Милый друг. Часть 2. Глава 6. Мопассан

6

Церковь была затянута чёрным, а над входом большой герб, увенчанный короной, оповещал прохожих о том, что хоронят дворянина.
Церемония только что закончилась, присутствующие медленно уходили, проходя перед гробом и перед племянником графа де Водрека, который пожимал руки и говорил слова благодарности.
Когда Жорж Дю Руа и его жена вышли, они пошли рядом, чтобы вернуться к себе. Они молчали, погружённые в свои мысли.
Наконец, Жорж произнёс, словно говоря сам с собой:
- Действительно, это удивительно!
Мадлен спросила:
- Что удивительно, друг мой?
- То, что Водрек нам ничего не оставил!
Она резко покраснела, словно на её белую кожу набросили розовую вуаль, которая поднялась от горла к лицу, и сказала:
- Почему он должен был что-то нам оставлять? Не было никакой причины для этого!
Затем, помолчав несколько мгновений, она вновь сказала:
- Возможно, у нотариуса есть завещание. Мы ещё ничего не знаем.
Он подумал, затем пробормотал:
- Да, возможно, так как он был нашим лучшим другом. Он дважды в неделю ужинал у нас и приходил, когда ему вздумается. Он чувствовал себя как дома у нас, совсем как дома. Он любил тебя, как отец, у него не было семьи, не было детей, братьев, сестёр, только один племянник, который жил далеко. Да, должно быть завещание. Я не жду большой суммы, только лишь какой-то знак внимания, воспоминание, чтобы доказать, что он думал о нас, что любил нас, что был признателен за нашу любовь к нему. Он должен оставить нам какой-то знак дружбы.
Она ответила с задумчивым и равнодушным видом:
- Да, возможно, завещание действительно существует.
Когда они вернулись домой, слуга передал Мадлен письмо. Она открыла его, затем протянула мужу.
«Нотариус Ламанёр, 17, улица Возж.
Сударыня, имею честь просить Вас посетить мою контору с 14.00 до 16.00 во вторник, среду или четверг, так как есть дело, касающееся Вас.
С уважением,
Ламанёр».
Жорж покраснел в свою очередь:
- Должно быть, это завещание. Забавно, что он обращается к тебе, а не ко мне, ведь я – глава семьи.
Она помолчала и ответила после долгого размышления:
- Хочешь, пойдём туда немедленно?
- Да, хочу.
Пообедав, они отправились к нотариусу.
Когда они вошли в контору, первый же клерк поднялся с явно выраженной услужливостью и провёл их к начальнику.
Нотариус был низеньким, толстеньким. Его голова казалось шаром, прибитым к другому шару, из которого торчали две коротенькие ножки, такие маленькие, что тоже казались шарами.
Он поприветствовал их, указал на кресла и повернулся к Мадлен:
- Сударыня, я пригласил вас для того, чтобы сообщить о завещании графа де Водрека, которое имеет к вам отношение.
Жорж не удержался, чтобы пробормотать:
- А я сомневался.
Нотариус добавил:
 - Я зачитаю его вам, оно совсем короткое.
Он взял листок бумаги, лежащий перед ним, и прочёл:
«Я, нижеподписавшийся Поль-Эмиль-Сиприен-Гонтран, граф де Водрек, находясь в здравом уме и твёрдой памяти, выражаю свою последнюю волю.
Смерть может забрать нас в любой момент, и я хочу позаботиться о том, чтобы написать завещание, которое размещу у мэтра Ламанёра.
Не имея прямых наследников, я завещаю всё своё состояние, исчисляемое на бирже в 600000 франков и недвижимость в сумму около 500000 франков госпоже Клер-Мадлен Дю Руа безо всяких условий. Я прошу принять её этот дар покойного друга, как доказательство преданной любви, глубокой и уважительной».
Нотариус добавил:
- Это всё. Этот документ был датирован августом прошлого года и заменил завещание, сделанное 2 года назад, на имя мадам Клер-Мадлен Форестье. Я храню этот первый документ, если семья покойного захотела бы оспорить завещание, и удостоверяю, что волеизъявление графа де Водрека не изменилось.
