Жало обезьяны - часть 62

- Выходит, мой американский предшественник начал форшпиль, запустил тендеры. Потом он по плану ушел в тень. На смену ему должен был прийти Жан-Батист, который писал технические задания тендеров.  Он благополучно победил в конкурсе. Но тут система киксанула, что оказалось для всех участников "большой игры" полной неожиданностью. В сухой осадок, к общему недоумению, выпал я, угрожая сорвать весь план. Эрталу поручили меня убрать, но его исполнитель промахнулся. Потом меня заглушили водкой и девчонками, а в конце опять попробовали закрыть, для разнообразия с помощью амфетаминов. Исабель, меня, конечно, развели как последнего лоха, но кое-какие доказательства мне всё же удалось собрать. Кстати, а где сейчас мой неудачливый соперник?
 
- В Париже. Консультант Фонда стратегических исследований проблем безопасности. Большой приятель Эрталбека, между прочим. Он его и по части некоторых методов работы с тобой консультировал, - Исабель не захотела удержаться от кокетливой улыбки.

- Логично. Ладно, ближе к телу, как говорил Остап Бендер ссылаясь на Ги де Мопассана. Ты Бендера знаешь?

- Ну-у-у...

- Понятно. А Мопассана?

- Да, конечно...а...

- Я с ним, к сожалению, незнаком, - торг начался и меня понесло. Просто захлестнуло. Маски и перчатки сброшены. Я чувствовал себя в хорошей форме. - Но о литературе мы поговорим потом. Если захочешь. В начале беседы ты упомянула о проблеме, которую нам предстоит решить. Проблема, понятно, не Эртал. Проблема - я. Сразу предупреждаю, вариантов, влекущих за собой телесные повреждения, ущерб здоровью или финансовые потери, прошу не предлагать.

- Вариантов немного, - остудила Исабель мой бойцовский пыл: - Один. Против тебя играет система. - И жестко посмотрев мне в глаза, добавила: - Торг здесь неуместен.

Начитанная. Волна упоения начавшейся схваткой зашипела пеной и просела, оставив меня трепыхаться, словно выброшенную на берег рыбу.

- У тебя стандартный контракт. С ОЛАФом ты договорился отработать шесть месяцев и представить отчет. Я имею полномочия предложить более привлекательный вариант. Во-первых, отчет писать не надо. Во-вторых, контракт будет расторгнут по обоюдному согласию. За три дня до истечения шести месяцев. А значит, мне по правилам не надо писать на тебя аттестацию. Это выгодно и тебе, и мне. Пожалуй, в равной степени. Хотя больше все-таки тебе. Никаких гадостей в личном деле. Вдобавок я тебе добавлю ещё ложечку меда. В виде особого исключения ты получишь все пособия, полагающиеся при нормальном отъезде. Если контракт расторгнут додосрочно они удерживаются. Так что деньги получишь сполна. И условие всего одно - дашь подписку в том, что будешь молчать десять лет.

- Подумать надо, - ответил я уклончиво. Предложение выглядело заманчивым. Учитывая ситуацию, даже щедрым. Куда мне против системы. Но поторговаться всё равно надо. Как же так, без торга? Не по-азиатски.

- Разумеется, - легко согласилась Исабель: - Но думать придется быстро.
 
Вернулась к столу, из стопки разноцветных папок вынула две. Одну толстую. Другую опять тонюсенькую. Аккуратно положила толстую передо мной на столик. Тоненькую оставила себе. Села в то же кресло:

- В папке договор о расторжении контракта и формуляры заявлений на получение причитающихся пособий. Подписывай.

- А как же подумать?

- Так я тебе целых две минуты дала. И предупредила думать быстро. У тебя есть еще две минуты. После этого предложение потеряет силу. Другого не будет.

- А что будет?

- Увольнение за пьянство и разврат. С отягчающим обстоятельством содействия трафику людей и их сексуальной эксплуатации. Высшая мера. Без права обжалования.

Я молча раскрыл папку и начал подписывать формы. Кажется, за исполнение роли суперагента я ещё легко отделался. Последней в папке оказалась подписка о неразглашении. На десять лет. Соблазн поставить жирную точку оказался слишком велик.

- Это подписывать не буду, - заявил я с вызовом. И порвал лист на кусочки.
 
