Ночной извоз

     Вокзал в Конотопе, не смотря на вечер, шумел в ожидание проходящего состава из Москвы.
     Я достал кисет, насыпал на газетный клочок махорку и стал сворачивать цигарку.
     – Угости табачком, – раздался хриплый голос.
     Передо мной стоял небритый мужик в рваном бушлате.
     – Самому щепотка осталась, – ответил я и убрал кисет в карман тулупа.
     – Скупердяй, – проворчал мужик и отошёл.
     Раздался паровозный гудок, и на вокзал вполз состав, обдавая перрон клубами пара. Стоянка была короткой. Через три минуты паровоз натужено загудел и потащил вагоны дальше, в Киев. Я удовлетворённо крякнул, заметив, что народу вышло много, стало быть, пассажиров себе найду. Сейчас все бегут из Москвы, испугавшись революции. Перрон потихоньку пустел, я приглядывался к приехавшим. А вот, и подходящий вариант – холёная дамочка с детьми и двумя чемоданами. Без мужика. Одета чуть ли не по летнему – содрать за провоз можно прилично. Я выбросил окурок и подошёл к ней:
     – Куда ехать изволите?
     – Мне в Липки нужно. Сколько будет стоить?
     – Десять целковых.
     Дамочка ахнула:
     – Побойтесь Бога! Почему так дорого?
     Я развёл руками:
     – Ехать почти до Кошар, вёрст сорок будет. Другие извозчики ещё дороже берут, – было видно, что дамочка согласна.  – И на дорогах не спокойно, поэтому плата вперёд.
     Дамочка вздохнула и дрожащей рукой протянула деньги, я убрал их во внутренний карман и взялся за чемоданы. Лёгкие. Кто же так несметливо собирается в дорогу? Ни на себе тёплых вещей, ни с собой. Снег ещё не выпал, но ноябрь выдался холодным.
     Я положил чемоданы посередине телеги. Пассажиры сели сзади, я впереди. Может на сене отогреются – всегда беру его: и теплее, и кобыле корм.
     Я понукнул, и моя кормилица неспешно двинулась из города. Благо, ветра нет – к полуночи доберёмся.
    Через некоторое время дамочка робко спросила:
     – Можно Вас попросить ехать быстрее? Мои дети замёрзли.
      Я обернулся. Мальчишка лет десяти поминутно вытирал у себя под носом, губы его младшей сестрёнки посинели.
     – Моя лошадь – не машина, – ответил я. – Она сама выбирает удобную скорость.
      Кобыла, к слову сказать, побежала быстрее – ей тоже хочется вернуться в тёплое стойло к сытной еде.
      Небо окончательно потемнело. Впереди, слева, виднелся отсвет – то ли скирды сена горели, то ли кто-то хутор поджёг. Безвластие в столице вызвало беспорядки по всей стране.
      Не оборачиваясь, я спросил:
      – А где же муж ваш? Почему он с вами не поехал?
      Дамочка смутилась, но всё же ответила:
      – Мой муж инженер, ему пришлось остаться.
      «Ясно, – подумал я, – твой муж белогвардеец. Поэтому и отправил тебя с малыми детьми из столицы. Но, к сожалению, не в самое спокойное место».
      Девочка заплакала. Я вновь обернулся. Чтобы успокоить дочку, дамочка достала какую-то безделушку с качающейся головой и полушёпотом уверяла:
      – Папа помнит о нас и обязательно приедет за нами.
     Я промолчал. Скорей всего, муж дамочки уже получил пулю из-за угла.
      Сзади справа послышался какой-то шум. Я посмотрел – наперерез быстро двигалась лошадь, запряжённая в телегу. Когда повозка вышла на дорогу и поравнялась, я узнал кума Миколу.
      – Здоров будь, Петро! Куда бабу довозишь?
      – В Липки.
      – Я слышал, в Кошарах вчера казачий разъезд видели.
      – Так, то вчера, – ответил я.  – А ты куда, на ночь глядя, подался?
      Микола воодушевился и показал берданку:
      – Усадьбу Шевченки грабят. Бросай бабу, и поехали со мной – глядишь, что-нибудь ценное достанется.
      Граф Шевченко – самый зажиточный помещик в округе. Сам, видимо, в бегах, а имущество стала растаскивать челядь.
      – Догоняй, Петро. Припоздаешь, в долю возьму.
      Кум стегнул вожжами лошадь и умчался влево, в степь.
      Я задумался. Пока довезу дамочку, пока доеду до усадьбы – останется самое непотребное.  На заверения Миколы надеяться не стоило. Деньги за проезд были у меня – слабая женщина их отнять не сможет. А мне своих детей нужно было кормить и поднимать на ноги.
      Я натянул вожжи:
      – Слезайте с телеги.
      Дамочка запричитала:
      – Во имя Господа, Вы не можете так поступить.
      Я встал и сбросил на обочину оба чемодана. Женщина бросилась к ним, а я снял с телеги обоих детей.
      – Вон, за тем дальним пригорком будет ваш хутор,  – сказал я и, сев на телегу, взмахнул вожжами.
      До Липок было недалеко, и если Господь благоволит слабым, то не оставит дамочку с детьми в беде. Не оглядываясь, я настёгивал свою кобылу. Зарево впереди становилось всё ближе. Вскоре выехал на дорогу, ведущую к усадьбе. Выстрелов не было слышно, но я, на всякий случай, вытащил из-под сена обрез.
      От усадьбы явственно доносились голоса и треск ломаемых построек. Горело в нескольких местах, поэтому в округе было светло как днём. Впереди я увидел стоящую на дороге телегу без лошади. Проезжая мимо, натянул вожжи и присмотрелся. На телеге навзничь, лицом ко мне, лежал кум. В его остекленевших глазах играл отсвет пожара. Из рассеченной груди сочилась кровь.
     Казачий разъезд.
     Я с силой натянул левую вожжу, чтобы развернуться. Лучше бы я довёз ту дамочку до места.  Телега почти развернулась, но тут переднее колесо провалилось в ухаб. Кобыла фыркала от натуги, но вытянуть не могла. Я соскочил с телеги, чтоб высвободить колесо.
     За спиной раздался цокот копыт…