Пока идёт снег

               

На улице тает. С крыш слышно тикает капель. Зима давно не подаёт признаков жизни. Корреспондент областной газеты Серёжа Иванушкин с режиссёром народного театра Семёном Кукенгейзером взяли по две порции пельменей с уксусом и по сто пятьдесят водки.

-Знаешь, люблю вечерком, когда нет спектакля, отварить пельмешек, дождаться, когда начнут всплывать, потом выловить и на тарелку. Добавить кетчупа-майонеза, скрутить пробочку, налить холодненькой водочки и в рот!
 
-А мне рюмочные нравятся,- признался корреспондент Иванушкин,- всё динамично, чётко: выпил-закусил-повторил-и снова в редакцию.

-Ты прям, с  какой-то немецкой обстоятельностью выпиваешь.

Вместо растворимого кофе, от которого только изжога и сердцебиение, приятели дёрнули ещё по пятьдесят водки. Обоим хотелось коньяку, но водка дешевле.

-А вот Маркес любил текилу, Апдайк  ром,- загрустил Семён Кукенгейзер,- Драйзер коньяк, а Чарльз Буковски вермут.

-Ну, а мы, как Ивлин Во, выступаем по русской водочке,- развил тему корреспондент Иванушкин.

За грязноватым окном, у которого сидели приятели, рвал глаз магазин Дикси цвета оранжевой газировки на фоне давно не реставрированного монастыря.

-С Дмитриевой поцапался на репетиции. Всё настроение испортила. Играет последнее время вяло, без огонька. А всё почему? Да потому, что мужа нет и любовника тоже. А где она его возьмёт в своей детской библиотеке? А что бабе нужно?

Из новенькой блестящей лаком иномарки вышла девица в коротеньком пуховике и направилась в салон мобильной связи.

-А нужно, чтобы половая жизнь была регулярной и разнообразной,- проводил корреспондент Иванушкин девушку долгим  взглядом.

Режиссёр Семён Кукенгейзер репетировал к юбилею народного театра чеховскую «Чайку». Корреспондент Серёжа Иванушкин по заданию редакции готовил материал об этом культурном событии в жизни областного центра. Сегодня он собирался взять у приятеля интервью.

-Слушай, а  давай ко мне в труппу?!

-Ну-у, я пока не дозрел.

-Юбилей на носу, а у меня половина артистов  за последний год в Москву слиняла, кто менеджером, кто охранником, кто продавщицей. А ты у меня бы Конька Горбунка играл на детских спектаклях.

-Почему Горбунка?

-Ну, ты же физически культурный, мастер спорта по лыжам.

-А я что, по-твоему, на лыжах выходить на сцену буду?

-Эх, Серёжа, а режиссёрское воображение на что?! Оно дополнит-дорисует! Тебе останется только всё точно сыграть!- полыхал взглядом Кукенгейзер.

-А в прошлый раз Треплева обещал в «Чайке»,- припомнил Иванушкин.

-Не будем, Серёжа, возвращаться в эту реку.

-Почему не будем – обещал!

-Ладно, посмотрим,- ушёл от прямого ответа Кукенгейзер.

-Кому Нину Заречную отдать не знаю. У Таньки темперамент бешеный, сама в постель прыгает, но на сцене сильно переигрывает. А Светка, ну ты знаешь, два метра красоты, но в постели бревно-бревном,  пока раскочегаришь хоть немножко, и на сцене какая-то деревянная. Что посоветуешь?

-Пусть обе играют.

-Я серьёзно спрашиваю.

-Ну, если серьёзно, я бы Светке роль отдал – на неё из зала смотреть приятно.

-Тебе просто рассуждать, а Танька? Она же психанёт и вообще из театра может уйти.

-Да никуда Танька - заслуженная артистка твоей спальни не денется.

-Думал у меня с ней на один отпуск, а затянулось на полтора года.

- Осложнение после жаркого лета,- подытожил Иванушкин.

-Теперь вот прибываю в состоянии психоанализа,- отпил Кукенгейзер из одноразового стаканчика.

-А вот Светку с её длинными европейскими ногами, точно коммерс  какой-нибудь склеит.