Мадлен, очень бледная, смотрела на свои ноги. Жорж нервно теребил ус. Нотариус продолжил после минутного молчания:
- Понятно, сударь, что сударыня не может принять это завещание без вашего согласия.
Дю Руа встал и сухо сказал:
- Я прошу время на размышление.
Улыбающийся нотариус поклонился и дружелюбно сказал:
- Я понимаю вашу трудность, сударь. Должен добавить, что племянник господина де Водрека, который узнал о завещании сегодня утром, заявил о том, что примет его, если ему оставят сумму в 100000 франков. По моему мнению, завещание неоспоримо, но процесс может наделать шума, которого вы захотели бы избежать. Свет часто судит превратно. В любом случае, могли бы вы сообщить мне свой ответ до субботы?
Жорж поклонился:
- Да, сударь.
Он церемонно откланялся, пропустил вперёд молчаливую жену и вышел с таким холодным видом, что нотариус больше не улыбался.
Едва они оказались у себя, Дю Руа резко закрыл дверь и сказал, бросая шляпу на кровать:
- Ты была любовницей Водрека?
Мадлен, снимавшая вуалетку, повернулась к нему, вздрогнув:
- Я? О!
- Да, ты. Женщине не оставляют всё своё состояние, если она…
Она дрожала, ей не удавалось снять булавки, удерживающие прозрачную ткань.
После минутного размышления она пробормотала взволнованно:
- Послушай… послушай… ты сошёл с ума… ты… ты… Разве не ты сам… только что… надеялся… что он тебе что-то оставит?
Жорж стоял рядом с ней, следя за её чувствами, словно судья, который старается подметить малейшие слабости подсудимого. Он произнёс, делая акцент на каждом слове:
- Да… он мог мне что-то оставить, мне… твоему мужу… мне, его другу… слышишь?... но не тебе… не тебе, его подруге… не тебе, моей жене. Разница огромная, существенная, и есть приличия… и мнение света.
Мадлен, в свою очередь, внимательно смотрела на него прозрачным взглядом, глубоким и странным, словно стараясь что-то прочесть, открыть что-то в этом незнакомце, чего раньше не замечала и не могла предвидеть в быстрые секунды, в эти беззащитные моменты, без внимания, которые словно двери, приоткрытые в тайны мозга. Она медленно проговорила:
- Однако мне кажется… что отказ от этого завещания тоже покажется странным… для тебя.
Он резко спросил:
- Почему?
Она ответила:
- Потому что…
Она поколебалась и продолжила:
- Потому что ты – мой муж… и ты мало знал его… а я была его другом с давних пор… и его первое завещание, сделанное ещё при жизни Форестье, свидетельствует в мою пользу.
Жорж начал ходить большими шагами. Он заявил:
- Ты не можешь это принять.
Она равнодушно ответила:
- Прекрасно. Тогда не будем ждать субботы. Мы можем прямо сейчас уведомить мэтра Ламанёра.
Он остановился перед ней, и на несколько секунд они стояли, глядя друг другу в глаза, пытаясь проникнуть в тайны сердец друг друга, в глубины мыслей. Они пытались раскрыть сознание друг друга в пылком и немом исследовании. /…/ Это была словно битва двух существ, которые, живя бок о бок, не знали друг друга, подозревали друг друга, чуяли друг друга, подстерегали друг друга, но не знали друг друга до глубины души.
Внезапно он тихо пробормотал ей в лицо:
- Ну же, признайся, что ты была любовницей де Водрека.
Она пожала плечами:
- Ты глуп… Водрек был очень привязан ко мне… но не больше… никогда.
Он топнул ногой.
- Ты лжёшь. Это невозможно.
Она спокойно ответила:
- Тем не менее, это так.
Он начал ходить, затем вновь остановился:
- Тогда объясни мне, почему он оставляет тебе всё своё состояние…
Она сказала с беззаботным и незаинтересованным видом:
- Это просто. Как ты сказал, у него не было друзей, только я, кого он знал с детства. Моя мама была компаньонкой у его родителей. Он постоянно приходил сюда и, так как у него не было наследников, подумал обо мне. Возможно, он немного любил меня. Но что это за женщина, если её никто никогда не любил? Почему бы и не быть этой скрытой нежности, почему бы ему не подумать обо мне в его последней воле? Он каждый понедельник приносил мне цветы. Тебя это не удивляло, не так ли? Сегодня он передаёт мне своё состояние по той же причине, потому что ему больше некому его передать. Напротив, было бы очень странно, если бы он оставил его тебе. Почему? А кто ты ему?
