Ударная волна

   ... Мария Ивановна Никишина накинула наспех на плечи свое старенькое. но теплое пальто, поправила платок на голове и, вслед за сыном. вышла во двор.
   Она втянула в легкие промороженный и прогорклый от не развеивавшегося над городом пожарищного дыма воздух - и глаза заслезились.
   Подумала о тех парнях, которые сидели в кузове тентованного "КамАЗ"а, который рычал за ее воротами и к которому шел сейчас ее Руслан: "Хоть бы вы, вместе с другими солдатами, погнали быстрее врага с нашей земли... Помоги вам Господи, ребяточки... Хватит им уже бить наши многострадальные города... Мира хочется. а им - только войны, только крови... Скоты проклятущие...   Призовет вас Господь на Страшный Суд...".
   Она смотрела уже на то, как сын лез в кузов "КамАЗ"а, к этим веселым и суровым парням, своим друзьям и знала, что сейчас они поедут на боевые позиции своего артиллерийского дивизиона, к траншеям укрепрайона за городом - и будут защищать этот маленький шахтерский городок от врага, снаряды которого сыпались на город и сегоднящним утром.
   Она знала, что сын воюет, стреляет в бандэрлогов из мощного и страшного орудия с совсем нестрашным - и от того еще более устрашающим, названием "Гиацинт", хотя Руслан и старался скрывать это от нее, чтобы не расстраивать, не заставлять волноваться за себя. Он все время говорил, что ездит "учиться", но сердце матери нельзя было так безыскусно обмануть; она давно догадалась, что эти крепкие парни уже давно "отучились" и теперь стреляют не по мишеням полигона, а в реального, подлого и злобного врага.
   Многих из этих парней она даже знала, ведь до того, как выйти на заслуженную пенсию, она много лет работала учительницей в школе, той самой, в которую три дня назад попали две большие мины, не оставив от здания школы, практически, ничего...
   ... "КамАЗ" рявкнул двигателем, встряхнулся, как просыпающийся пес, выдохнул тучу сине-сизого дыма и тронулся. Из кузова грузовика, прежде, чем опустить брезентовый полог тента, Руслан помахал ей рукой... Она перекрестила удалявшийся "КамАЗ", мысленно крестя всех парней, сидевших в нем, и долго еще провожала его глазами, пока грузовик не скрылся за поворотом, которым заканчивалась их длинная и прямая улица...
   Мария Ивановна повернулась, открыла невысокую свою калитку и пошла к дому. По пути ей под ноги весело бросилась ее дворовая собачка Чапка - и женщина. ласково потрепав ее за ушами, открыв дверь, пропустила ее впереди себя в дом. Она страшно не любила, не переносила одиночество, а чапка была хоть каким-то развлечением и не позволяла одиночеству вольготно чувствовать себя в доме...
   Сегодня Марию Ивановну Никишину разбудили звкки разрывов - несколько вражеских снарядов разорвались в городе, где-то совсем недалеко. И сразу же за этим раздался телефонный звонок. она подняла трубку - и услышала знакомый ей уже давно голос командира с позывным "Раскат", командоввавшего тем самым артиллерийским дивизионом.
   Раскат вежливо и спокойно попросил ее дать трубку Руслану и она, конечно же, передала ему телефон. сама она уже догадывалась, что сейчас за сыном придет машина и он поедет к своему орудию, давать сдачи врагу, обстрелявшему город. Это было уже давно привычно ей - как и ритмичные, упругие удары взрывной волны от их выстрелов, заставлявшие гудеть от напряжения и прогибаться под ее ладонью переклеееные крес-накрест широким скотчем стекла ее окон.
   Странно, но ей было очень спокойно, когда она ощущала эти удары. Это означало, что все нормально, дивизион "держит" город и спокойно, привычно делает свое дело...
   Полчаса спустя, когда она стояла у плиты на кухне, ставя на нее кастрюлю с мясом, которое она собралась сварить на суп к ужину, до ее слуха донеслись звуки орудийных выстрелов - короткое тяжелое "Бум!! Бум!! Бум!!" - и в окно ударила та самая взрывная волна.
   Мария Ивановна замерла на несколько секунд. вслушиваясь - а затем улыбнулась сквозь внезапную слезу...
   Повторила: "Помоги вам Господи, ребяточки, соколики вы мои!!".
