Рю Фессар, 8. Глава IV

— Даня? — Я вскочила, едва успев подхватить падающий плед и чуть не споткнулась, запутавшись в кисточках.
— Дан? — Луи-Армель был ошарашен не меньше моего. — Что ты здесь делаешь? — Глаза у Дежанси стали размером с плошки.
Старый Гийом медленно повернулся и, увидев Данияра, издал поистине змеиное шипение. Столетний охотник чуял жертву не в пример лучше своего правнука.
— Демон? Здесь? И ты, — он, дрожа от бешенства, обернулся к Дежанси, — ты его знаешь? Ты и твоя подстилка? Ты водишь дружбу с демоном?..
— Повежливее, здесь дама, — Данияр зашёл в комнату и огляделся. Было видно, что он нёсся сюда со всех ног, даже рубашка прилипла к телу, но вот его лицо... Наверно, впервые я видела Данияра Невмятуллина в обличье, близком, так сказать, к первоисточнику.
Глаза, нестерпимо сверкающие багровым. Волосы полощутся как от ветра, чёрными волнами налетая друг на друга, хотя за окном полный штиль, ни одна веточка не колышется. Точёные скулы, окаменевшие от ярости, ноздри трепещут и раздуваются. Всё тело напряжено, будто готовится к прыжку, на шее отчётливо проступают жилы. Таким Данияра я не видела никогда.

Увидев меня и Луи-Армеля, он незаметно выдохнул.
— Это было моё желание, старик, — Данька подошёл к шипящему охотнику. Тот смотрел так, как смотрят на ядовитого, склизкого гада. Мерзкого, но опасного.
— Это было моё желание. Я был его противником. И я убил охотника.
— Он жив, — прошипел Гийом.
— Жив, но больше не охотник. Я его выжег. Дотла. Там, в тумане. И оставил жить. Вот такое у меня было извращённое желание. — Данька кружил вокруг старого Дежанси с грацией невиданного хищного зверя, уводя подальше к двери, подальше от замершего в ступоре Луи-Армеля. Меня сотрясала крупная дрожь, несмотря на жаркую погоду. Данияр... здесь... но как он тут очутился? Как он вообще оказался в Париже? Почему не преду... чёрт! Телефон! Что мой, что Луи. Два долбаных идиота! Я во все глаза смотрела за странной схваткой, периодически косясь на переводчик.
— Может, отстанешь уже от своего внука? С ним всё кончено, он больше не каратель, повторяю в сотый раз, я его выжег. Так что оставь его в покое, старая ты кочерга. В его смерти больше нет смысла. Ни в его, ни в её. — он бросил взгляд на меня.
— Не пытайся запудрить мне мозги, порождение ада.
— Ад находится в Дэйр-эз-Зоре, — светским тоном сообщил Данияр, и я заметила, что он слегка покачивается, как танцующая кобра. Как кобра перед броском.
— Он что, сириец? — непонимающе пробормотал себе под нос Дежанси-старший.
— Я татарин. Я из России. Это далеко, старик, ты там не был и уже вряд ли будешь. И оставим это. Убирайся прочь. Не заставляй меня ломать тебе кости.
"Что он делает? — потрясённо пробормотал Луи-Армель, — Он что, пытается вывести из себя моего прадеда? Старый Гийом слишком хитёр, чтобы попадаться на его уловки..."
"Ш-ш-ш... Данияр никогда не действует наобум. Молчи и смотри..."
— Ты сейчас не в том мире, дед. А здесь, на грешной земле, у тебя нет шансов. Я просто моложе и сильнее. Так что повторяю, убирайся с глаз моих.
— Нет, — прошептал Гийом, — я никуда не уйду. Пока не уничтожу тебя.
— Welcome, — Данька сделал приглашающий жест и картинно поклонился.
"Что он творит? — в отчаянии прошептал Луи-Армель. — Он что, всерьёз ждёт вызова?"
"Бога ради, не вмешивайся! — я вцепилась ему в руку, и от этого стало немного спокойней. Хотя дрожать я не перестала. — Если я хоть что-то понимаю..."