Она говорила таким спокойным и естественным тоном, что Жорж заколебался. Он сказал:
- Всё равно, мы не можем принять это наследство при таких условиях. Это было бы отвратительно. Все будут подозревать, судачить и смеяться надо мной. Мои коллеги уже очень расположены завидовать и нападать на меня. Мне, больше чем кому бы то ни было, нужно заботиться о своей чести и репутации. Невозможно допустить, чтобы моя жена приняла наследство от человека, кого свет уже назвал её любовником. Форестье, возможно, это терпел, но я не буду.
Она ласково прошептала:
- Хорошо, друг мой, не будем принимать. Просто у нас в кармане было бы миллионом больше, вот и всё.
Он всё ещё ходил по комнате и думал вслух, говорил, не обращаясь к жене:
- Хорошо… миллион… тем хуже… Он не понял, какое совершил отсутствие такта, пренебрежение условностями. Он не видел, в какое фальшивое, смешное положение ставит меня… В жизни всё основано на нюансах… Нужно было ему оставить мне половину, это всё уладило бы.
Он сел, скрестил ноги и начал подкручивать усы, как делал в часы скуки, беспокойства и трудных обдумываний.
Мадлен взяла вышивку, с которой работала время от времени, и сказала, перебирая шерсть:
- Я помолчу. Сам размышляй.
Он долго молчал, затем произнёс с колебанием:
- Свет никогда не поймёт того, что Водрек сделал тебя единственной наследницей и что я принял это. Принять это состояние означало бы… признать твою постыдную связь с ним, а для меня – позор… Ты подумала над тем, что скажет свет? Нужно найти какую-то уловку, увёртку, чтобы улучшить эту ситуацию. Нужно было бы, чтобы он разделил между нами это состояние, дал бы половину мужу, половину – жене.
Она сказала:
- Я не понимаю, как это можно сделать. Завещание уже составлено.
Он ответил:
- О! Это очень просто. Ты могла бы оставить мне половину наследства в качестве пожертвования. У нас нет детей, это вполне возможно. Тогда мы заткнули бы рот сплетникам.
Она ответила с небольшим нетерпением:
- Я не понимаю, как мы заткнём рот сплетникам, ведь завещание составлено и подписано Водреком.
Он гневно произнёс:
- Разве нам нужно его показывать и афишировать? Ты глупа, в конце концов. Мы скажем, что граф де Водрек оставил нам состояние поровну… Вот так… Ты не можешь принять это состояние без моего разрешения. Я тебе его дам при условии, что я не стану посмешищем света.
Она смотрела на него проникновенным взглядом:
- Как хочешь. Я готова.
Тогда он встал и вновь начал ходить. Казалось, он вновь колебался и избегал проницательных глаз жены. Он говорил:
- Нет… определённо, нет… возможно, стоит совсем отказаться… это более прилично… более корректно… более честно… Однако при этом не смогут ничего заподозрить, абсолютно ничего. Самые скрупулёзные будут вынуждены подчиниться.
Он остановился перед Мадлен:
- Хорошо, моя дорогая, если хочешь, я вернусь к мэтру Ламанёру один для консультации и всё ему объясню. Я скажу ему о своих колебаниях и добавлю, что мы остановились на мысли поделить наследство ради приличий, чтобы люди не сплетничали. С того момента, как я приму половину наследства, ни у кого не будет повода улыбаться. Словно мы скажем: «Моя жена принимает его, потому что его принимаю я, её муж – судья её благовидных поступков». Иначе будет скандал.
Мадлен просто прошептала:
- Как хочешь.