   Затем поставила на плиту кастрюлю, включила под ней огонь, села на низенький свой стул, укрытый видавшим видом одеялом и предалась воспоминаниям, которые уводили прочь от войны, в мирное время, в те годы, когда она еще учила будущиз бойцов - тогда еще просто школьников...
   Она знала многих из них - и по позывным и по именам и по их детским привычкам...
   Знала, что боец с позывным "Пряник" был упитанным розовощеким добродушным мальчишкой, вечным троечником по английскому языку, а другой боец, с позывным "Пушкин" зачитывался стихами своего невольного тезки и даже, кажется. читал их одной девченке... Дочитался до женитьбы наней и двоих детишек... А от того, которого теперь звали Резцом, а тогда - Витькой резниченко, девченки бегали, стараясь находиться от него на безопасном расстоянии - берегли свои косички...
   Учился в ее школе и сам командир дивизиона - Раскат, Илья Петрович Князев, а тогда Илюшка Князев, отличник и по русской литературе, и по истоии, и по математике и по физической подготовке.
   Не нарадоваться было на такого ученика и она гордилась им - ведь это был мальчик из ее класса. Он не раз становился призером школьных и межшкольных, межрайонных олимпиад, а после школы уехал в Донецк, учился в университете, а после - в Луганской летной академии. Он хотел стать летчиком, но не успел - началась война, снаряды, мины и ракеты посыпались и на Луганск и на Донецк и на родной город.
   Тогда, когда над всем Донбассом гремели взрывы и вставали черные зловещие дымы, он пришел в Донецкую областную администрацию и добровольно, по зову сердца, записался в ополченцы.
   И надо же было случиться так, чтобы сейчас, когда от грома страшных разрывов у Марии Ивановны сжималось от бессильной боли сердце, а от столь же бессильной ярости - кулаки, он оказалсяименно в родном городе!
   Он пришел сбда с тремя могучими орудиями, от одного вида которых она в благоговейном испуге замирала, а теперь это был уже артиллерийский дивизион.
   Они оборудовали себе позиции за городом, на бывшем кукеурузном поле у кирпичного завода. теперь там были понарыты окопы, построены укрепленные блиндажи и укрытия для их грозных "Гиацинтов", стояли и орудия поменьше и жве машины-ЗУшки, одна из которых в прошлом году "приговорила" самолет, бомбивший город...
   ...Шло время, в окна размеренно стучала упругая и плотная короткая ударная волна - "Бум... Бум... Бум...", эхом вторя выстрелам гаубиц, побулькивала на огне кастрбюля и ей очень уютно было предаваться своим мыслям, зная, что сейчас, когда бьют орудия их дивизиона, враг не стреляет по городу, да что там - он и головы не смеет поднять и только, скрежеща зубами от злобы, может смотреть на то, как разрывы их снарядов превращают в клочья и щепки их укрепления, разрывают на части технику, орудия...
   А она вспоминала позапрошлое лето, когда ребята, помнившие школьные годы, сами пришли к ней в гости на ее день рождения, принесли ей цыеты, торт, подарили новый телевизор и немного собранных денег... От этих денег она пыталась отказаться, но ребята были серьезны и непреклонны... Они уже тогда были взрослдыми, эти ребята....
   В тот день они сидели за ее овальным столом, покрытым нарядной красно-бело-желтой узорчатой скатерью и пили чай, который она сама заварила,  с тем самым тортом...
   А в следующем году, в самую "хозяйственную", огородную пору,  ребята пришли к ней и вскопали огород - быстро и весело, за каких-то сорок минут...
   Он был небольшим, тот огород, но на нем росли и кабачки и помидоры и капуста и петрушка... А теперь огорода не было - зияла на его месте воронка от мины... Женщина думала засыпать эту уродливую ямищу и снова посадить на этом месте огород...
   Волспоминания все приходили и приходили и это было хорошо - они помогали быстрее пропускать мимо себя часы одинокого ожидания. когда обычно время тянется медленно, как вытягивающийся со станции товарный поезд, шруженный донбасским углем...
      ...Уголь. Его добывали и в их городе, на швхте номер двадцать один, чей гудок плыл над всем городом три раза в сутки - до войны, конечно.
   А в позапрошлом году, когда началась война, в один страшный день ее гудок зазвучал последний раз.
   Город обстреливали с земли и бомбили с воздуха - и среди дымов пожаров, среди воя снарядов и бомб и грохота разрывов, над избиваемым городом раздавался тревожный и пронзительный звук шахтного гудка - будто, сам город стонал от боли, призывая людей на защиту себя.