- Идет, - опять неожиданно легко согласилась Исабель: - Но тогда и я не буду подписывать вот это, - Достала из тоненькой папочки листок бумаги и порвала его: - Фу, спасибо, прямо камень с плеч долой. Я уже голову сломала, как это можно выполнить. Удачи... И ничего личного. Жалею, что не успела с тобой познакомиться. Как следует.

- А что это было?

- Гарантия твоей безопасности.

Жирная точка вышла больше похожей на кляксу. Исабель поднялась из кресла. Аудиенция закончена. Как ни в чем не бывало, потерлись на прощание щечками. Я повернулся к двери, но Исабель остановила меня:

- Хочешь совет?

- Почему бы и нет?

- Тебе осталось отработать пять дней. Накупи продуктов и сиди дома. Задерни шторы. Не высовывайся. Вообще.  Может, обойдется. А чтоб ты не заскучал, я к тебе завтра загляну. На чашечку кофе. Не возражаешь? - и взлянула на меня безо вакой хитрости или кокетства.

- Я тебя, Исабель, тогда порву, как тузик грелку, - пообещал я, сощурившись.

Выйдя на Чуй, почувствовал, как исчезает страх перед невидимыми преследователями. В В затянутом облаками белёсом морозном небе висел тусклый солнечный шар. По тротуару шли прохожие. Никому до меня не было дела.  Раз уж я принял предложение Исабель, оставалось последовать её совету. Пускай заходит. Нервы успокоились. Захотелось есть. Прошел один квартал по направлению к центру и на перекрестке повернул через Чуй налево, на Тоголок Молдо. Краем глаза заметил, на подходе к площади Ала-тоо Чуй перекрыли полицейские машины. За ними угадывалась толпа с флагами и транспарантами. До кафе "Тайм-аут",  что напротив бывшего дворца спорта,  четыре минуты хода. Сел за столик в уголке. Слева бар, справа входная дверь, так не дует. Есть ли повод для маленького праздника? Конечно, есть. Задание отменено. Деньги заплатят. Отчета не требуется. Никаких бумажных следов моих инициативных действий не останется. Хорошо? Плохо. Если все следы задания подчищаются с такой тщательностью, дело мое табак. Как пить дать.

Официант принес графинчик водки, соленые грибы и обжигающие щи. Поколебавшись, я мысленно махнул рукой и налил рюмку. Коней на переправе не меняют. После первой храбрости ощутимо прибавилось. После второй положительно всё мне стало по колено. Дверь распахнулась и в кафе вошли трое. Контрразведка или чистильщики Эртала? Оглянулись по сторонам. Грязные и сильно ношеные ботинки. Рожи красные. Глазки бегают. Мне почудилась в них неуверенность. Хотя втроем. Один остался у двери. Двое пошли между столиками ко мне. Почти гуськом. Проход узкий, а фигуры у них квадратные. Расчетное время до встречи - двенадцать секунд.

В который раз пожалел, что не владею приемами. Встал. Сделал шаг вперед. Правой рукой нащупал спинку стула. Он оказался у меня немного за спиной. Это добавляло замах. Прикинул расстояние. Изо всех сил распрямил руку, целясь стулом в голову первого. Не сверху, а сбоку. Стул описал дугу. Не отпуская его, я довернул корпус влево, сдвинув воображаемую точку удара на десять сантиметров. Одна из передних ножек стула попала в скулу первого противника и срикошетила вниз. Зубы и кости челюсти с хрустом разлетелись внутрь его рта. Мужик осел мешком и начал опрокидываться, блокируя продвижение своего коллеги. Стул разлетелся на части. Спинка с задними ножками осталась у меня в руке. Используя инерцию, сделал оборот как метатель молота и, оказавшись снова лицом к нападавшим, отпустил ее в полет в направлении того, кто остался у двери.