Он начал увлечённо говорить:
- Да, это разделение напополам ясно как день. Мы наследуем от друга, который не хотел провести разницу между нами, не захотел сделать отличий между нами, не хотел сказать: «Я предпочитаю одного другому после смерти, как делал это при жизни». Понятно, что ему больше нравилась женщина, но, оставляя наследство поровну, он признает, что это влечение было платоническим. И будь уверена, что если бы он подумал как следует, он бы так и сделал. Он не подумал, не предвидел последствий. Как ты только что сказала, он приносил тебе цветы каждую неделю и именно тебе захотел передать наследство, не отдавая себе отчёта…
Она перебила его с ноткой раздражения:
- Понятно. Я поняла. Не стоит так долго объяснять. Иди к нотариусу сейчас же.
Он пробормотал, краснея:
- Ты права, я иду.
Он взял шляпу и сказал в дверях:
- Я постараюсь уладить трудность с племянником. 50000 франков, не так ли?
Она высокомерно ответила:
- Нет. Дай ему 100000, как он просит. Возьми их из моей доли, если хочешь.
Он пробурчал, внезапно пристыженный:
- Ах, нет, мы поделим расходы. Оставляя по 50000 каждый, нам останется чистый миллион.
Затем он добавил:
- До скорого, моя маленькая Мад.
И он отправился к нотариусу объяснять схему, которую якобы придумала его жена.
На следующий день они подписали акт, по которому Мадлен Дю Руа оставила мужу 500000 франков.
Затем, выйдя от нотариуса, Жорж предложил пройтись до бульваров пешком. Он был очень вежлив, полон предупредительности и нежности. Он смеялся, был счастлив от всего, тогда как она была задумчива и немного холодна.
Был довольно холодный осенний день. Толпа, казалось, спешила и шла быстро. Дю Руа подвёл жену к лавочке, где так часто смотрел на хронометр для себя.
- Хочешь какие-нибудь драгоценности? – спросил он.
Она равнодушно ответила:
- Если хочешь.
Они вошли. Он спросил:
- Что ты предпочитаешь: колье, браслет или серьги?
Вид золотых безделушек с драгоценными камнями прогнал холодность Мадлен, и она начала горящими любопытными глазами пробегать витрину.
Вдруг она сказала:
- Вот хорошенький браслет.
Это была необычная цепь, на каждом звене которой были разные камни.
Жорж спросил:
- Сколько это стоит?
Ювелир ответил:
- 3000 франков, сударь.
- Если уступите за 2500, мы договоримся.
Ювелир подумал и ответил:
- Нет, сударь, это невозможно.
Дю Руа сказал:
- Послушайте, добавьте хронометр за 1500 франков, это составит 4000. Я их заплачу. Согласны? Если нет, я пойду в другой магазин.
Ювелир согласился, в конце концов.
- Хорошо, сударь.
Журналист, сообщив свой адрес, добавил:
- Выгравируйте на хронометре мои инициалы и увенчайте их короной барона.
Удивлённая Мадлен улыбнулась. Когда они выходили, она с нежностью взяла его за руку. Она находила его ловким и сильным. Теперь, когда у них была рента, он делал себе титул, это было справедливо.
Продавец сказал:
- Можете рассчитывать на меня, всё будет готово к четвергу, мсье барон.
Они проходили мимо Водевиля. Там давали новое представление. Он сказал:
- Если хочешь, вечером пойдём в театр, попробуем найти ложу.
Они нашли ложу и зарезервировали её. Он добавил:
- Поужинаем в кабаре?
- О, да!
Он был счастлив, словно король, и искал, что бы ещё сделать.
- Не пригласить ли нам мадам де Марелль? Её муж сейчас здесь, мне говорили. Я был бы рад пожать ему руку.
Они так и сделали. Жорж, который немного боялся встречи с любовницей, не возражал против присутствия своей жены, чтобы избежать объяснений.
Но Клотильда, казалось, не помнила ни о чём и заставила мужа принять приглашение.
Ужин был весел, вечер – очарователен.
Жорж и Мадлен вернулись домой поздно. Газовые рожки были потушены. Чтобы освещать лестницу, журналист зажигал спички.
Когда они пришли на площадку первого этажа, пламя осветило две их фигуры в зеркале среди сумрака.
Они были похожи на призраков, готовых раствориться в ночи.
Дю Руа поднял руку, чтобы осветить лица, и сказал с победным смехом:
- Вот идут миллионеры.

 (02.02.2016)