Шишковать поехали

          – Скажи спасибо Василь Степанычу. Если бы он за тебя не попросил, не пообещал за тобой приглядывать, ни за что бы не отпустила.
          Мать суетливо укладывала в рюкзак Димкины вещи, а отец складывал в большой  мешок только что закупленные продукты. Здесь были и пачки макарон, и банки тушёнки, и сахар, и многое другое, что позволит  не голодать в тайге ближайшую неделю.
          А началось всё вчера, когда Димкин приятель Лёшка Казарин подошёл и, хлопнув  по плечу предложил:
          – Поехали с нами шишковать. Я деду сказал, он не возражает. Ещё Женька Смирнов поедет. Дед, Женька, ты и я.
          – Конечно поеду, – Димка даже подпрыгнул от радости, – А когда?
          – Рано утром в воскресенье. Часов в пять.
          – Здорово! Вот только..., – Димка представил себе реакцию матери на это известие. Но Лёшка, догадавшись, что беспокоило приятеля, поспешил его успокоить:
          – За мать не беспокойся. Дед сказал, что сам к ней зайдёт и попросит за тебя. А ему-то, сам понимаешь, никто не откажет.
          В этом Димка не сомневался. Лёшкин дед был самым опытным таёжником в посёлке. Несмотря на то, что ему было уже за семьдесят, он каждый год ходил на промысловую пушную охоту и всегда приносил больше всех беличьих и собольих шкурок. Если кто-то терялся в тайге, то в первую очередь бежали к деду Степанычу, как за глаза звали его в посёлке, и он всегда организовывал поиски и почти всегда находил незадачливых таёжников.
          Кроме того, дед Степаныч был кладезем таёжных хитростей. Он знал повадки зверей,  неисчислимые приёмы охоты на них, был отменным рыбаком, провести в тайге неделю, а то и месяц, было для него сущим пустяком.
          – Слышь, Дим, –  окликнул отец, – Ты будь повнимательнее, запоминай всё что дед будет говорить, как он ведёт себя в тайге,  как жильё обустраивает. Да мало ли... Таких таёжников совсем мало осталось. Их опыт забывается, теряется. А это очень плохо. Это ведь опыт многих поколений людей, людей мудрых и внимательных. Так что, пользуйся случаем.
          Димка был городским мальчиком. Сюда он приезжал лишь на летние каникулы, да и то не каждый год. Однако, благодаря своему компанейскому характеру, быстро обзавёлся в посёлке друзьями и время проводил весело и с пользой для себя. Уже многие особенности таёжной жизни не были для него тайной, и в душе он гордился этим. Но провести в тайге целую неделю на промысле кедровых орехов, да ещё с таким человеком, как дед Казарин – об этом он и мечтать не мог.
Сборы закончили быстро – Василий Степаныч дал точные инструкции. Отец сложил собранные вещи у дверей и скомандовал:
          – Всем спать. Подъём в четыре ноль-ноль.  Всё. Все разговоры прекратить. – Он шутливо щёлкнул задниками домашних туфель, подхватил мать под руку и они вышли из комнаты. Димка окинул взглядам кучу приготовленных вещей, вспомнил как это всё называл дед Казарин и пробурчал:
          – Ишь, бутору набрали.
          Потом с хрустом потянулся и отправился спать.