Глаза Гийома Дежанси медленно заволакивал уже знакомый мне туман, лёгкая дымка, почти незаметная в опускающихся сумерках. Старый охотник был действительно стар и опытен. Ему не требовалось ни тишины, ни покоя, чтобы войти в мир белых облаков и тумана и послать вызов, которому Данька не сможет воспротивиться.
Данияр всё так же стоял, слегка покачиваясь, и пристально наблюдал за стариком. Луи-Армель, не сводя с них напряжённого, немигающего взгляда, вдруг не выдержал:
— Ты же погибнешь! Он уже почти там! Он гораздо, слышишь, гораздо сильнее меня! Он тебя уничтожит...
— Хрен тебе, — отчётливо произнёс Данька, — тихо, не мешай...
И вдруг, когда глаза Дежанси-старшего уже стали почти молочно-белыми, он с силой надавил ему на шею, чуть пониже уха. Старик дёрнулся и обмяк.
— Спят усталые игрушки, — Данька прислушался к дыханию и кивнул сам себе, — книжки спят... Всё! — Он вскочил на ноги. — Всё, экзорцист. Пращур твой спит сном младенца в обоих мирах. Спит и видит разноцветных единорогов. Вольно ж тебе было говорить мне под руку, чуть не упустил момент. А теперь, — Данька подошёл поближе, и я увидела, как дрожат его пальцы, — теперь говори.
— Что?..
— Что мне с ним делать? Оставить всё как есть, чтобы он проснулся через несколько часов и продолжил свои покушения? Или выжечь из него охотника, как я выжег его из тебя? Решай, экзорцист. В конце концов, это твой дед.
Луи-Армель смотрел на спящего старика и будто не видел. Лоб его прочертила горькая, глубокая морщина. Наконец он поднял глаза на Даньку.
— Ты не убил его.
— Я не убийца, — Данияр осклабился в странной, пугающей усмешке, — мог бы уже понять. Так я повторяю свой вопрос. Что мне с ним делать? А чтобы тебе легче думалось, — он присел на корточки и стянул с узловатого пальца перстень, — полюбуйся ещё раз. Ты же знаешь, для чего эта бижутерия. У неё только одно назначение.
— Я знаю, — тихо произнёс Дежанси. — это кольцо карателя.
— Да что это такое? — не выдержала я, плотнее заворачиваясь в плед. Мужчины синхронно повернули головы.
— Расскажи ей, — Данияр двумя пальцами, как склянку с ядом, держал перстень. Рубиновые глаза сверкали, ловя солнечные лучи.
— Это фамильные перстни Дежанси, — Луи-Армель сел на стол и медленно заговорил, — такие есть у... членов нашей семьи. Не у всех. Только у охотников с разноцветными глазами. Мой вот. — Он указал на стену. — Эти... кольца... они не против демонов. Это кольца карателей. Это оружие... против отступников. Против тех, кто не захотел следовать делу рода. — Луи-Армель снял свой перстень с цепочки и нажал на голову змеи. Пасть раскрылась и из неё с лёгким щелчком выскочило жало. Острое, отточенное жало, влажно поблескивающее в последних солнечных лучах. — Здесь нет яда, — продолжил он и повернулся к Данияру. Тот раскрыл перстень Гийома. Змеиное жало было угольно-чёрным,
— Я не знаю точно состав, — Данька пристально рассматривал змеиную голову, — но жертва, насколько мне известно, несколько часов умирает в страшных мучениях, будучи парализованной. Но в сознании. — Он убрал жало, отбросил кольцо, и то со стуком покатилось по полу. — Жертву парализует ещё до прикосновения иглы к коже, — сообщил он в пустоту. — Вот. — Он взял перстень Луи-Армеля. — В глазах есть полости внутри. В этом кольце нет яда, поэтому не страшно. Можно показать. Сюда, — он вытащил один рубин, — тоже заливается это зелье. В сочетании с особым образом огранённой шпинелью получается некий эффект гипноза. Он тебя почти достал, я видел твой остановившийся взгляд. — Данька посмотрел на Дежанси. Тот сидел, опустив голову. На виске билась тонкая жилка. — А потом "чик", и гипноз проходит. Зато приходит боль. И паралич. Ладно, закончим эту лекцию об отравленных побрякушках. М-да, не ту семью назвали Борджиа. Ну так что? Ты решил?