Освободившейся рукой схватил за горлышко графинчик и ударил стеклянным пузырем о край стола. Одна из стенок осталась соединенной с горлышком. Получилась не розочка, а кривой кинжал с зазубренными краями и довольно длинным жалом. Второй нападавший среагировал чисто инстинктивно, видимо от полной неожиданности. Он подхватил осевшую жертву стула под мышки. Чтобы тот затылком о пол не ударился. В результате руки его оказались заняты, корпус немного согнут в поясе, и голова опущена. Пока я занимался метанием спинки стула и боем стекла, первый нападавший благополучно достиг пола. Второй поднял голову и начал распрямляться. Но руки его немного отстали. В такой позе он оказался совершенно беспомощным. Я сделал шаг вперед и воткнул остатки графина в правый от меня глаз. Материал не оказал сопротивления. Я дернул кистью вверх. Горлышко осталось у меня в руке, а стеклянное жало - в мозгах корчившегося в падении навзничь противника. Кровь брызнула, но несильно.

Я успел порадоваться своей ловкости. Но тут перед глазами возник ослепительный шар, и я полетел в тартары, рассыпаясь на песчинки в бездонном падении. За мной тянулся размытый шлейф развеянной жизни.
Сознание возвращалось медленно. Сначала почувствовал холод. Потом боль в груди. Не хватало воздуха. Поднял свинцовые веки. Холод шел от каменного пола, на котором я лежал, как бы поточнее сказать, кучей. И от стены справа. Боль шла откуда-то изнутри, качественная, глубинная. Воняло так, что меня едва не вырвало. То есть оснований для особой тревоги ме имелось. Нос и глаза работали нормально. Ощущение боли говорило о том, что я жив. Распутав руки и ноги, медленно встал на четвереньки. Слева увидел нижнюю шконку двухэтажных нар. Втащил себя на нее и огляделся. Помещение метра полтора в ширину и около трех в длину. Стены крашены серой масляной краской. Нары дощатые, на ржавой раме. В торце свернутый в рулон матрасик толщиной в палец. Внутри подушка. У двери параша. Ей и воняло. Рядом облупленная раковина с краником. Дверь железная, крашеная в тот же серый цвет. Круглое окошко с железной шторкой. Квадратная дверца посередине. Стены без окон. Над дверью под потолком желтая лампочка в решетчатом металлическом стакане. Воздух холодный и промозглый. Тишина. Постучал костяшками пальцев по стенке. Глухо. Камень бездонной толщины. То, что я находился в камере, понятно. Теперь узнать бы, чья тюрьма.

Пересчитал языком зубы. Все на месте. Ощупал лицо, голову. На затылке слева, ближе к уху, шишка размером с мандарин, запекшаяся кровь. Осторожно помял череп вокруг шишки пальцами. Кость, судя по ощущениям, удар выдержала. Голова, конечно, ныла, но сносно. Донесся лязг замков, грохот железной двери, невнятные голоса. Попробовал барабанить кулаком в дверь. Звук раздался слабый, будто дверь обита ватой. Заорал во все легкие:

- Эй, охрана, открывай! - но тут же осекся от боли. Тишина.

Прощупал ребра. Похоже два или три с правого бока треснули. Пописал в раковину - крови в моче не заметно. Теперь одежда. Куртка, шапка, шнурки от ботинок, галстук и ремень исчезли. Деньги, мобильник и ключи от квартиры тоже. У пиджака надорван рукав. Брюки с пятнами грязи. Какой можно сделать вывод? Никакого. То, что не СИЗО, факт. В других камерах мне бывать не приходилось. Который час? Да что там час, день какой? Сколько я был без сознания?

- Охра-а-а-ана! Где я-я-я-я?

Тишина. Если это были люди Эртала, то я у них. Но подземная камера выглядела слишком капитально. Да и зачем им со мной возиться? Особенно после того, что я учудил в кафе. Отвезли за город и пристрелили. Дешево, удобно, и практично. Гарантии я сам отверг, пропал и пропал. Такой вариант оптимален для всех. Выходит, раз я здесь, то повязала меня СНБ. Других кандидатов нет. Но это ещё хуже. Убил сотрудника при исполнении, нанес тяжкие телесные повреждения другому. И за это меня даже в порыве момента не отметелили. По лицу вообще не били. Но зачем весь экстрим с задержанием? Ничего за мной нет, в смысле, тогда не было. Позвонили бы, пригласили, я бы сам пришел. Шапаков окончательно уверился в важности моей роли и решил взять меня для торга? Или в качестве джокера для возможных в будущем обменов? Или как гаранта коридора на выезд? Все возможно. Особенно, если дать волю фантазии.

Значит, я во внутренней тюрьме СНБ. 

Продолжение - http://www.proza.ru/2016/02/05/837