   И люди пришли - сначала заехали в город, проехали в лязге и дыме свквозь него и выкехали на окраину четыре БМП с солдатами на броне, затем - за ними - два "Урала", тащивших за собой орудия. за ними - "КамАЗ" со спаренным зенитным орудием.
   Они - часть вошедшего в город батальона Народного Ополчения Донбасса - положили начало защите города, в первый раз дали по зубам обнаглевшим бандэрлогам.
   Они, как она узнала потом, разнесли вражеские артиллерийские позиции, сбили два самолета и уничтожили четыре танка, стрелявших по шахте и кирпичному заводу.
   К одержавшим первую победу ополченцам со всех сторон города и с прилегавших поселков потекли люди - сначала - узкими прерывистыми струйками, по одному, по двое, затем - уже крепкими, полноводными потоками...
   Через полгода в городе было уже два батальона - второй почти полностью укомплектовали своми, местными людьми.
   Они получили автоматы, пулеметы, отбили у врага несколько орудий, БМП и бронетранспортеров и даже два танка... Она видела эти танки - на одном из них было написано "Смерть фашистам!!", на другом красовалось название их батальона Ополчения - "Батальон имени маршала Советского Союза Г.К. Жукова."...
   Их городской батальон имени маршала Георгия Константиновича Жукова, вскоре, прославился освобождением захваченного врагом поселка и товарной станции недалеко от города.
   На станции они захватили эшелон с толоько-что прибывшей техникой - "Градами", САУ и снарядами к орудиям.
   Теперь эти трофеи помогали защищать город - не один и не два уже раза ракеты "Градов" проносились над ее домом на север, туда, где стоял враг. она не пряталась от них, не пугалось - "Свое железо по голове не лупит." - говорила она. И, если пролет "Градов" заставал ее во дворе, то она глядела им в след и крестила воздух, словно, крестила эти ракеты...
   Мария Ивановна не могла сказать, крестя летящие по врагу ракеты, что она глубоко набожна.
   Но она ходила в церковь, исправно молилась - и, видимо, бог, в благодарность, отводил от ее дома беду.
   Она, также, не могла сказать, угодно ли Господу, чтобы она делала то, что делает - но она крестила не орудия убийства, а орудия наказания, возмездия за боль людей, за разрушения городов, за все те злодеяния врага, о которых она знала...
   Как-то раз, не так еще и давно, ей пришлось быть самой очевидицей варварства, учиненого врагом.
   Тогда ей пришлось сопровождать в больницу их местную почтальоншу Розу.
   Окровавленная, вся в синяках и кровоподтеках, Роза рассказала ей, что с ней случилось.
   Враги, видимо, диверсанты, подорвали на дороге их старенький почтовый грузовик, убили водителя и избивали ее, требуя, чтобы она отдала им деньги. которые были предназначенны для выплаты пенсий и которые, как они думали, она везла с собой и в этот раз... Но в этот раз она не везла денег - только письма, посылки и свежий тираж газеты "Правда Новороссии".
   Бандэрлоги, раздосадованные неудачей, сожгли машину и, несомненно, убили бы и ее, но их отогнала БМП ополченцев. которая выскочила кт дороге и открыла частый огонь в то время, как с ее бортов прыгали на землю бойцы и тоже открывали огонь по врагу.
   На той БМП ее привезли в город....
   ...Кастрюля на плите закипела и Мария Ивановна встала, приткрыла на ней крышку, большой ложкой собрала пену с бульона и сделала меньше огонь. Посмотрела на настенные часы с большим круглым белым циферблатом, засекла время...
   Села обратно, чувствуя, как об ноги ей трется прибежавшая Чапка...
   В окно продолжаа бить ударная волна от выстрелов гаубиц, теперь к ней прибавились удары и от других орудий, видимо, их суровая "работа" набирала силу; теперь это было "Бум!! Бух!! Бум!! Бух!! Бум!! Бух!!" и удары в окно уже звучали своеобразной музыкой.
   Но все это были выстрелы их артдивизиона, в этом можно было не сомневаться.
   За окнами, на улице, послышался какой-то новый шум, пока еще не ясный, неразборчивый, но с каждой секундой усиливавшийся - и Мария Ивановна прислушалась. стараясь определить, понять что это.
   Вскоре поняла - в вое двигателя и стрекоте траков неслась по улице БМП. Гусеничная бронированная машина проенслась мимо окон - в ту же сторону, куда уехал Руслан....