-Да-а…задача. Ладно, ты вообще-то у меня должен интервью брать, вот и бери, только сначала возьми по пятьдесят и сразу за дело!

Пока Иванушкин ходил к стойке за водкой, уборщица влажной тряпкой протёрла липкий столик.

Кукенгейзер выпил, вошёл в образ, и приготовился гнуть пальцы.

-Театр! Что ты знаешь о театре! Слушай сюда!

-Угу.

-Запоминай дальше. Вот ответ на твой первый вопрос: искусство умерло! – Кукенгейзер эффектно откинулся на спинку общепитовского стула, и с лицом «я талантище» поглядывал на корреспондента.

-Я слышал, что есть люди, которые уверяют, будто  искусство вечно,- профессионально начал провоцировать корреспондент Иванушкин собеседника.

-Не болтай!- строго обрезал приятеля режиссёр.

-Я извиняюсь!- стеснительно замаячил у столика тощий мужчина с длинными редкими волосами,- можно поинтересоваться вашим, так сказать, жизненным вектором?

Кукенгейзер с Иванушкиным напряглись. Повисла длинная пауза.

-Довольно неожиданно для вечера вторника,- криво улыбнулся Кукенгейзер незнакомому мужчине.

-Простите, ещё раз повторите вопрос,- первым пришёл в себя корреспондент Иванушкин.

-Я смотрю вы люди интеллигентные, сидите, беседуете без мата. Вот ответьте мне: какой у вас духовный посыл?

-А вам зачем?- насторожился Кукенгейзер.

-Вот это и есть наша хвалёная русская духовность?- мужик показал рукой на улицу. Где двое подростков с девицей пили пиво.

-Куда мы катимся? Вот скажите мне, молодой человек,- обращался он к Серёже Иванушкину.

-Хорошо,если не буйный, а то мало ли что,- осторожно разглядывал мужчину корреспондент Иванушкин.

Выпить в два лица уже не получалось. Спорить тоже не тянуло.

-Вот скажите мне, что может спасти Россию от пропасти бездуховности?- наседал длинноволосый.

Кукенгейзер шумно вздохнул и вопросительно посмотрел на приятеля.

-Не хочется терять надежду,- признался мужчина.

Иванушкин с Кукенгейзером затаились от лишних слов.

-Вы знаете, Россия всегда держалась на культуре. Простите, я не представился. Бекетов. Художник. Раньше работал оформителем на трикотажной фабрике.

-А вас, простите, как  зовут?

-Сергей.

-Вы меня извините, Сергей, что я пристал со своими вопросами, мешаю вам с товарищем отдыхать. Просто жизнь свободного художника понуждает к размышлениям. А размышлениями хочется поделиться. Вот ответьте мне - есть ли у нас шанс сберечь наше культурное достояние? Как нам сделать, чтобы народ снова начал тянуться к культуре?

-А народу это когда-нибудь было нужно?- вспомнил Иванушкин свои частые командировки по области. У народа своя культура – народная. Раньше народ плясал под гармошку с частушками, а теперь отрывается под Ласковый Май. Но вслух,  ничего не сказал.

-Россия всегда была сильна своей культурой,- не сдавался живописец Бекетов.

Иванушкин с Кукенгейзером  не возражали. Просто не было смысла.
Вокруг  разливали-выпивали-разговаривали посетители. Им не было никакого дела до Бекетова. Они даже не оглянулись. На блеклых стенах кафе висело несколько копий с чёрно-белых фотографий дореволюционного города. Церкви-призраки, давно снесённые в атеистическом угаре; здания губернской архитектуры, на месте которых теперь блочные девятиэтажки, и горожане в поддёвках-сапогах, сарафанах платках, глядящие в объектив фотографа. Они мало изменились, разве, что одежда.

Приятели ещё немного посидели, потом неспешно и без цели пошли через рынок мимо бройлерных цыплят, эквадорских бананов, мороженой рыбы и китайского шмотья.

-Ты Довлатова любишь?

-Спрашиваешь.

-Хочу его поставить в театре.

-Постой, он же прозаик, а не драматург.

-Ерунда, мы с тобой в два счёта переделаем в пьесу.

На улице стремительно свечерело. Большими лохматыми хлопьями повалил снег и никакого города вокруг не стало.


Таганка, январь 2016