Памятка слабака и порванный паспорт
В общем, солнце у нас на Донбассе особенное. Правда! Когда по всей территории страны могут пройти холода и дожди, в наших изрытых степях будет сухо, пыльно и жарко. Даже в 9 утра может стоять нереальный зной. Вот и утро, в котором я проснулся, было таким. Июльским, белым как выжженный песок, и жарким.
Зной был и в воздухе, и в голове, и даже в маленькой спортивной сумке, которую меня наспех заставили собрать, даже не знаю, как правильно сказать «кто». То ли паника переживших ночь соседей и мотающиеся ополченцы, то ли бетонные сооружения, которые выросли возле моего дома за ночь.
«Блокпост» и «ополченец» - были для меня непонятными словами. Не в том плане, что я не понимал их значения, а скорее, не понятно было их присутствие в моей жизни. Но это было в тот момент, а позже, они преследовали мою жизнь долгое время. Думаю, они будут преследовать меня даже после войны – кровь очистить сложно.
Кто на автомобилях - быстрее, кто пешком - помедленнее, но все двигаются в одном направлении. Большинство людей покидает прифронтовую зону пешком. Они даже не подозревают, что многие из них в свои дома больше не вернуться - у них больше не будет домов. Многие не догадываются, что на долгие-долгие годы получат клеймо с еще одним непонятным словом «переселенец», а многие не знают, что их больше не станет – они погибнут.
Два блокпоста, которые нужно преодолеть с проверкой документов и полным досмотром вещей, становятся все ближе, и все больше добавляют нервозности в твой, затуманенный ушедшей ночью мозг. Да какие там вещи? Все любимые вещи оставались в покинутых квартирах и домах, а пожитки, были наспех закинуты в сумки и завязаны в узлы, в полном непонимании происходящего.
«Ваши документы?» – стандартная фраза писюнят, стоящих в камуфляже на блокпостах пронизывала раскаленный воздух как выстрел. Молодых, совсем молодых пацанов, держащих автоматы на шее как нацисты, и наделенных этим автоматом безграничной властью, эта фраза делала богами ситуации. И пацаны это понимали!
Снова эта кинопленка в голове. Медленно, покадрово, с четкой записью всех черт лиц, мимики, движений и мурашек на коже. Пот, стекающий по морщинке на лбу, опускается на густые упругие брови, огибает их и стекает по краю щеки на шею.
Человек передо мной подходит, протягивает самое дорогое, что у него есть на данный момент – паспорт «пока еще» гражданина Украины. Юнец с автоматом открывает обложку, смотрит на фото, поднимает взгляд на мужчину, с дрожащим подбородком, и начинает отдирать титульную страницу, там, где флаг и надпись на украинском…
Ополченец пытается применить силу, а документ не поддается. Мертвая пауза.
- Что ты делаешь? – через силу выдавил дрожащий подбородок. – Ты же защищать меня пришел!
Это еще одна не состыковка реальностей в моей голове. Я просто выпал из нее. Это невозможно было называть реальностью! У меня не получалось! От кого защищать? Кто на нас напал? Что произошло за одну ночь? Вопросы, на которые я тщетно искал ответы. Смотрел вперед, оглядывался назад и видел просто другой срез времени.
- Я еще и выстрелить могу! – стиснувши губы, выпалил новоиспеченный «защитник».
- Стреляй! Ты паспорт мне новый выдашь?
- Ты заходишь на территорию ДНР! Паспорт бандеровский здесь не катит!
Я был следующим в очереди. Кинопленка в голове показывает трещины на асфальте, пальцы на курке автомата, шевелящиеся губы, и ту каплю пота, добравшуюся по шее мужчины до воротника рубашки.
Я протянул руку, ожидая всего, но больше наблюдал за милым, таявшим на солнце и краснеющим растением. Моя мать стояла позади меня, ее голова была тяжелее тела и делала движения не свойственные живому человеку. Я просто могу представить, что пережил этот человек.
Не знаю, чтобы я сделал, если бы этот «защитник» порвал мой паспорт, но, говорят, что в стрессовых ситуациях организм высвобождает антитела и сверхъестественную энергию. Мы просто смотрели друг другу в глаза. Я приближался к ним, наблюдая как медленно двигаются его веки, увлажняя роговицу и желая понять, что там внутри. Я влетел в них.
