Заложники. Гл 2

Гл. 2
Упоминание о «паршивых тряпках» отозвалось в Сашином сердце болью, скрутило чувством вины. Ведь она действительно два года назад обсуждала наряд, который наденет на вечер по случаю окончания девятого класса, когда зазвонил телефон…. Но ведь она не знала о том, что уже произошло… Это было так невинно, так по-девичьи естественно. Почему Алекс не хочет понять? Любая, абсолютно любая девушка вела бы себя так же. И ей пришлось пропустить тот выпускной, надев вместо нарядного траурное платье… Саша всхлипнула – от жалости к себе, и тут же встрепенулась, вздохнула – брат прав. Ему пришлось в сто раз тяжелее. Обиды на Алекса за резкие слова не осталось. Саша всегда была отходчива.

Она опять вернулась воспоминаниями к тому вечеру. Накануне одноклассница Вика Косенко принесла модный журнал, и девчонки долго выбирали фасоны платьев, которые собирались заказать местной портнихе. Когда с тренировки вернулся Алекс, Саша подступила к нему с расспросами:
- Ну как ты думаешь, какое? Мы остановились на этих двух, но выбрать не можем. Мне нужен мужской взгляд! – она капризно надувала губки и тыкала ему в лицо журналом, Алекс с досадой отмахивался, говорил, что ему «все равно». Наконец разозлился, выпалил:

- Тебе бы все о своих платьицах думать, деньги из родителей тянуть! Не подумала, что им сейчас тяжело? Только-только на ноги встают! Эгоистка!

Саша собралась расплакаться, но подумав, подавила слезы. На Алекса это уже не действует, а других зрителей все равно нет. Пожалела, что слова брата не слышала мать. Уж она то ответила бы ему как надо! Мать всегда заступалась за Сашу и дочка с полным правом считала себя любимицей в семье. Она, действительно, часто выпрашивала у матери денег на наряды и украшения. Да та и сама рада была каждой обновке, делающей ее «куколку» еще красивее. А Алекс? Сам виноват, что вечно ходит так, что появляться с ним вместе в людных местах стыдно. Сколько Саша помнила брата, У того было четыре комплекта одежды. Два дешевых «хэбешных» спортивных костюма – для школы и тот, из которого уже вырос, с короткими штанами и тесной майкой, и две школьных формы. В новой он ходил не только на уроки, но и на все торжественные мероприятия – в кино, в гости; у старой школьной куртки мать обычно отпарывала рукава, превращая ее в жилет, а к лету перешивала штаны в шорты. Иногда бабушка вязала свитер, немного разнообразя скудный гардероб внука.

Саша ни разу не помнила, чтобы он что-то просил. А мог бы тоже раскрутить родителей на приличный прикид, тем более сейчас, кода отец вернулся… Нет же, даже когда бабушка предложила со своей пенсии купить ему костюм, отказался. Дурак!

Такие мысли могли посетить Сашу только тогда, два года назад. Сейчас она запрещала себе думать о брате в таком тоне, считала это чуть ли не кощунством.

Саша вытерла слезы, слезла с дивана. Прозвенел электронный будильник, извещая о том, что пора обрабатывать и кормить больную, давать лекарства. Девушка достала из холодильника суп, отлила немного в маленькую кастрюльку, разогревая на медленном огне, вилкой передавливала картошку в кашицу, измельчала фрикадельки. Потом вылила в глубокую тарелку – пусть остывает. Наполнила таз теплой водой, прихватила чистые хлопчатобумажные салфетки, накануне проглаженные с двух сторон.  Однако дверь в комнату матери оказалась закрытой изнутри.

- Алекс, ты чего? – удивилась Саша, стучась в дверь носком тапки, так ка руки были заняты. – Маму пора мыть, лекарства давать. Открой.
- Без тебя справлюсь, - услышала резкий голос, пропитанный обидой.
- Ну брось, открой!
- Иди давай, развлекайся. На свиданку сбегай к своему чуреку. Тебе ведь жить хочется? Мы с мамой уж как-нибудь без тебя!
- Алекс, перестань! – Саша злилась, но на кого больше, на себя или на брата – не разобрать.

Она еще раз ударила в дверь ногой – слегка, но вода в тазу всколыхнулась, выплеснулась на юбку, которая тут же неприятно облепила ноги.

