23-23. Родное наше болото

                от http://www.proza.ru/2016/02/02/269

  Да, он нащупал в безмерном монолите безупречной вечности крохотный изъян – трещинку малую. И этот малый – ничтожный даже - изъян, оказывается, был дорог ему. Дороже всего на свете. На этом и на том. Хотя неясно было ещё – что же можно было теперь определить как свет это, а что – тот.
Но, что всего важнее – проблема его исканий теперь приобрела особенный смысл, к которому он, оказывается, и стремился всё это время. И к которому стоило стремиться – не ради какого-то там любопытства, а жадно - всеми фибрами обнаружившей себя души - вожделея встречи со всего-то лишь простой реальностью жизни обыкновенного человека, который и любовь-то свою к человеку другому не выскажет, не обставив это событие частоколом условностей.

Теперь деревья окраины болота стали совсем близко – на последних шагах его блужданий  было уже  сухо и твёрдо.  Еще немного - и под корнями высокой ели открылся обрыв с потоком воды, несущим своё, завивающееся в омуты, тело из зарослей кустарников с поворотом до нового поворота.
 Намытая коса галечника выступала из противоположного берега.
 Обсохшие камни манили к себе открытостью малого пространства. Осколки битого стекла, бумага и обрывки пластиковых всевозможных пакетов живописали пейзаж. Такая роскошь встречается только дома.
Дома?!!
Но как  всё же попасть  туда. Ведь вокруг только заросли и, нащупанные только что тропы обрываются тотчас, как только возникает намеренье пойти  дальше. Деревья и кустарники заступали путь, так, что в борьбе с ними стало жарко и вот уже дыхание срывается в хрип, а тело сводит  не судорога даже, а исчезающе мелкая дрожь в конечностях. И меркнет последний свет, только омут крутит воду под обрывом, сбивая в желтую пену  ненароком опавшие листочки, мелкие ветки да прелый мох – всё то, что добыла вода с берегов на долгом своём пути от истока.
А, была – не была – и он бросается головой в этот водоворот, оказавшийся неожиданно глубоким. Вода - горная, студёная – обожгла всё тело, сняла горячечность лихорадки последних дней, и вот он уже скользит в толще вод, словно рыба – большая, уверенная в своих силах – белуха цепочкой своих глиссад совершает извечное стремление. Да, понятие « куда» осталось там, на берегу. Здесь же есть одно  – вперед.
       Он не спешит открыть глаза, хотя по детскому своему опыту знает, как чудесен вид песчаного дна под лучами надводного солнца, как полна жизнью речная стихия. Да и нет нужды что-то  разглядеть. Внутренним зрением он уже чувствует, как замаячило впереди светлое пятно – не ослепительное, зовущее в никуда сияние - а светлеющий проём в толще окружающих вод, куда обнаружилось уже слабое стремление струй, несущих за собой тысячелетиями мытый-перемытый песок. Чистый, он расступается легко и пропускает пришельца туда, где царит весёлое небо, цветёт земля и всё живое прибывает в заботах, не забывая, однако же, про невысказанные песни живой души.
Он  проходит последнюю границу сфер и упругим движением,   вытолкнув впереди себя сноп водных брызг, становится на оторочке каменного багета знакомого ему и ей источника, воздымает вверх свои руки и сладко потягивается, почувствовав упругость всех своих мышц.
Спокойная уверенность в неизбежности счастья возникает в нем и…

...  он просыпается.

То, что  видится ему сразу  - это Она.
Дремала, обвиснув на спинке стула у его изголовья, измученная ожиданием чуда. И кожа её лица была сера, почти пергамент; морщины явно царили здесь и рот в обрамлении искаженных безволием губ – почти бесцветных - был полуоткрыт, пропуская хрипло исходящее дыхание.
 Душу его пронзил животный непрошенный  спазм. Щемящая нежность, вмиг изгнала вскипающую было жалость, захватила всё его существо, и, отбросив всё то мыслимое и немыслимое, что  случилось за долгое время с ним и с ней  - он просто позвал её по имени.
Огромные цветы глаз вспыхнули в ответ, вытеснив и отринув прочь всё, всё, всё в мирах. И этих и тех.

«Ты прекрасна, моя возлюбленная...! О, ты прекрасна!»

- Сколько времени я лежу?
- Неделю.
- Бедная моя, не плачь. Всё будет хорошо.

Так начинался день седьмой её всенощных бдений.
Воскресенье.
А в распахнувшееся его сознание, безжалостно раздвигая, безвольное ещё, его тело уже вползала серой змеёй первая забота.
Вязкий стыд охватил его.
Ну, как он мог оставить её наедине с этой проблемой. Как мог  один упиваться явившейся возможностью пребывания в тех мирах, где всё доступно, тогда как она здесь, покинутая им, изо всех своих сил удерживала его от непоправимого, тянула на себя его ускользающую жизнь, лучше его чувствуя, что в действительности нужно им обоим, борясь за каждое мгновение этой реальной, такой невзрачной перед щедротами вечности, жизни.
Тогда, у прекрасной звезды Шануч, это она не предала его, даже ради всего, что так щедро было обещано ей.
А он!..
…Надо жить!
Надо собрать все свои силы, всю свою волю завязать в тугой узел, чтобы  окрепнуть, восстать и от этого унылого ложа, и против всего нечеловеческого, что наслоилось в наших реалиях вокруг, и  бросить себя в пучину  мелких дел, не думая о том – удел ли их такой, судьба, или просто стечение обстоятельств.

-Но как же запущено всё кругом!

вторник, 2 февраля 2016 г.   08:58:50