Психфак

Наверное, надевать оранжевые штаны было не самой лучшей идеей. Всё-таки апрель есть апрель. Снег уже почти растаял, оставив после себя громадные грязные лужи. Особо аккуратные люди ходили по ним, как в замедленной съёмке, осторожно, плавно и почему-то высоко поднимая ноги. Смотреть на это было довольно забавно. Какие у всех вокруг сосредоточенные и умные лица.
Я же мирно направлялся домой из душных аудиторий университета, где в воздухе витает смутное предчувствие сессии и меловая пыль.
Сегодня со мной приключилась крайне странная штука. Когда преподаватель, профессор Жук, спросил, каковы признаки тревожного расстройства, со мной вдруг что-то приключилось.
- Тревожность, - уверенно начал я.
И тут почувствовал, что в голове стало пусто. Всё, что я выучил, всё, что знал, в момент вылетело оттуда, поставив меня в крайне глупое положение.
- И?.. – профессор, видимо, решил, что я просто формулирую мысль.
- И…тревожность, - со вздохом вырвалось из меня.
По аудитории пролетели смешки. А мне захотелось провалиться сквозь землю.
И вот сейчас, идя по улице, я пытался понять, что же произошло? Почему всё так резко забылось, а потом снова вспомнилось? Сейчас мне с лёгкостью удавалось бы ответить, что такое, скажем, парафренный синдром. Это нечто вроде мании величия. Только при парафренном синдроме человек абсолютно уверен, что он – король, генерал, шеф, царь, Бог… и так далее.
Или диссоциативная фуга. Состояние, при котором человек воображает себя новой личностью на новом месте.
Могу рассказать, что такое депрессия, невроз, панические атаки, множественное расстройство личности…
И ещё массу вещей, которые должен знать любой, уважающий себя и рассчитывающий на работу по специальности, студент психфака.
От мыслей меня отвлёк протяжный гудок автомобиля, медленно выползающего с парковки. Я отошёл в сторону, огляделся и понял, что нахожусь, как минимум, в нескольких кварталах от дома. Каким это ветром меня сюда занесло?
Вот. Только дай волю ногам, и они занесут тебя неизвестно куда.
Район не был мне знаком и, хоть отличался колоритностью, не оставлял хорошего впечатления. Это явно не то место, где можно гулять после наступления темноты, не прихватив с собой бейсбольную биту для самозащиты.
Старые часы на ближайшем столбе показывали шесть вечера. Смеркалось.
Прикинув направление, я быстро зашагал по направлению к дому.
Так что же случилось сегодня в аудитории? Может, я перезанимался и перенервничал? Наверное. Нельзя принимать всё так близко к сердцу. По крайней мере, другого, более внятного объяснения у меня нет.

***

Да, парень, надевать оранжевые штаны в такую погоду было не самой лучшей твоей затеей. Вон, чуть ли не по колено грязные, все в коричневых каплях. Видимо, спешишь, быстро идёшь, не глядя, куда наступаешь.
- Эй, парень! – позвал я, свесившись с облезлого подоконника.
Прохожий в грязных брюках дёрнулся, как будто очнувшись от собственных мыслей, и посмотрел на меня. Поверх глаз у него поблёскивали стёклышки очков.
- Слушай, брат, дай закурить, а?
Тот явно колебался, решая, подходить ли к подозрительному типу вроде меня, высунувшемуся из окна наполовину заброшенного здания. Что-то прикинув с своёй очкастой голове, он всё же подошёл, на ходу вытаскивая зажигалку из кармана куртки.
- Спасибо, не бросил в беде, - хохотнул я, чуть свешиваясь к подошедшему из окна первого этажа – Ну у кого огоньку не нашлось, представляешь? Половина этих бездарей, - я кивнул на комнату за своей спиной – дымят, как паровозы двухсотлетней давности. И только за тем и собираются здесь, чтобы выпить, перекинуться в картишки, склеить девочку и свалить. А мастерские без дела стоят. Тоже мне, Ван Гоги нашлись! Ни одной законченной картины, ни одной! Фриды Кало недоделанные!..
Тут я заметил, что лицо парня в оранжевых штанах вытянулось, а глаза под стеклянными линзами округлились. Из меня вырвался приступ громкого смеха, распугавшего окрестных голубей.
Этот тип, небось, принял меня за какого-нибудь маргинала. Пьяницу или ещё кого похуже. Нет, конечно, миф о том, что все без исключения художники пьют сверх всякой меры, довольно распространён, но не всегда попадает в точку. Одни художники – хронические трезвенники, другие – убеждённые почитатели Зелёного Змия, а есть те, что где-то посередине. Как я.
- Мне всегда казалось, что художники всякие, скульпторы там, писатели делают себе мастерские в каком-нибудь богемном районе, - поделился своими рассуждениями гражданин в очках, присаживаясь на подоконник.
Я закашлялся. Сигаретный дым попал куда-то не туда.
- Ага, смешно, да, - прохрипел я, держась одной рукой за горло.
В тех районах, где ухоженные клумбы, витые перила и ажурные балкончики жили те представители нашего, перепачканного углём и краской, племени, которые уже открывали свои выставки по всему миру. У кого графики расписаны на год вперёд.
А мы, рисовальщики попроще, арендовали помещения подешевле. Часто вот в таких, мягко скажем, невзрачных домах. Здесь часто возникали перебои с водой и электричеством, поэтому в дальнем углу мастерской у меня хранился стратегический запас – свечи, спички и полные бутылки и канистры с водой.