— Делай, что должен, — прошептал Луи-Армель, — только не убивай. — Его лицо осунулось, под глазами залегли круги. Было видно, что он на последней степени нервного потрясения. Ещё бы. Не каждый день тебя приходит убивать собственный прадедушка. Да ещё таким сложным способом.
— Я не убийца, — повторил Данияр, становясь на колени возле неподвижного тела и делая глубокий вдох, — и вообще, я уже в этом поднаторел. А теперь свалите на кухню, оба. Не стоит на это смотреть.

Мы сидели на небольшой кухне и молчали, не в силах говорить ни о чём. Господи, что же это такое, билось у меня в висках, да что же это за жуткий клан, где карают смертью за то, что ты не хочешь продолжать семейное "дело"? Где отец может убить сына, дед — внука, а то и наоборот. Я покосилась на Луи-Армеля. Нет, он бы не убил старого Гийома. Он не каратель, и карателем никогда не был. Что бы не говорил этот безумный старик, Луи-Армель не предавал чести семьи. Он просто никогда не был охотником, таким, как Гийом Дежанси, страстно выслеживающим жертву и уничтожающим её в туманном мире между сном и явью. Он никогда не принимал в своё сердце жажду охоты. И он не убил бы Гийома, даже зная, что тот его не пощадит. Я осторожно коснулась рукой его плеча. Господи, что же на тебя свалилось, ну почему? Он вздрогнул и прижался к моей руке.
— Твой брат... — Я вдруг вспомнила слова Дежанси-старшего. — У него... у него нет кольца?
— Мой брат, монсиньор Люсьен Дежанси, носит распятие и аметистовый перстень. Он епископ Конгрегации доктрины веры в Ватикане.
— Он священник? — Я была поражена. Я помнила, что Мадлен что-то такое говорила, один из мужчин семьи всегда состоял на службе Святого престола, но...
— Раньше бы его назвали инквизитором.
— Но он же священник! Как он мог... как он мог дать твоему деду твой адрес? Неужели он не знал, зачем тот хочет тебя видеть?
— Конечно, знал. Но он Дежанси. Настоящий Дежанси, как сказал бы прадедушка.
Господи, да что же это за безумие?
Луи-Армель тяжело дышал и прислушивался к тому, что происходило в комнате. Оттуда не доносилось ни звука. Он встал, неловко качнувшись, открыл шкафчик и плеснул, не глядя, коньяка в два стакана. Один пододвинул ко мне.
— Что он там делает? — Губы Дежанси дрожали.
— Выжигает, — прошептала я, — форматирует диск С. Он сам так это называет. Не... не беспокойся. Он уже делал это... дважды.
— Он не в туманах, — покачал головой Луи-Армель, — нет, он здесь. Но как тогда?..
— Он уже делал это, — повторила я, глотнула коньяка и закашлялась от крепости, — он уже... Он делал это и здесь.
— Как такое может быть? Войны демонов и охотников всегда проходят в туманах.
— Это был не охотник, — зубы мои стучали о край стакана, — это был обычный человек. Которому Данияр стёр память.
— Стёр память? Обычному человеку, не охотнику? Но зачем?
— Я попросила. — Коньяк обжигал горло. — Он тогда впервые рискнул попробовать.
— Ты? — Дежанси смотрел на меня во все глаза. — Но зачем?
— Чтобы этот человек навсегда меня забыл. Забыл всё, что чувствовал ко мне когда-то. Чтобы вычеркнул меня из своей жизни раз и навсегда, будто меня и не было.
— И твой шеф исполнил твою просьбу... — Луи-Армель прикрыл глаза. — Надеюсь, со мной такого не случится.
— Нет. — Ладони взмокли, стакан скользил в руках, как живая рыба. — Не случится.
Он смотрел прямо перед собой, уставившись в одну точку. Весь мир Луи-Армеля Дежанси летел в тартарары, беспощадно и бесповоротно. Наконец он поднял на меня глаза, полные боли.