          Ах, как трудно выбираться из плена крепкого утреннего сна! Глаза не хотели открываться, голова не желала отрываться от мягкой, тёплой подушки. После нескольких безуспешных попыток поднять сына отец сказал:
          – Ну, ладно, мать, пусть спит. Извинимся перед ребятами. Мол, не поедет, устал очень.
          В ту же секунду Димка был на ногах. Сон исчез мгновенно, будто и не было этой непреодолимой истомы.
          – Пап, ну, что ты говоришь. Я уже готов.
          Наскоро съев пару бутербродов, заботливо приготовленных мамой, запив их горячим чаем, Дима расцеловал уже готовую всплакнуть мать и сопровождаемый отцом понёс собранные вещи к дороге.
          Старенький УАЗик, прозванный в народе «Таблеткой» за то, что именно эти машины чаще всего использовались в качестве машин скорой помощи, скрипя на каждом ухабе, выехал из посёлка и по просёлку углубился в тайгу. За рулём сидел Лёшкин отец, рядом с ним, на положении штурмана  - Василь Степаныч, а ребята вольготно расположились в салоне, используя мешки с мягкими вещами в качестве подушек и матрасов. На улице было ещё темно, за окном ничего не видно, и парни быстро задремали.
          – Подъём, парнишки! Приехали! Разгружаемся.
          Поляна, на которой остановилась машина, была ярко освещена косыми лучами просыпающегося солнца. Они пробивались сквозь плотную завесу сосновых и кедровых веток и создавали фантастическую картину, сотканную из теней и света, из низкорослого кустарника и мощного травостоя, которым была выстлана поляна. Воздух – настоящий коктейль из хвойного настоя и аромата можжевельника, таёжных трав и ягод. Сдобренный чуть горьковатой примесью хвойной прели, он вливался в лёгкие, бодрил, заставлял двигаться и радовал вливающейся в тебя удалью и силой.
          Разгрузившись и проводив машину добытчики, под руководством старого таёжника стали обустраивать себе жильё на ближайшую неделю.
          – Лешка и Женька, палатку поставьте по той вон сосной, – дед указал на огромное дерево, что стояло у края поляны, – Она, если дождь пойдёт, на себя его примет, до палатки он не доберётся. Только не вплотную ставьте – там и муравьи, и жуки свою территорию заняли. Потревожите их – житья не будет. А с тобой Димыч, пойдём скат делать.
          Пара большущих лиственниц стояли на краю поляны, переплетаясь в вышине ветвями. Внизу их стволы были совершенно голыми, без веток. К ним-то и направился дед Степаныч.
           – Два года назад мы здесь же шишковали. Я тогда все жерди вон за теми кустами спрятал. Давай-ка глянем на них, не должны сопреть-то. Я их ошкурил, да и уложил на подставки.
          За кустами действительно оказался небольшой штабелёк длинных жердей. Лишённые коры, за два года они высохли и отливали благородным цветом слоновой кости. Перетащили жерди к выбранному месту, и уже скоро там красовался скат – односторонний шалаш, аккуратно покрытый еловыми ветками.
          – Сюда бутор весь перетащим, – постановил дед и первым отправился к куче привезённых с собой вещей.
          Часа через полтора поляна имела уже вполне обжитой вид. Помимо палаток, ребята соорудили кострище с таганком, уже натаскали дров и, почти невидимый в ярком солнечном свете костерок, потрескивал сухими сосновыми ветками. Вскоре в котелке закипела вода, и Василь Степаныч заварил ароматный таёжный чай из трав, собранных рядом с поляной.
          После чая с бутербродами, дед не дал ребятам поваляться на мягкой, прогретой солнцем траве строго сказав:
          – Не затем приехали, чтобы брюхо на солнце греть. Шишковать – это дело не лёгкое и здесь каждая минута дорога. Пошли колот делать.
          Колотом оказался огромный деревянный молот. Вернее подобие молота. На длинную крепкую жердь прибили тяжёлую чурку, которую привезли с собой из посёлка. Чурку закрепили длинными гвоздями и ещё привязали крепким шпагатом.
          – Для страховки, – как сказал дед Степаныч.
          Димка потихоньку, чтобы дед не услышал, спросил у Лёшки:
          – А для чего этот колот нужен?
          – Вот, чудак-человек, – рассмеялся приятель, А чем же ты шишку бить собираешься?
          – Я думал, что будем залазить на дерево и срывать шишки.
          Тут уж Лёшка расхохотался во весь голос. Он даже упал на траву и стал колотить ногами по земле.
           – Дед, ты слышал!? Этот чудик решил за шишкой по кедрачу лазить.
           Дед Степаныч усмехнулся в свои пышные усы и, приобняв Димку за плечи, провёл с ним разъяснительную беседу.
          – У кедра, Дима, ветки очень хрупкие. Так что если полезешь – сразу и сорвёшься. Во-вторых, шишки-то растут на самых кончиках веток, и до них не дотянешься. И ещё: кедр – дерево очень смолянистое. Пока на него залезешь, так перемажешься смолой, что потом тебя в керосине отмывать придётся. Поэтому и придумали этот колот. Его рядом со стволом ставят , потом отводят чурку и со всего размаха бьют по стволу. Дерево трясётся, и от тряски шишки срываются. Чурка-то деревянная, мягкая. Она кедру никакого вреда не принесёт. Когда идут шишковать, то так и говорят: «Идём шишку колотить».