   Мария Ивановна подумала: "На войне боженька-то помогает, а больше - командиры да сами бойцы... Держитесь там, соколики, не позвольте сломить себя!!".
   Проехали по улице, натужно ревя, два "Урала" с массивными зелеными деревянными ящиками в кузовах...
   Орудия продолжали бить и женщине показалось, что темп их выстрелов стал более быстрым, почти переходящим в непрерывную дробь...
   Прошло некоторое время - и она поняла, что одно или два больших орудия - "Гиацинта", прекратили стрельбу.
   Она догадалась: "Сейчас они боекомплекты пополнят - и продолжат... Но ведь сейчас их место кто-то должен занять, чтобы не дать бандэрлогам вставить свое лыко в строку...".
   И только она об этом подумала, как над домом оглушительно зашелестело: "Ш-шух... Ш-шух... Шшух, ш-шух, ш-шух, ш-шух, ш-шух!! Ш-шухш-шухш-шухш-шухш-шухш-шухшш-шух!!!" - в сторону наседавшего врага. приктрывая артиллеристов, летели "Грады". До ее слуха ударной волной, бившей в окно и мощным слитным звуком донеслись разрывы от ракет - словно, один мощный, долгий, слитный разрыв, возводивший непреодолимую стену осколков и огня на позициях врага...
   Ей было теперь тревожно и в голову лезли другие мысли, другие воспоминания...
   ...Начало "АТО", то, с чего началась война в их городе, это, наверное. помнили все - остановившися возле горсовета "ГАЗель" с двумя белыми полосами и черная "Тойота".
   Из "ГАЗели" вывалилось просто несметное количество солдат с автоматами, появились и несколько человек местных жителей - предателей, ставших на сторону хунты. Это кодло оцепило здание, оставив узкий коридор-щель для прохода того, кто должен был выйти из легковой машины.
   Из "Тойоты" вышел грузный мужик в низко надвинутой на глаза кепке и с черной папкой в руке, вошел в здание... И вышел через несколько минут, чертыхаясь, резко махнул рукой своим сопровождающим, хлопнул дверцей "Тойоты"...
   Легковая машина и кодло на "ГАЗели" уехали,  а к ним вышел мэр города Паваел Ефимович Крепин, потомственный шахтер, мужчина с крепким умом и крепкими руками, умевший и народ воодушевить на дело и "гайки завернуть", когда это требовалось...
   Он вышел на низкое широкое крыльцо горсовета, постоял несколько секунд, окидывая взглядом собравшуюся, к тому моменту, толпу людей - не зевак, а людей, понимавших, что происходит...
   И обратился к людям: "Товарищи жители!! Те, кто меня выбрал и те, кто помог мне поднять этот город, помогал мне столько времени выполнять мою работу и делать наш город лучше!!
   Вы знаете, что в нашем городе дети бесплатно ходят в детские сады, школы, бесперебойно работает транспорт, к тому же - бесплатно перевозятся ветераны Великой Отечественной Войны, пенсионеры и инвалдиды.
   Работает шахта, работают кирпичный завод, молокозавод, хлебозавод, завод стиральных машин...
   Порядок на улицах, на спад постоянно идет преступность...
   Сейчас мне выдвинули ультиматум, сказали мне, что я плохой мэр и на мое место должен сесть другой - один из тех, кто скакал на поганом Майдане...
   Вы знаете, какая ситуация вокруг сейчас.
   Вы знаете все о Славянске, Одессе, Луганске...
   Я стал "плохим", потому, что не поддержал новую власть, не закрыл завод стиральных машин, работающий на Россию и не лишил работы три с половиной тысячи людей.
   Решайте - сдадим мы город, или останемся теми, кем есть - людьми с Донбасским характером и чистой совестью.
   Решать вам. А я поступлю, согласно вашему решению.
   Жду завтра жителей города здесь же. Будет общее собрание и митинг.".
   Вот так он и выступил - просто и без лишних слов.
   На следующий день, уже с утра, под стенами горсовета разлилось людское море.
   День был выходным и потому сюда пришли и рабочие завода стиральных машин и шахтеры и многие сотни других жителей города, готовых поддержать своего мэра.
   И он вышел к людям и снова голос его был спокоен, а речь проста и понятна.