Пока Эмиль, а именно так назвался тип в грязных оранжевых штанах, рассказывал что-то о своей учёбе и «хвостах», я взял с полки блокнот и карандаш и стал делать наброски. Уже три дня кряду у меня был жёсткий кризис натурщиков. Один не может, другой не хочет, тритий передумал, у четвёртого понос, у пятого золотуха…
В общем, я коротал дни в мастерской, рисуя натюрморты или мрачного человека, замершего в дверном проёме во время последнего приступа сонного паралича. При свете дня появление такого «призрака», порождённого сном и не до конца проснувшимся разумом, казалось занятным. А вот ночью мне было не до смеха. Что там говорил Юнг на эту тему, дай Бог памяти…
Ночью я не мог пошевелиться и, казалось, не дышал. В ушах что-то шумело, и было невыносимо жарко. Звуки проезжающих машин, доносящиеся из окна, казались то едва слышными, то неимоверно громкими. И тогда появился этот человек. Он стоял неподвижно и чуть покачивался, как будто повешенный.
Вспоминать его к ночи не хотелось. А то и до панической атаки недалеко. Вместо рассуждений о своих психических аберрациях я сосредоточился на рисовании.
Эмиль говорил так увлечённо и эмоционально, что, наверное, даже не заметил, что его рисуют. Может, оно и к лучшему.

***

Вернулся домой я уже ближе к полуночи, потому что, убегая от своры бродячих собак, я в очередной раз заблудился и сделал большой крюк.
Открыв дверь своим ключом и войдя в прихожую, я услышал громкие голоса, доносящиеся из кухни. Оттуда выскочила мама и, ни с того ни с сего, бросилась мне на шею.
- Ты чего, мам? – опешил я – Умер кто?
Но она продолжала рыдать, причитать и бормотать что-то не особо связное.
- Заболел кто? Обокрали?..
Следом за мамой из кухни вышел отец. Под глазами у него темнели круги – следы бессонной ночи.
От обоих родителей пахло валерианой.
- Где ты был? – чеканя каждое слово, осведомился отец.
Я так удивился, что в первые несколько секунд даже не знал, что ответить.
- В университете. Правда на обратном пути заплутал слегка…
- Тебя не было три дня! – закричала мама, выпустив меня из объятий.
На плече осталось мокрое пятно. Сначала я подумал, что это какая-то шутка. Ведь моё отсутствие измерялось несколькими часами, но уж никак не тремя сутками! Достав из кармана телефон, я не поверил своим глазам. Дата действительно поменялась. Ровно на три дня вперёд. Но как может абсолютно трезвый, адекватный человек выпасть из жизни на семьдесят два часа?
Как оглушённый, я молча прошёл в свою комнату, пытаясь утихомирить мечущиеся мысли. Три дня. Как такое возможно? Я ведь абсолютно чётко помню как шёл с учёбы домой, заблудился в окрестных улицах, но потом сориентировался и…
И что?
В полнейшем замешательстве я стал рыться в карманах своих оранжевых брюк. На письменный стол полетели ключи, телефон, пара мелких купюр, булавка, огрызок карандаша и сложенный вчетверо листок плотной бумаги. Сам не знаю, зачем, но я развернул его, будто заправский детектив в поисках улик. С белой бумажной глади на меня смотрело моё лицо. Как этот эскиз попал ко мне? Но подпись внизу была моей, это точно.
Окончательно загнав себя в тупик умозаключений, я устало опустился на стул возле письменного стола и бездумно пробежал глазами по одному из листов недоделанного реферата.
«…при диссоциативной фуге человек полностью забывает всю информацию о себе, даже собственное имя. При этом в голове у него появляется новые имя и биография…это состояние может продолжаться от нескольких часов, до нескольких месяцев… диссоциативная фуга обычно возникает вследствие сильных переживаний, срабатывая, как защитный механизм психики…».

Возможно, это всё и объяснило бы, и поставило жирную точку на всей этой истории.
Если бы через пару недель на моём месте в университетской аудитории не оказался аккуратно завёрнутый в серую упаковочную бумагу портрет.
Мой.

___