Я увидел в его белке свободу действий, а в зрачке силу и напор! Пожалуй, еще видел веру. Не знаю во что, но она там была. Во что-то свое, за что этот человек борется, и за что ему платят деньги. Она стояла на твердых ногах и крепко держала автомат, направленный на отчаяние внутри моих глаз.
- Что ты ему сказал тогда глазами, сынок? – спросила у меня мать уже через месяц, будучи на «большой земле», за пределами ужаса, под названием ВОЙНА.
- Сказал, что убью его веру, если тронет мой паспорт! - ответил я. - Выпалив бы всю обойму, а последнюю пулю оставил бы себе.
- Ты сделал бы это при мне? - уже дрожащим голосом продолжала она спрашивать. Ответить мне было сложно…
Мы прошли пешком наш мост, на котором работали минеры. Они работали, не обращая внимания на идущих людей, открыто и профессионально. Он, кстати до сих пор заминирован. Дай Бог, чтобы я ошибался, но не просто так же они построили два блокпоста и подземный блиндаж перед ним.
За мостом были гаубицы. Возможно это были они – я никогда их раньше не видел. Они стояли, широко раскинув свои лапы, между большой бетонной георгиевской лентой и монументом Героям Великой Отечественной. Через время этот черно-желтый символ приобретет совсем другое значение, и будет развеваться на груди совсем других героев и «защитников». Защитников, убивающих и подвергающих пыткам людей, расстреливающих мой дом, разрушающих мою жизнь и уничтожающих мою страну.
Двадцатилетние стволы елей, сваленные прямо на проезжую часть, были раздроблены, и стонали от боли под тяжестью наехавшими на них танков. А сверху веселились люди в камуфляже с двухлитровыми бутылками пива.
* * *
Дальше нашу семью порвала война. Она сама распределила кто за «белых», кто за «красных», кто защищается, а кто защищает свою землю. Естественно, две противоположности не могут находиться в одном помещении и не поубивать друг друга. Возможно, эта раковая опухоль уже давно жила в нашей семье, не знаю, но в тот момент никто не мог даже представить, что…
В моих руках остались только ключи от места работы, которое я любил и ненавидел 11 лет, офисный коврик и спортивная сумка с зубной щеткой и двумя рубашками! Я ночевал на коврике в брошенном офисе трое суток. У меня была вода из крана, камеры видеонаблюдения и бутылка прокисшего молока. Это был некий кокон, в который я спрятался и очень боялся, чтобы его не разрушили.
Пожалуй, было еще самое важное – несущие стены! Запомни, читатель, живущий там, на «большой земле», за пределами ужаса! Тебе всегда нужны несущие стены на случай войны – это то, что может спасти твою жизнь!
Я лежал на полу в поту, воняя от отсутствия душа и наблюдал за ногами в просвет между опущенными дверными роллетами и полом. Как собака. Они мелькали, то женские, то мужские. К вечеру они начали чередоваться с выстрелами и бегом. Я все их пересчитал. Я знаю сколько их прошло за трое суток!
В эти трудные дни я считал очень много. Это были и секунды выдоха, и количество кафеля на полу, и полностью пересчитанные контакты в телефонной книге. Их было триста пятьдесят, осталось десять! Плюс-минус четыре, которых я могу узнать по голосу. Меня по голосу в этот вечер узнал только один человек! Все остальные плохо слышали, у них была плохая связь и не было денег на телефонном счете.
После этих трех суток на коврике, я распечатал на принтере «памятку слабака», своего рода стимул для выживания и повесил ее на стену. Даст Бог – однажды сниму, но пока так! Думаю, война расставит всех и все на свои места, но этот длительный процесс ждет меня впереди. Это как лечение раковой опухоли: очень долго, болезненно, и с огромной надеждой и верой.
… «У тебя нет никого! Нет родственников, никогда не было друзей и никогда не будет соседей! У тебя есть только ты! Себя люби, трахай свой мозг, шевели булками и не обращай внимания на постороннее! Тебе нужно выжить! Ты единственный, кто у тебя есть! Либо выживи, либо сдохни, прямо на этом коврике, СЛАБАК!
Не отнимай время у Бога!» …
Свидетельство о публикации №216020201886