  Он сказал: "Здравствуйте, дорогие мои товарищи жители. Ситуация у нас с вами вот какая: за то, что я не закрыл работающий на российский заказ завод и не лишил тысячи людей работы, за то, что мы с вами говорим на своем языке и мыслим по-своему, меня обьявили неблагонадежным, плохим мэром и требуют, чтоб я пеердал свое место предсставителю новой власти - безмозглому прыгуну с Майдана.
   Их войска подходят к городу, свое требование они могут подкрепить обстрелом вас, безоружных мирных жителей.
   А в случае, если их требование будет удовлетворено - по городу покатитсЯ все то, что было на Майдане - нацистские лозунги, наркомания, облавы на инакомыслящих, пьянь и мародерство, в придачу.
   Я хочу спросить у вас решения - как быть.
   Я ничего не стану предлагать, жду ваших слов.".
   Он сказал так и замолк.
  А по толпе людей покатился, сначала, неровный шум, в котором уже слышались первые суровые, решительные ноты...
   А затем вперед вышли несколько человек из этой многотысячной массы людей и один из них произнес: "Павел ефимович. Мы будем говорить от жителей. Слушай, что велели передать.
   Замарать свою честь и совесть - дело нехитрое и недолгое, Ефимыч...
   Это случится, если мы сдадим город.
   Он станет тогда базой для войск хунты и через него пойдут скотские орды на другие города. А здесь... здесь в короткое время все будет разворовано и разворочено.
   Но мы не можем поступить так. Мы Донбассцы.
   мы не пустим хунту в город и не откроем проход к другим городам, не дадим воткнуть нож в спину молодой Республике, а напротив - дадим ей время собрать войска и ударить по врагу.
   И тебя в обиду не дадим.
   В общем, "Короче, Склихософский!!". ККогда там эти п..ры за ответом приедут? Мы их завернем обратно. Так завернем, что в штанах не донесут наш ответ.
   А сегодня - начинаем формировать отряды самообороны по районам и патрулировать улицы. Плюс - вводим комендантский час с десяти вечера до шести утра.
   Надеемся, милиция в городе тебе верна и нас поддержит. разбегутся - дорогу обратно в город потеряют навсегда.
   Вот так, Ефимыч.".
   По толпе понесся многоголосый одобрительный гул, но говоривший - крепкий широкоплечий шахтер с обведенными угольной пылью глазами поднял руку -и толпа затихла.
   Все ждали ответа на свои слова.
   и Павел Ефимович ответил - помолчав и обведя толпу взглядом, в котором была и скупая слеза и восхищение своими жителями и преданность и сила...
   И все услышали его слова: "Предложение жителей принимаю. Сейчас же сформировать комитет самообороны города, в который войдут командиры районных отрядов, доложить мне список того, что вам первоочередно нужно - а я вам постараюсь. по максимуму, это дать.
   Далее. Из числа особо надежных товарищей выделить тех, кто может, в прямом смысле, пойти в разведку и докладывать мне каждые полчаса обстановку на подступах к городу.
   Директорам заводов и торговых организаций я дам уквазание готовить помещения под бомбоубежища.
   Знаем мы эту хунту - не ровен час, завтра "Сушки" полетят...
   Остальные решения будем вырабатывать по ходу дела. Готовим город к обороне.
   Верно сказано было - через наш город проходит дорога, которая является одной из ключевых артерий региона. пустить на нее врага - это дать возможность блокировать другие города Донбасса.
   Это было бы предательством.
   Спасибо вам, товарици.".
   Затем он и еще несколько человек - тот самый, делегированный жителями, шахтер и стоявшие рядом с ним мужчины,  прошли в здание горсовета.
   А снаружи, в этой толпе, появилдись откуда-то флаги, плакаты, в мегафон зазвучали пламенные слова патриотов...
   Начался митинг, скорее, стихийный, чем организованный. народ высказывал свое мнение и выказывал решение защищаться.
   Уже к вечеру в городе появились "УАЗ" ики ссо свежими, пахнущимии еще краской, эмблемами и надписями: "Отряд самообороны Октябрьского района.", "Отряд самообороны Ленинского района", "Отряд самообороны Привокзального района"...
  Город посуровел, притих, изготовился к принятию возможного удара под дых...
   На следующий день приехалли те, кто вручил Павлу Ефимовичу Крепину ультиматум.
   Их встретили...
   Встретили сурово, решительно, не дав и подойти к зданию горсовета, разоружив вражеских автоматчиков и пригрозив заджержанием и взятием под стражу делегату хунты, который еле успел удрать на своей черной "Тойоте".
