Я заберу твои страхи. Глава 8

Глава 8.

Я эгоист. Это не только черта моего характера, это — мой жизненный принцип. Но, как и у всех людей, у меня есть слабости. Кто-то не может пройти мимо брошенного щенка, кто-то опускает купюры в стеклянные коробки у касс супермаркетов для помощи детям с онкологическими заболеваниями. А я не могу оставить человека, если ему страшно. Эгоизм не исключает доброты. Правда ведь?
— Расскажи о своем детстве, — попросил я. Прижимая к себе Яну, я сквозь теплый свитер чувствовал, как девушка все ее дрожала от моего поцелуя. Делать что-либо в таком состоянии было невозможно, поэтому я просто уложил Яну в кровать и крепко обнял.
Она начала не сразу, словно давала мне возможность отступить. Но любопытство не позволило.
— Отец сестренки умер, когда ей было 3 года, — начала Яна. — Мама начала жить с другим мужчиной. Наверное, это он мой отец. Он бросил маму, когда узнал о ее беременности. Так мне рассказывала Алиса, — Яна тут же поправила себя: — Сестренка.
— Почему не Алиса? — спросил я.
— Когда она забрала меня к себе, попросила называть сестренкой. Чтобы это сделало нас ближе. Алису забрали родственники со стороны ее отца, когда мама начала пить. Но Алиса не забыла обо мне и забрала от матери, как только смогла сама себя обеспечивать. Она пыталась упросить своих теток и до того забрать меня, но я ведь была для них чужой. Я всегда буду в долгу перед Алисой. Первое время мы с ней кое-как перебивались. Она поступила в университет, я — в школу. И мы обе работали. Алиса держалась год. А потом ее уволили с работы, и она решила, что выйдет замуж за Евгения Борисовича, он давно за ней ухаживал. Знаю, Алиса сделала это ради меня. Я виновата.
Все это я уже давно знал, но не останавливал Яну. Если ей удобней было начать с самого начала — пусть.
— Расскажи о том времени, когда ты жила с матерью, — подсказал я и ободряюще погладил девушку по спине.
— Сначала я не понимала, почему надо мной и мамой смеются, почему дети не хотят со мной дружить, почему мама никогда не обнимала меня, почему сестра, которая всегда заботилась обо мне, уехала, — Яна тихо всхлипнула. — Я даже свыклась с этим, но мы с мамой переехали в маленький город, две-три улицы всего. Мы поселились в комуналке. В комнате рядом жил мальчик — Денис. Он был на четыре года старше. Мне он нравился, потому что был почти такой же взрослый, как и Алиса, потому что у него тоже не было отца, а еще он был первым, кто начал со мной дружить. Он защищал меня от остальных. Я… — девушка запнулась, крепче прижалась ко мне. — Я и подумать не могла, что он сделает что-то подобное. Он пришел ко мне ночью, когда мамы не было дома. Я хотела кричать, но мой рот был завязан. Я… Я пыталась отбиваться, но была прижата животом к кровати. Он был пьян, я точно помню. Это было так больно и грязно. «Я виновата. Почему это случилось именно со мной?» — вот о чем я думала. Потом второй раз, когда мама отвела меня к соседке в гости. И на пустыре. Так холодно, земля такая холодная . Пока не наступила зима, я пыталась от него убегать, прятаться в чьих-то дворах, но он находил меня. Чаще всего дома, когда я оставалась одна ночью. Было так страшно, и мерзко, и…
Глухая ярость обволакивала меня, слушать было невыносимо.
— Я рассказала своей маме. Она лишь посмеялась и сказала, что такой мальчик, как Денис, не взглянул бы на меня. Тогда я рассказала его матери. Но она не поверила и выгнала меня. После этого она не позволяла мне появляться у них в комнате, и отчасти, мне это помогло. Теперь он приходил ко мне раз или два в месяц.
— А другие взрослые? — резко перебил я.
— Они не поверили. Понимаешь, его мать была уважаемой учительницей, муж которой умер от рака. А моя мать была пьяницей, женщиной легкого поведения.Он в глазах остальных был несчастным мальчиком, обделенным отцовским вниманием. Ответственность за поджоги и воровство, устроенные группой подростков, которую он собрал, ложилась на чужие плечи. Он всегда выходил чистым из воды. А чего можно было ждать от меня, ребенка, которого нагуляли?
