без всякой там рентгеноскопии диагностировать воспаление легких.  Прежде всего. это нехватка воздуха; частое дыхание, распахнутые крылья носа.  Затем: тягостная слабость. И дальше по мелочи: не очень высокая температура, покашливание, боли в груди.

       Таким эрудитом он стал, отвалявшись два месяца с этой самой пневмонией в Пермском гарнизонном госпитале. В течение первого месяца ему регулярно втыкали в попу антибиотики и. вроде бы, пациент пошел на поправку. Через тридцать дней лечения его выписали.

       Барсуков очень обрадовался и домашние обрадовались тоже. У нас из ста заболевших пневмонией, пятеро помирают. Вот он и радовался, что не оказался в числе этих пяти процентов. Однако радовался рано. Через неделю после выписки явные признаки воспаления легких появились вновь.  Барсукова снова поместили в госпиталь.

       В этот раз с лечением недуга наметились какие-то затруднения.  В разговорах врачей появились словечки: отек, хроника. Этого еще не хватало! И лечебные проуедуры изменились. Параллельно с дырявливанием  ягодиц,  кололи в руку, прогревали грудь и спину. Все это очень не нравилось Барсукову. 

        В шестиместной палате его очень уважали. Хотя он не делал то, что очень ценилось в таком унылом заведении как госпиталь, то есть, не рассказывал анекдотов, не травил смачных историй про баб.  А уважали его за то, что у него всегда был спирт. Коллеги с кафедры, регулярно навещая его, обязательно (в оздоровительных целях) приносили разведённый, а то и неразведенный  спирт. Чего, чего, а спирта на кафедре было с избыткам. Вот и сегодня Женя Титов притаранил банку чистого ректификата, подкрашенного чем-то красным,  с  тремя, плавающими в нём. вишенкам.  Компот, мол.

     Вот этот «компот» и распивала перед ужином шестиместная палата. Ради банкета репродуктор включили погромче. Из него текло обычное крем брюле типа:

      «В нашем городе дождь. Он идет днем и ночью…».

        И вдруг после паузы понеслась из репродуктора упругая, радостная, ритмичная музыка. Когда музыка закончилась, Барсуков отправился в радиорубку, чтобы узнать, что за вещь транслировал радист.

         Вопрос Барсукова очень удивил сержанта-радиста:

     « Это же очень известная вещь. Сороковая симфония Моцарта. Неужели не узнали?»

     «Да действительно. Сороковая.», -- проблеял Барсуков.

     Он попросил радиста поставить симфонию еще раз и утром тоже. До самого отбоя музыка Моцарта звучала в его  голове, да так настойчиво, что вылилась в стихи:

По цветам,
           по зонтам
                и по крышам
нежно шлёпает  ласковый дождик
Спит зефир
                и ничто
                не колышет
Ни листы,  ни кусты.  ни траву


У дворца
               в карнавальной
                карете
сладко спит карнавальный извозчик
Ничего
               нет приятней
                на свете.
чем блистательный сон наяву .    
 
Вдалеке  маячит джокер
Старики играют в покер
Здесь мелочь луидор
Платить кредитками – позор.

      Стихи ему понравились, а палата за его пристрастие к классической музыке стала подшучивать: « Вон в Швейцарии коров, чтобы давали больше молока, заставляют слушать классическую музыку. Смотри, Алексей, так и ты скоро доится начнешь».  Доится не доится, а потянуло Барсукова на продолжение стихотворного процесса. Вскоре он выдал:

А за окнами
             дамы
                с азартом
обвевают  себя   веерами.
В кабинете   
                под рондо
                Моцарта
кавалеры вкушают вино.

Наконец
               дружно грянули
                скрипки.
Колыхнулось над свечками пламя.
Расцвели
               и глаза
                и улыбки.
Появились юнцы в домино.

Дам чарует рыцарь в зале
Котильон уже в разгаре
«Ах!» -- стон со всех сторон…

Как жаль, что это просто сон.

       Сопалатники Барсукова очень прохладно отнеслись к его стихам. Мол стих ни о чём и вообще: чушь собачья. 

     «Ладно пусть будет чушь. Не стану спорить, Что взять с этих таёжных медведей? Сидят неделями в своих шахтах», -- подумал Барсуков. А про себя он отметил, что болезнь вроде бы начала отступать. Заметил это и лечащий  врач.  Когда Барсуков предположил, что на него благотворно подействовала музыка Моцарта, врач сказал:

      -- Вы знаете, всё может быть. Музыка – это такая волшебная субстанция, что от неё можно ожидать разных необычностей.

     --  Как положительных так и отрицательных?

     -- Наверное, да.

     Вскоре после выздоровления Барсуков оказался в Ленинграде. В командировке. В музыкальном магазине на Невском он напокупал кучу пластинок с музыкой Моцарта.
 
        Теперь, когда становилось муторно на душе или когда чувствовалось недомогание, он всегда ставил на проигрыватель пластинку с музыкой Моцарта. И хандра, и хворь отступали. Особенно, хандра. Ай да Моцарт!