   Так у Отрядов самооборроны появились первые "стволы".
   К вечеру разведчики принесли тревожную новость - враг подходит к городу....
   А на следующий день в городе появились уже ополченцы на БМП и Раскат со своими орудиями и бойцами...
   ...Пока женщина думала об этом, воскрешая в памяти события двухлетней давности, пришло время снимать с огня говяжий бульон и заниматься гттовкой. Она испытала от этого облегчение, так как привычное дело отвлекало от тревожных воспоминаний.
   Скоро должен был вернуться с работы муж - сторож шахтной автоколонны, а затем должен был прияти домой и Руслан...
 Обязательно должен был...
      ...А на улице вечерело.
   Солнце, закрытое серыми зимними тучами, укатывалось все ниже к горизонту, небо начинало темнеть. И, подтверждая прогноз погоды на сегодня, начал сыпаться противный мокрый снег, который позже должен был пеерйти в дождь.
   Она вспоминила январь прошлой зимы...
   Четыре больницы города были наполнены раненными бойуами с переднего края - и своими и раненными пленными...
   Она и сама бывала в одной из этих больниц, с согласия мужа отдавала бойцам его старую теплую одежду, приносила мед и консервацию домашней заготовки...
      ...За окном продолжало упруго и глухо бухать. ритм ударов вернулся к тому, каким был утром - размеренным, неторопливым. Видимо, артиллеристы продолжали "обрабатывать" наседавшего врага, но пик "работы" уже прошел.
      Вернулся с работы муж, разулся в прихожей, разделся, помыл руки и лицо и вошел в кухню.
   Она спросила его: "Как отработалось тебе? Что за деньги говорят? первое февраля уже скоро...".
   Он ответил: Денег дали. Пять тысяч рублей. Так что живем!! На шахту сегодня два новых самосвала пригнали. ну, не новых купленных, конечно. Где-то обнаружили брошенную хозяином-олигархом строительную фирму, оттуда нам и выделили два четырехосных "Ивеко".
   Тоже дело.".
   "Ну, хорошо. Значит, дела у Республики поправляются... Подожди. я сейчас супа тебе налью... Чай ставить?" - ответила она мужу.
   Тот помолчал, подумал, сказал: "Ставь. Люблю не пакетиковый, а когда ты завариваешь. Ты у меня умница и по чаю мастерица."
      И она, конечно, щедро налила мужу супа, не забыв положить туда солидный кусок мяса, а затем поставила на плиту эмалированный красный-в белый горошек чайник, в заварничек насыпала чая...
   ...Пока они ужинали и пили чай, на улице совсем стемнело; по подоконнику начали стучать первые капли дождя...
   Поужинав, муж ушел в зал - читать газету и смотреть по телевизору футбол - он любил совмещать эти два занятия.
      А она, поддавшись мягкому и настойчивому воздействию шума начавшегося дождя, вдруг, почувствовала, как к ней подкрадывается дремота.
   Она убрала со стола, протерла чистой тряпкой остывшую уже плиту и ушла с кухни, пошла в спальню, прилегла на кровать, рассчитывая не спать, а именно вздремнуть, и...
   Под мирный шум неспешного зимнего дождя, под размеренное и деловитое "Бух... Бух..." ударной волны - сама не заметила, как уплыла в крепкий и спокойный сон. засопела...
   ...Руслан вернулся домой за полночь.
   Он своим ключем отпер дверь, разделся и разулся в прихожей, стараясь не шуметь, осторожно прошел в дом...
   Он осторожно заглянул в зал и негромко поздоровался с отцом. Спросил: "Как мама? Спит?"
   Отец кивнул утвердительно головой, затем спросил: "Как? Дали вражине по сусалам?".
   Руслан улыбнулся отцу и ответил: "А то!! Конечно, дали!! И еще выгребет, еали сунется!!".
  Отец спросил: "У самих все нормально?".
   Сын ответил: "Да, папа. Все хорошо, без потерь. Только руки болят и есть хочется...".
   Отец - Олег Игоревич Никишин - сказал: "Мама суп сварила, еще даже горячий, наверно. Поужинай. а диван тебе я скоро освобожу...".
   Руслан вышел из зала, пошел на кухню, а по пути заглянул в спальню матери.
   Да, она спала, улыбаясь во сне чему-то своему...
   Руслан улыбнулся ей, хотя она не могла увидеть сейчас его улыбку и пошел ужинать...