- Давай-давай, еще дверь выбей! Чтобы мама лишний раз нервничала! Может это ускорит твое «избавление»?
Саша опять расплакалась, на этот раз тихо, глотая дрожащими губами крупные слезы. Хотелось бросить что-то грубое в ответ на несправедливые упреки. Но она знала, что в этот момент Алекс, возможно, меняет матери подгузник. И поэтому - не смела… Вместо этого, изломив в голосе злость, вкрадчиво попросила:
- Алекс, ну впусти меня, пожалуйста! А то вода остынет.

- Твоя вода не нужна уже. Я сам все принес. После рыночных ящиков думаешь мне чего-то стоит таз притащить?
- А суп? Алекс, там суп готов… - она ухватилась за спасительную соломинку.
Он молчал минут пять, изматывая ее. А может просто был занят. Саше до последней мелочи была известна эта процедура – поменять отяжелевшие тканевые (одноразовые были слишком дороги) подгузники-простыни, обмыть, высушить и обработать специальной мазью места, на которых могут образоваться пролежни – она делала так дважды в день – утром и вечером.

- Ладно, тащи суп, - наконец раздалось из-за дверей. Щелкнул шпингалет. Саша метнулась на кухню, принесла тарелочку, передала брату – он всегда сам кормил мать ужином. С облегчением и даже с радостью, словно предстоит сделать что-то приятное, схватила пластиковую миску с грязными подгузниками и салфетками и поспешила в ванную – стирать. Сильной струей воды сбивала грязь, отворачиваясь, чтобы не вдыхать зловоние. В первые месяцы ее мучили рвотные спазмы, но она научилась справляться. Потом погрузила все в раствор «Белизны». Ополоснув руки, принялась снимать уже подсохшее белье – ванная постоянно была завешана разными тряпками, Саша стыдилась вывешивать их во дворе на общей веревке. Алекс застал ее уже за глажкой.

Сел в кресло. Сцепив руки на коленях, процедил сквозь зубы:
-Иди. Там ваш любимый сериал начался.
Телевизор два года назад перенесли в спальню матери.
- Да нет, спасибо, не хочется, - Саша с преувеличенным усердием разглаживала складки на простыни, с которой даже концентрированный раствор хлорки не мог выгрызть застарелые желтые пятна.
- Как знаешь… Я спать пойду. Завтра чуть свет на работу, - он зевнул. Потом, словно через силу, добавил:

- Мать хочет, чтобы ты пошла на этот долбанный выпускной. Все жалеет тебя, - он криво усмехнулся. – Так что иди. И денег я тебе дам на платье и на туфли. Мне еще не хватало, чтобы моя сестра в обносках там появилась.

- Что ты, не надо! – Саша быстро замотала головой. – Ларискино платье вполне приличное. И никто и не вспомнит, что это ее, она ж один раз только в школе в нем появилась. А потом сразу располнела, вон сейчас какая коровишна. Могла бы и совсем его мне отдать, нет же, надеется, что похудеет! А Анжелка все равно две пары туфелек не наденет. Ты лучше… маме эти деньги отложи.
- Ну-ну, какая заботливая…

Саша испугалась, что брат опять вспылит, но он только сонно глянул из-под тяжелых век, вздохнул. Мысли его, опутанные усталостью, поплыли в другую сторону. Он прикидывал, сколько уже на счету и сколько еще осталось собрать. Как всегда немного нервничал при этом – в ушах звучали предостережения бабушки, потерявшей в свою время при денежной реформе кругленькую сумму, полученную при продаже дома. С тех пор бабушка банкам, и государству тоже,  не доверяла категорически. Да и Алекс постоянно метался – то снимал деньги с депозита, приносил домой, прятал по тумбочкам и кухонным шкафам, даже Сашке не раскрывая места тайников – а то ляпнет еще своему Аскеру, с нее, дуры, станется. Потом, окончательно измученный подозрениями и страхами, опять открывал счет в банке, чтобы перебросить свои тревоги уже в сторону «проклятых толстосумов», которые спят и видят, как обуть простой народ. Сумма пока была совсем невелика и до осуществления смелых планов – отправить мать на операцию в частную клинику в Москве – предстояло еще работать и работать.

Парень попытался отбросить тревожные мысли – иначе долго не уснет, а завтра чуть свет – на рынок. Проходя мимо комнаты матери, он уловил звуки сериала – очередная «мыльная история» - на этот раз про брата и сестру, которые мужественно противостоят козням мачехи, оказавшейся связанной с мафией. Идеальные отношения двойняшек. То, чего у них с Сашкой никогда не было.