          После небольшого отдыха Василий Степаныч отправил ребят на разведку к ближайшему кедрачу, а сам остался кашеварить.
          Подойдя к большущему кедру ребята внимательно осмотрели его крону, и Лёшка, подражая дедовой солидности, сказал:
          – Шишка есть, да, видать, мелковата будет.
          Решили проверить. Установили колот у ствола, потом Лёшка с Женькой отвели чурку на метр от дерева и с криком: «Давай!!», что есть силы, ударили по кедру.
          Словно от выстрела понеслось эхо по окружающей тайге, пугая дремлющих птиц, и притаившихся на деревьях белок.
          – Берегись Димка!
          Будто бы крупный град, сверху посыпались шишки. Они падали на моховую подстилку, на перегнивающую хвою и тут же прятались. Приходилось буквально ползать в поисках затаившихся шишек. А ни были знатные! Зря Лёшка боялся, что мелковаты будут. Нет. Крупные, ещё не тронутые птицами, они приятной тяжестью лежали в ладони и оставляли на ней не проходящий терпкий запах и липкую, ни чем не оттираемую смолу.
          Обколотив один кедр, перешли к другому. И снова град шишек, от которого приходилось постоянно уворачиваться. Но иногда, всё-равно, шишка попадала по спине, а то и по голове.
          Набив два мешка шишек, пошли к лагерю.
          – Такими темпами, мы уже завтра все мешки затарим. – Радостно сказал Дима.
          Лёшка хихикнул, но потом серьёзно сказал:
          – Давай-ка, я тебе весь процесс расскажу, чтобы ты больше глупых вопросов не задавал. Наколотить самой шишки, это дело простое. Из неё орехи надо достать. Для этого шишку лущат- то есть выковыривают из неё орехи. Это дело долгое и трудное. Все ногти обломаешь, пальцы в кровь сотрёшь, весь в смоле вывозишься. Правда, дед взял с собой рушалку. Наверняка уже установил её. Придём – сам увидишь. Она нам сильно работу облегчит. Потом веять будем. Это когда с помощью ветра отделяют шелуху от орехов. Так что, из этих двух мешков от силы две трёхлитровые банки орехов получится. А нам надо мешков шесть-семь набить. Без работы не останемся. Не переживай.
          В отсутствии ребят, дед Степаныч потрудился на славу! Над тлеющим костерком ароматно парила гречневая каша с тушёнкой, рядом был расстелен кусок целлофана и на нём горкой лежал нарезанный хлеб, , в пластиковых тарелках манили к себе свежей зеленью нарезанные огурчики и зелёный лучёк. А у сосны, позади палаток, на двух досках был закреплё странный агрегат, чем-то напоминающий большую ручную мясорубку.  Это и была рушилка.
          Димка внимательно осмотрел её. Рушилка представляла собой большой жестяной короб с открытым верхом. Внутри располагались три  шиповатых валика, соединённых двумя шестернями, одна из которых соединялась с рукояткой. Работала рушилка так: сверху засыпались шишки, валики вращались с помощью рукоятки. Шишки попадали между валов и разваливались. Полученная шелуха, вместе с орешками проваливалась в отверстие в днище. Вот и всё.
          Подошёл дед Степаныч.
          – Изучил? Ну, и хорошо. Ещё накрутишься с ней, руки перестанут подниматься. Пошли ужинать. Каша стынет.
          В этот вечер они пропустили через рушалку оба мешка шишек и отнесли полученную шелуху на небольшую полянку, расположившуюся на небольшом мыске над рекой. Дед всё старательно укрыл куртками, одеялами и скомандовал:
          – Всё, парнишки, отбой. Завтра подъём с самого рассвета. Димка с Лёшкой идут колотить, мы с Женькой будем веять орехи и обед готовить. План вам, парнишки, десять мешков. После обеда со мной останется Димка. Так и будем меняться. Всё, айда спать.

          И началась у ребят таёжная страда. Тайга щедро делится своими богатствами, но, чтобы взять их, не мало сил приложить надо.
Ребята колотили, таскали мешки с шишкой, лущили и рушили её, веяли, собирали чистые орехи и радовались, глядя на плоды своих трудов. Они уже считали себя опытными таёжниками, хотя лишь малую толику своих тайн приоткрыла им тайга-матушка. Но и то ладно. Не каждому сегодня и это даётся.
          Димка, засыпая в рушилку очередную порцию шишек, сказал Василь Степанычу:
          – Прямо жалко такую красоту ломать. Вон они, какие ладные, приятно в руки брать. И пахнут тайгой.
          Дед усмехнулся и ответил:
          – Дим, так ты те шишки, что покрасившее, откладывай. Отвезём цельными. Я тоже люблю зимой взять шишку и не спеша её разобрать. Кажется так даже орешки вкуснее становятся.
          С того момента ребята тщательно отбирали самые крупные, ровные, самые красивые шишки, и складывали их в отдельный мешок.

          Быстро пролетела неделя. В назначенное время послышался гул мотора, потом раздался призывный сигнал знакомой «таблетки», и вот машина уже на поляне.
К этому времени у таёжников всё было подготовлено: свёрнуты палатки, разобран скат и заботливо уложены на старое место жерди, разобранный колот превратился в простую чурку, которую откатили к одной из лиственниц. Весь бутор лежал собранным, и рядком стояли мешки – результат их недельного труда. Лёшкин отец достал из мешка горсть кедровых орешков, рассмотрел их, даже понюхал и сказал:
          – Знатный урожай собрали. Молодцы.
          Дед Степаныч, уже начавший загружать вещи в машину, проходя мимо сказал:
          – Хорошо парнишки потрудились, да и здоровья таёжного поднабрались. Ну, да некогда рассусоливать, давайте грузиться.

          Так закончился для городского мальчика Димы этот таёжный поход. И долго ещё на вопрос, чем он занимался на летних каникулах, Дима с деланной небрежностью отвечал:
          – Да так, просто шишковать ездили.