Рынок

Рынок в районном центре бывает только один раз в неделю. И когда ещё ходили рейсовые автобусы,  народ старался именно в этот день ехать в район.
Рынок появился в девяностые годы, когда резко начались сокращения рабочих мест.

Один за другим закрывались предприятия, колхозы... Выжили только хлебозавод, электросети, больница, пожарная часть…

И вышли торговать медсёстры, бухгалтера, ветеринары и рабочие...

 Сначала это было необычно, а потом привыкли. На нашем рынке никто не хватает тебя и не навязывает свой товар. Люди ходят степенно и смотрят на баночки мёда из Воронежа. Свой мёд кончился. Лето было холодное.
Я всегда подхожу к палатке, где выставлены изделия вологодского трикотажа. Стою и любуюсь  изделиями изо льна. Насколько талантливы наши рукодельницы.

За многие  годы только один раз подлетел ко мне  заезжий чернобровый житель гор. Он поймал мой ищущий подходящую куртку взгляд.  Я не успела охнуть, как он почти затащил в свою палатку, снял пальто и чуть не на коленях застегнул на мне что-то ужасное, с длинными рукавами.
- За полцены отдам, почти даром!

А я, не привыкшая к такому напору, не знала, как деликатнее отказаться. Но инстинкт самосохранения  сработал, и я сказала, как отрубила:

- Извините. И цвет не мой, и размер не мой.
- Дурра! Что тебе ещё надо! – понеслось гортанное на весь рынок.

 Знал бы он, что со мной так никто не разговаривает. Это неприлично.

Когда я бежала рано утром через  рынок от автовокзала  на совещание, мне кивали головами наши и приезжие  и я слышала:
- Здравствуйте! Как ваша девочка? Как ваш ангелочек?
- Здравствуйте! - отвечала я на бегу и кивала головой.

Когда мне надо было ехать на совещание или по бумажным делам, я всегда проходила через этот маленький и уютный рынок, где люди знали друг друга, здоровались, обнимались, узнавали новости, одновременно проходили мимо немногочисленных палаток, разглядывали товар, искали нужное в хозяйстве.

Давно уже не ходят рейсовые автобусы. Чтобы поехать в больницу или на рынок, мы нанимаем частную машину.

Вот и сегодня я иду по рынку. Со мной здороваются, улыбаются, подходят, чтобы обнять. Это бывшие коллеги по работе, бухгалтер, мелькает кассир. Просто кто-то кивает головой. И после  одиночества это так приятно, что тебя кто-то ещё помнит.

Вот вижу женщину. Лицо знакомое. Мы потянулись мы друг к другу. Это женщина живёт за несколько волоков, у неё такая же фамилия, как и у меня.
Мы обнимаемся, рады несказанно.

Вот меня останавливает молодая красивая женщина, и мы не можем с ней наговориться. 

Я помню, как пришла она в школу молоденькой девушкой после пед-училища. Из неё получился хороший учитель начальных классов. Она замечательно проводила общешкольные мероприятия. И линейки у нас были такие душевные, домашние.

- Спасительница ты моя!- говорю я ей.
Никогда не забуду, как вы с Татьяной спасли мне жизнь.

У меня после смерти мужа совсем покачнулось здоровье.
А на руках маленький внук.

- Был приступ, - продолжаю я, -
Наверное, поднялось давление.
И электричество погасло.
И никого не позвать.
Каким-то чудом я до тебя дозвонилась.
А ты  позвонила  Татьяне.
И она сидела около меня до трёх часов ночи, пока всё же приехала скорая помощь.
А я боялась одного, что умру и напугаю маленького внука,-
 я замолкаю.

- А помните, как вы пешком ходили по этой дороге?
- Как не помнить?! 
Доберусь на чём попало  до   грунтовки и стою на морозе часа два.
И думаю:
- Лес кругом, случись, что со мной,  и ни людей, ни машин. А ведь в то время ходили только бензовозы, молоковозы и газики.

- Лучше не вспоминать. Это было суровое время.

- Только вы перешагнёте через порог учительской, я уже знала, что у вас на душе,  радость или забота какая.

- Да, у нас было хорошо, дружно мы работали.

- А помнишь наши сборы за твоим столом? Всегда была картошка в мундире. Рыжики с луком, в масле подсолнечном в общем блюде. И в общей чашке редька со сметаной и морковью. Всё было своё.
- А ещё я помню, как вы пекли хлеб, потому что не было денег, чтобы купить его в магазине.

И мы идём с ней рядом минут пять, и тёплыми воспоминаниями наполняются сердца.

 Мы ещё не знали, что придут суровые времена.
Мы не будем обниматься, пожимать руки, ходить к соседям.
Наши лица будут закрыты, а глаза тревожны.
Мы будем узнавать друга друга по этим глазам,
в которых прячется искра надежды.