Рю Фессар, 8. Глава III

Следующие три дня для меня навсегда остались в памяти днями бесконечного, сумасбродного, опьяняющего счастья, и чем ближе становился день отлёта, тем упорнее я отгоняла мысли о расставании. Данька был прав, он всегда был прав. Если кому-то и было под силу распутать спираль Бруно, то только Дежанси. Как, почему, что это был за ключик, один-единственный, что подошёл к сейфовому замку с тройной защитой, я не знала. Чем меня так привлёк этот мужчина с разноцветными глазами и тихим голосом, в чём был его секрет? Данияр пожал бы плечами, сворачивая очередную самокрутку с виргинским табаком, и сказал бы что-то вроде: "Разве ты могла выбрать обычного человека? Юль, не смеши. Уж тебя-то я знаю. И чем кончаются твои шашни с себе подобными, знаю тоже. Тебя всегда тянет на край пропасти, ну вот он, твой край. Каратель из Плезанса, охотник на демонов. Разве кому-то другому под силу пробить твою защиту? Не забывай, ты влюбилась в него, когда я его ещё не выжег. Ну, а дальше уже... расколоть он тебя расколол, теперь имеет сомнительное достижение в виде любви на расстоянии. Мучительной любви, между прочим. Я же говорил тебе, он из породы упоротых однолюбов. На твоё счастье... хм..." — и затянулся бы, выпуская дым из ноздрей.

Пятничным утром я сидела, завернувшись в плед, на подоконнике и пила кофе, разглядывая с высоты третьего этажа окрестности улицы Фессар. Маленький зелёный уголок Парижа, невысокие серые дома, на окнах бегонии и дикий виноград, оплетающий карнизы, стайка голубей, вспорхнувшая с крыши; если совсем перегнуться, можно увидеть козырёк "Chacun fait...". Послезавтра вечером мой самолёт... Думать об этом не хотелось. Хотелось сидеть, обхватив руками колени и уткнув в них голову, смотреть то на каштаны за окном, то на своего любимого человека. Луи-Армель просматривал корпоративную почту, сидя в одних брюках и с сигаретой в зубах. Судя по его расслабленному виду, ничего срочного письма не содержали. Взгляд мой периодически останавливался на массивном серебряном перстне в виде змеи с чуть вытянутой головой. Перстень висел на цепочке около окна. Странная вещь и явно старинная, тяжёлая, каждая чешуйка змеиного тела тщательно вырезана неизвестным мастером... перстень оставлял ощущение тревоги. Фамильная реликвия, как сказал Дежанси, но я никогда не видела, чтобы он надевал его. Рубиновые глаза змеи, казалось, смотрят на меня холодным взглядом рептилии, смотрят и ждут чего-то. Мне стало неуютно и я перевела взгляд на вид из окна.

Резкий стук в дверь заставил меня вздрогнуть и расплескать кофе. Стук был сильным, повелительным, будто в дверь стучали палкой или тростью. Дежанси нахмурился.
— Я никого не жду. Qui est la?*
Повинуясь странному чувству, я нашарила карманный переводчик и осторожно нажала на кнопку. Затем так же незаметно накрыла его пледом. Стук не предвещал ничего хорошего, так не то что друзья — судебные приставы не стучат.
Луи-Армель открыл дверь, и на пороге появился высокий, статный, очень древний старик. Его неприятное, надменное лицо с орлиным носом и глубокими морщинами было исполнено холодного бешенства. В руке он держал массивную трость с резным набалдашником. Старомодный костюм-тройка, господи, часы на цепочке. Он был очень стар, не удивлюсь, если ему лет сто. Но эту дряхлую старческую фигуру окружала аура такой силы, что я почти физически могла её увидеть. И глаза... почти выцветшие от возраста... и всё же не заметить было невозможно... глаза его были разноцветными. Один серый, другой бледно-зелёный. Я, внутренне дрожа, осторожно покосилась на переводчик.