— Замолчи, — попросил я, не в силах больше это слушать. Глаза щипало от сдерживаемых слез. Как часто в очередях к психологу я видел девушек-подростков, окруженных черным дымом ненависти вместо ауры. Я видел еще более страшный цвет: сине-серый, тошнотворный, вселяющий ужас в своего обладателя. Я боялся к ним подходить, я боялся встречаться с их пустыми взглядами и видеть раны, из которых вырвали целые куски жизни, раны, которые никогда не очистить от гноя и запаха разложения. У некоторых на руках я видел шрамы от порезов, кто-то действительно пытался найти твердую почву под ногами, чтобы встать, идти дальше, а кого-то засасывало обратно. Как и меня.
— Почему ты не рассказала Алисе?
— Как я могла? Ведь она бы чувствовала себя виноватой.
— Ты должна была…
Наконец Яна разрыдалась, с надрывом, не успевая дышать — словно пыталась выплеснуть всю боль с обжигающими слезами — пока не уснула.
Осторожно высвободившись из легких объятий, я ходил по квартире, натыкаясь на холодные стены в темноте. Меня разрывало чувство гнева, беспомощности и боли. Уснул я под утро. А когда проснулся, Яна уже давно ушла в университет. Я сел за работу, но работать не смог. Мне звонила Аня, но я не ответил. Я не знал куда себя деть, все валилось из рук. И когда Яна пришла, я уже обдумал что ей скажу.
— Привет, Антон, — поздоровалась она с порога. — Я могу войти?
— Конечно, ты можешь переехать ко мне, пока не вернется Алиса.
— Спасибо, — Яна улыбнулась. — Я могу готовить, хотя у меня не получается так же хорошо, как и у сестры.
— Яна! — девушка вздрогнула. — Я пересмотрел свое вчерашнее решение. Тебе нужно у психологу, к профессионалу.
— Нет!
— Яна, не будь ребенком!
— Я не пойду.
— Хорошо, — я решил озвучить мысль, над которой долго размышлял. — Тогда давай я выполню свою часть обещания, но ты завтра же запишешься на прием к моему знакомому психологу. У нее было не мало подобных случаев.
Яна молчала.
— Ну так что? — не выдержал я.
— Хорошо, — прошептала девушка. — Но ты должен выполнить обещание.
Обещания я не любил. И вообще не помню, чтобы я что-то Яне обещал, но возражать не решился. Я уверен, вы бы осознали все мое замешательство, если бы видели Яну собственными глазами. Она была привлекательной девушкой, хоть и старалась это спрятать за мешковатой одеждой. Но в то же время, Яна оставалась маленьким ребенком, наивным, раненым и нуждающимся в моей помощи. В моей помощи. Именно в моей. Но со вчерашней ночи все казалось слишком серьезным. Я был растерян, я опасался. Я мог бы выйти из игры, которая неожиданно совсем перестала быть игрой, но это было еще страшнее. Я уже успел пожалеть, что пригласил Яну к брату. Все оказалось слишком сложным. Еще год назад я бы попросил Яну освободить мою квартиру и забыть дорогу к моему дому, но теперь все было иначе. То ли потому что она была сестрой Лис, то ли я стал мягче характером, но скорее всего разгадка таилась в том. что помощь Яне была чем-то вроде искупления моих предыдущих грехов. Я как те дети, которые думают, что помощь бабушке сможет искупить десятки забранных кошачьих жизней. Я люблю преувеличивать свои добрые дела.
— Думаю, ты должна знать, что я вижу ауры людей, — признался я Яне, когда она читала книгу, лежа рядом на кровати. Девушка недавно приняла душ, и мокрые спутанные волосы облепили ее плечи.
— Всех? — удивленно спросила Яна, захлопывая книгу.
— Да.
— И какого же цвета твоя аура?
Я ошеломленно посмотрел на девушку. Никто еще не задавал мне такого вопроса. Обычно всех интересовал собственный цвет.
— А за свою спросить не хочешь?
— Зачем? — Яна улыбнулась. — Что со мной — я прекрасно знаю, а вот ты — все еще загадка.
Я рассмеялся, притянул девушку к себе. Она неловко и стыдливо обняла меня в ответ.
— Это так и останется загадкой, — прошептал я Яне на ухо, и она так вздрогнула, что я не смог удержаться от улыбки. — А взамен, я выполню свое обещание.
— Хорошо, — выдавила девушка, стараясь удержать дрожь в коленях. Мельком я взглянул на часы.
— Тебе никуда не нужно завтра идти?
— Нет, — ответила Яна. Я воспользовался этой заминкой, чтобы положить девушку на спину.
— Не бойся, я буду осторожен.
Яна была словно фигурка из стекла: чистая и хрупкая. Я ненавидел стекло. Я всегда его разбивал. Она плакала, но просила продолжать. И я продолжал, нашептывая ей что-то. Что-то незначительное, ведь к утру ни я, ни Яна этого помнить не будем.