— Я люблю тебя, — тихо произнёс он, — что бы ни происходило, я люблю тебя. Я не мыслю своей жизни без тебя, ты для меня всё. Понимаешь, всё. Я не жил раньше. Я существовал, как заведённая механическая игрушка, без чувств, без эмоций. Но... Мне трудновато тягаться с твоим шефом. У меня нет такого магнетизма.
— При чём здесь мой шеф? — Господи, что он несёт?
— Ты ничего не видишь, да? — Дежанси залпом допил коньяк и несколько секунд молчал. — Ты думаешь, он примчался сюда спасать мою шкуру? Да на что я ему сдался? Если бы мой прадед меня убил, он бы и бровью не повёл. Но старик Гийом не оставляет следов. Тебя бы он тоже не пощадил. И твой шеф каким-то образом это узнал. Не меня он летел спасать. Вовсе не меня. То, что он... не прикасается к тебе, ещё ни о чём не говорит.
— Всё совсем не так, — в отчаянии прошептала я, — как ты не понимаешь. Всё совсем, совсем не так. Я ему совершенно не нужна и не интересна. Нет, не спорь! Мне виднее. Я его знаю гораздо лучше, чем ты. Он меня не любит и никогда не любил. Я, наверно, единственная женщина, к которой он абсолютно равнодушен. Ну пойми же ты наконец, мы с ним повязаны этой историей с потерей памяти, мы повязаны накрепко, но не так, как ты думаешь. Я единственный человек, не считая тебя, кто знает, что из себя представляет Данияр Невмятуллин. Этим знанием я тогда воспользовалась... в общем, я знаю, что он инкуб, а он знает, что по моей милости Игорь Клатов больше никогда не вспомнит не только о своей несостоявшейся любви. Он не вспомнит то, что знаем только мы трое.
Луи-Армель слушал очень внимательно. В глазах его медленно отражалось понимание, робкое, недоверчивое, трепетавшее, как первый тонкий росток, пробившийся сквозь землю. Я увидела, как он расслабил стиснутые челюсти.
— Он убьёт за меня, — тихо сказала я, — но он меня не любит. Вот так бывает. И я его тоже не люблю. Единственный, кто мне нужен, это ты. А Данияр может и дальше продолжать свои эротические эксперименты. Вариантов у него, как он сам любит повторять, как карты веером.
Дежанси внезапно обнял меня, покрепче прижав к себе, будто не веря ни своим глазам, ни ушам. Я спрятала голову у него на груди. Господи, по какой же тонкой, невообразимо тонкой нити мы все здесь ходим... И только что она чуть было не порвалась.

Данька вошёл в кухню и пристально оглядел нас каждого по очереди.
— Сцена ревности? — хмуро поинтересовался он. — Луи, тебе больше заняться нечем? Я всё понимаю, шок, нервы, всё такое, но, ты прости, сейчас тебя понесло.
— Откуда мне знать?
— А ты посмотри на меня и подумай хорошенько. Если бы она мне была нужна, ты бы ничего не смог поделать. Ни-че-го. Если я не ошибаюсь, ты сам говорил как-то, что я её единственный друг. Тогда ты был более-менее трезвый и без нервных срывов, так что соображал не в пример лучше. Не оскорбляй её недоверием.
Он повернулся ко мне.
— Ну ты хоть объяснила?
Я кивнула.
— Хорошо. — Данияр подошёл к стулу и рухнул на него, будто у него подломились ноги. — Плесни мне. До краёв.
— Что... там? — Дежанси осторожно показал на дверь комнаты.
— Там? Там всё. Теперь у тебя появился весьма старый, но крепкий прадедушка, сварливый и не очень-то жалующий своего никчёмного правнука. Кольцо я ему обратно надел. Пусть удивляется своему эксцентричному вкусу. Сто один год, подумать только. И никакого маразма. Кстати, — он посмотрел на Луи-Армеля, — у тебя есть, куда его положить? Часов пять он проспит, это точно.
— Да пусть лежит на моей кровати, — обалдело пробормотал Дежанси, — у тебя странные вопросы.
Данияр встал, скривившись, как от боли, и подошёл к балкону.
— Там у тебя банкетка.
— Да, я там сплю иногда, когда совсем жарко.
— Туда и сгрузим. На свежем воздухе он быстрее восстановится. И вообще, мне потребуется твоя кровать.
