Друг по переписке

Дорогой мой друг, Элья Лапа! Когда ты впервые подписала свое письмо этим именем, признаюсь, я немного смутился. Зная мое скептическое отношение к подобным вещам, ты могла бы это предвидеть. Но рискнула. Или ты в очередной раз была лучшего мнения обо мне, чем я сам. В любом случае, замешательство моего скверного характера вскоре исчезло, и я убедился в искренности твоих чувств, рождающихся в самой глубине твоего маленького и огромного сердца. Теперь я без всякого смущения и даже со стыдливым удовольствием буду обращаться к тебе именно так: Элья Лапа.

Идет уже третий год, как первое письмо, отправленное тобой отцу на фронт, по ошибке попало в совершенно другую дивизию. С тех пор я никак не могу смириться со счастьем быть твоим другом по переписке. Ты знаешь как мне жаль твоего отца. Я каждый день проверяю списки бойцов восточного фронта. Словами не описать, в каком я был отчаянии, увидев свое имя и фамилию на доске с черной лентой. Лучше уж это был действительно я, а не мой тезка и твой отец. Конечно, тебя это мало утешит, и в свои пятнадцать лет ты понимаешь куда больше, чем я в тридцать шесть, но знай, что война забирает только самых храбрых и достойных воинов. Гордись своим отцом, мой дорогой друг...

В прошлом письме ты написала, что сейчас тебе тяжелее уснуть, и не мог бы я рассказать какую-нибудь занимательную историю из жизни, чтобы ты читала ее перед сном. Я сразу вспомнил себя в твоем возрасте, а так как я нахожу твой возраст самым прекрасным из всех, то и историю я выбрал из тех же времен.

В конце прошлого столетия, когда я мечтал наконец окончить школу и уехать учиться в город N на мастера по кораблестроению, я дружил с двумя приятелями. Говоря "с двумя приятелями", я имею в виду одного человека. Но до чего же он был удивительным! Как в нем удавалось ужиться двум противоположным натурам, до сих пор остается для меня загадкой. Было в нем что-то даже одинаково мужское и женское. Он обладал поистине добрым и чутким сердцем, которое не часто встретишь у матерей, но в тоже время его нельзя было обвинить в отсутствии воли или излишней мягкости характера. Напротив, иногда он был до неприятной степени жестким и резким, чем нередко вызывал негативное мнение о себе. Но потом, своим ласковым и душевным отношением он мог стереть любую злую память.

А как он играл в карты! С каким азартом он начинал раздачу! Я, честно говоря, допускал в такие моменты, что он безумен и одержим игрой. Если же он проигрывал в порыве страсти неплохую сумму, то начинал корить себя и сыпать обещаниями, что это в последний раз. И уже при следующей раздаче удваивал ставки.

Он мог быть бесконечно равнодушен и безучастен к разговорам на самые интересные и высокие темы, но отчаянно вспылить в споре из-за какого-нибудь пустяка.

Мой друг, Элья Лапа, надеюсь это письмо не попадет в руки тому, кто сможет тебя бранить из-за него, потому что сейчас я хочу рассказать о любви в жизни моего товарища. В твоем возрасте ты наверняка думаешь часто об этом. Так вот...

Со своими подружками ему тоже приходилось несладко. Тут его раздвоение личности (только не подумай о психическом расстройстве! Мой приятель был на удивление очень гармоничен. Но об этом в другой раз) достигало своего апогея. Несколько раз он так влюблялся в своих женщин, что дважды мне приходилось давать обещания взять на себя роль шафера, но потом он отменял свадьбу, ссылаясь на то, что снова охладел ко всему мирскому. Конечно, тут не обходилось без обвинений и оскорблений в его адрес со стороны бывших невест. И его снова начинали обвинять в наличии женских качеств, в плохом смысле этого слова (когда ты немного подрастешь, то поймешь, что я имею в виду и вовсе не хочу никого обидеть).

Вот такой вот был мой приятель. Как уже сказал вначале, я в шутку считал, что у меня два друга вместо одного. Но как ты понимаешь, ничего веселого тут нет. Наоборот, вся жизнь его сама по себе трагична.

Начнем с того, что воспитывался он своей теткой, так как родители его погибли в автокатастрофе, когда он был совсем еще маленьким. Тетя его очень сильно любила, души в нем не чаяла, чем медленно, но верно губила его. Мой приятель в силу своей особенности, часто ругался с ней, приходя в ярость, грозился навсегда оставить ее, но потом осознавал, что кроме неё никто из живых его так не любит и тут же приходил с извинениями и в ужасном расстройстве.

Его тетя хотела, чтобы он стал адвокатом или врачом и собрала приличный капитал на его обучение. Он же, в свою очередь грезил себе славу писателя и журналиста. Когда конфликт достиг пика, мы с ним заканчивали школу. К нашему удивлению и к печали тетушки, он после выпускного направился прямиком в военкомат. Сначала ему отказали, объясняя отказ тем, что он единственный кормилец в семье и сирота, но после долгих уговоров и споров его чудом опередили на флот. Не буду томить тебя долгими лирическими отступлениями и скажу сразу, что случилось потом.

Пока он находился в море, у его тети обнаружили рак груди, одну из тех стадий, когда остается только надеяться на чудо. Теперь уже не слушая никаких уговоров, а скорее всего их и не было вовсе, его комиссовали домой.

Тогда, на похоронах его тети я видел его последний раз. Он был молчалив и даже не попрощался со мной. И исчез. Где он сейчас я точно не знаю, тем более идет война. Год назад я слышал, что он стал практикующим юристом в одной небольшой европейской стране, а в свободное время пишет рассказы и публикуется под неизвестным мне псевдонимом в одном из местных журналов.
Я знаю, Элья, ты девочка умная и храбрая, как твой отец, а потому уверен, что эта история не помешает твоему юному и крепкому сну. Жду твоего нового письма.

Твой друг по переписке, младший сержант Г. С.