— Прадедушка?.. — Дежанси был неподдельно ошарашен, но я увидела, как он непроизвольно сжал кулаки. Что, чёрт возьми, происходит? — Что ты здесь делаешь?
— Приехал вот, тебя навестить. — Старик говорил скрипучим неприятным голосом, едва сдерживая рвущуюся наружу ярость. Глаза его смотрели остро и недобро. — Люсьен сказал мне твой адрес.
— Ты мог бы предупредить.
— Предупредить? — Дежанси-старший каркающе рассмеялся. — Чтобы ты принял меры? Старый Гийом не такой дурак. Не такой дурак, как ты.
— Что тебе здесь надо? — Луи-Армель был очень напряжён, шея закаменела, вены на руках вздулись. Я втайне благословляла приобретённую за годы работы привычку видеть несколько вещей одновременно и сейчас одним глазом следила за своим гаджетом, другим за членами семейства Дежанси. И мне было очень, очень страшно.
— Паршивая овца, — сплюнул Гийом Дежанси, — ты думал, уедешь, и все про тебя забудут? Забудут, что ты предал дело своей семьи? Сунуть голову в песок и удрать в Париж — вот и всё, на что ты способен. Род Дежанси не прощает отступников.
— Я не горел желанием заниматься охотой на ведьм. Я хочу быть человеком, а не тварью, которой пугают детей.
— Молчать! Щенок! Люсьен был прав, говоря, что тебе незаслуженно достались разноцветные глаза и перстень. Ты пытаешься отречься от своей сути, в тебе нет мужества признать, что твоё предназначение может не совпадать с твоими жалкими желаниями. — Тут дед словно впервые заметил меня. Лицо его превратилось в злую, скорченную маску. Меня пробил холодный пот.
— И как будто тебе мало этого, ты ещё осмеливаешься выбирать себе женщину по своему усмотрению?! Или ты забыл, что наша кровь не может смешиваться с кем попало? Сильнее опозорить нашу семью ты просто не мог... — Больше Гийом Дежанси на меня не смотрел. — Если эта женщина беременна от тебя, она сделает аборт. Я не позволю, чтобы ты разбрасывался последним, что у тебя ещё осталось общего с нашим родом. Люсьен был прав... тебя следовало убить гораздо раньше, прежде, чем ты сбежал.
— У тебя было время, — Дежанси сейчас был похож на натянутую тетиву. — У тебя было пятнадцать лет. Откуда вдруг такое желание именно сегодня?
Старик подошёл и с силой, неожиданной для столь почтенного возраста, ударил Луи-Армеля по лицу. Тот зашипел и выплюнул зуб. Рука его уже начала подниматься для замаха, как вдруг он резко отшатнулся, как от удара током. Я съёжилась на подоконнике, с ужасом понимая, что старик приехал к правнуку не читать мораль и не брызгать слюной. Он приехал убивать.
Гийом Дежанси вытянул вперёд правую руку. На среднем пальце блестел перстень, такой же, что висел на цепочке около окна. Рубиновые змеиные глаза, не мигая, таращились на Луи-Армеля. Я, чуть дыша, подняла на него глаза. Он был бледен, смертельно бледен, его взгляд неотрывно следил на перстнем на пальце старика. Какую угрозу представляло для него это кольцо, я не понимала, но от простой побрякушки, пусть даже в виде змеи, люди не становятся похожими на гипсовые статуи. Почему он медлит? В принципе, он может одним ударом сбить своего сумасшедшего прадеда с ног.
Гийом Дежанси подошёл к Луи-Армелю почти вплотную, держа руку с перстнем около его шеи. В блёклых глазах блестело странное, извращённое удовольствие мучителя. Холодный змеиный взгляд, казалось, парализовал волю, по крайней мере, так смотрелось со стороны.
— Чувствуешь? Чувствуешь страх? Только это у тебя и осталось, щенок. Я не думал, что мне придётся пустить кольцо в ход, но раз уж ты, ты, охотник, опустился до того, чтобы...
— Я больше не охотник. — Луи-Армель говорил тихо, но переводчик всё-таки смог выдать на экран текст. — Я потерпел поражение. Я был на поединке и проиграл. Я больше не охотник.
— Ты был в туманах? — Казалось, Дежанси-старший был искренне удивлён. Он вгляделся в лицо своего правнука, щурясь, как от яркого света. Но руку с кольцом не опустил. — Х-х-х... Да... Ты и впрямь там был. Жалкий трус. Ты не смог победить далеко не самого сильного противника. Выродок. Но это уже ничего не меняет. Нельзя перестать быть охотником по своему желанию.
— Это было не моё желание, — Дежанси миллиметр за миллиметром, осторожно, чтобы дед не заметил, продвигался к стене. Стене, на которой висел перстень.
— А чьё же? — Старый Гийом скривился в подобие усмешки. Ещё секунда, и голова змеи найдёт свою цель.
— Моё. — Я вздрогнула, вперившись взглядом в фигуру на пороге. Из-за солнечного света был виден только тёмный точёный силуэт.
— Это было моё желание, — повторил Данияр.


* — Кто там? (фр.)


Продолжение: http://www.proza.ru/2016/02/03/1638