Вид у Даньки был измотанный до крайности, лоб покрывали крупные капли пота, глаза потускнели. Видимо, непросто ему далось "выжигание" Гийома Дежанси. Наверняка сейчас рухнет на постель и забудется чёрным сном без сновидений. Но Данька, глотнув коньяка, вперился в нас вишнёвыми глазищами:
— А теперь вы будете объяснять мне очень подробно, какого чёрта вы оба вырубили мобильники? Или открытый фейсбук уже влияет на потенцию? Я ещё вчера засёк неприятную активность, похожую на твою, экзорцист. Но это был не ты, слишком уж напористо и как-то... по-стариковски. Тем более, что ты теперь никакой активности развести не можешь. А историю вашей кровожадной браконьерской семейки я помню, хорошо помню. Оставалось сложить два и два. Твой старикан вовсю готовился к твоему убийству. Я тебе и Юльке раз пятьдесят, наверно, звонил, писал, задействовал все доступные средства связи. У тебя же включен комп, какого чёрта?
— Там только корпоративная почта, — тихо сказал Дежанси, медленно краснея.
— Идиоты! Два свихнувшихся идиота! Ты понимаешь, что было бы, если б я не успел? Господи, да я с такой скоростью никогда не путешествовал! Ты хоть понимаешь, что это было? Я грохнул тридцать пять штук на прямой рейс до Парижа, прилетел, естественно, в Орли, ваши таксисты форменные психи, да ещё твой консьерж попытался вякнуть. Ты понимаешь, морда разноглазая, что я уже мысленно с вами обоими простился? Что я был почти на сто процентов убеждён, что не успею, что просто физически не успею... господи, какие же вы идиоты... — Он сделал ещё один шумный глоток, словно в его стакане плескался не коньяк, а чай.
— Я перед тобой в неоплатном долгу, — прошептал Луи-Армель, — уже второй раз. Я не знаю, как...
— Билет на сегодняшний рейс, прямой, — буркнул Данька, — у меня завтра выезд на съёмку в восемь утра. И учти, я практически пустой, на такси евро, может, и хватит, но не на самолёт.
— Да какие проблемы, давай документы, — Дежанси притащил из комнаты ноутбук.
— Спит, — сообщил он мне с Данькой. — Правда, спит и сопит во сне. Давай паспорт. У меня на кредитке достаточно денег на рейс без пересадок.
Через десять минут он нашёл нужный самолёт.
— Вот, "Эйр Франс", вылет в два ноль пять ночи. Прилетает в "Шереметьево"...
— Сойдёт. Ладно, оформляй. Ещё пять часов у меня есть. Не высплюсь ни черта... Нет, это ж надо так голову потерять... Да, вот ещё. Мадлен в Париже?
— Мадлен? — Дежанси удивлённо воззрился на Данияра. — Да, в Париже. А что?
— Позвони и пригласи её сюда. Мне, знаешь ли, надо как-то восстановить силы. Твой дед из меня все жилы вытянул.
— "Восстановить силы"? Ты что, смеёшься? Тебя же ноги не держат.
— Слушай, экзорцист, — поморщился Данька, — это такие, как ты, в процессе теряют силы. Лично я восстанавливаюсь. Я так устроен. Ну что, будешь звонить?
Дежанси оторопело включил телефон и набрал номер.

— Понимаешь теперь, что твоему деду лучше поспать на банкетке? — Данька уже слегка порозовел от двух стаканов коньяка. — Не волнуйся, раньше времени он не проснётся. А вы... Ну деньтесь куда-нибудь на пару часов. Ключ я консьержу отдам. Юль, ну, может, ты всё-таки оденешься? Или так, в пледе, и явишь себя Парижу?
Бог ты мой, я до сих пор в этой клетчатой штуке.
— Не собираюсь я сейчас никуда деваться, — решительно заявил Луи-Армель, — найдёшь нас внизу, в бистро.

В дверь осторожно постучали.
— Вам пора, — усмехнулся Данька, — мне пофигу, но Мадлен может не захотеть свидетелей. И слушателей. Даже в соседнем помещении.


Окончание: http://www.proza.ru/2016/02/03/1645