Кладочки

Кладочки.
Один из цехов в этом заводе по производству оконного листового стекла, в  котором работали приятели-охотники, не просто считался горячим. Это был ад кромешный. Особенно летом. Если порой в тени столбик термометра поднимался до отметки в тридцать градусов, то на площадках по обслуживанию машин, было всех восемьдесят. Терпели, тянули эту лямку из  за льгот,  дающих возможность, отработав  десять лет  в горячем цеху, заработать, так называемый, горячий стаж, и иметь право на выход на пенсию в пятьдесят лет. Доставалось в цехе всем, но только машинисты, и дежурные каменщики - огнеупорщики,  буквально горели на этом производстве. Не вдаваясь в подробности,  скажу лишь, что от перегрева, от этой адской температуры при обслуживании машин, и самой ванной печи в случае ее горячего ремонта, а производство стекла было непрерывным,  человек  вдруг начинал испытывать  озноб. Это когда тебя начинает вдруг трясти, руки и ноги делаются ватными, и ты,  куда- то от самого себя  уплываешь. 
В цехе тогда  проводились  авральные работы, или, как их называли еще - горячий ремонт. Меняли насадку регенератора.  Не спасали ни сетчатые металлические маски-экраны  с респираторами. Ни спецодежда в виде валенок, и суконных костюмов, и таких же рукавиц, и ватников, ни такие же шлемы. Горячим удушьем опаляло дыхательные пути. Во время этих работ горело и  плавилось все прямо на людях.  И делалось это все не роботами - манипуляторами, а человеческими руками ценой нечеловеческих усилий. Потом, в 86-м, к этому производству добавятся последствия страшной Чернобыльской аварии, и поселок с работающими на заводе жителями  равно, как весь район наряду с другими районами Брянщины, попадут в зону радиоактивного заражения.
-Не могу больше, надо брать отпуск, подумал Андрей.
Едва нащупывая, ослабевшими ногами ступеньки металлической лестницы, спустился, пошатываясь с горячей площадки. Подойдя к фонтанчику с водой, подставил под него лицо, испытывая облегчение. Смена подходила к концу. Отдышавшись, придя в себя, Андрей, вспомнил, что его товарищ по охоте-рыбалке, Аркашка, как то в разговоре о Десне, коснулся того, какая там случается щука, и  решил зайти к нему и поговорить. Работа за год отобрала все силы, отпуск был просто необходим, тем боле, что на дворе была весна.
 Помещение, скорее небольшой закуток, где находились дежурные каменщики, называлось, почему  то каптеркой. Это была и раздевалка с душевой через стенку, и комната приема пищи  и отдыха, одновременно. В каптерке было накурено,  стоял запах горелого сукна, ваты  и пота. Из неприкрытой двери душевой шел пар. Измученные, бледные, осунувшиеся лица.  Кто то сидел за столом, кто то обессиленно просто лежал на полу на прогоревших до дыр ватниках. Но это не мешало бригаде, закончившей, наконец, работу, возбужденно переговариваться:  с полной сумкой вернулся тот, кого посылали   в магазин. Ничем другим  работяга – мужик не мог компенсировать  хотя бы временно то, что  приходилось на его долю. Нужен был отдых, хоть какая-то отдушина,  забытье.
Аркашка  по натуре своей был отчаянным романтиком, плутом, и одновременно душой любой компании. Его любили,  многое прощали, и называли Аркахой. Когда то по молодости он пробовал писать стихи, и однажды их даже  напечатали в местной районной газете. И  еще, при всем при том, как настоящий мужик, он был и с руками и головой. Бывший танкист, механик-водитель, он был из тех, про кого сейчас говорят, что «калаша» на коленке соберет из ничего. «Механик-слово греческое», было его любимым выражением. Служа в армии, он и  посиживал на гауптвахте, и награждаемый почетными грамотами, принимал благодарности от командования. Аркаха просто не мог без приключений, они были сутью его.
  И сейчас, приняв на грудь, покуривая и щурясь, он с философским видом, трепался. А  делать это он умел. Его байки нравились всем. Он был заядлым охотником, любил рыбалку, отдых на природе, и  поэтому малейшую возможность посетить Десну никогда не пропускал. Случалось,  куролесил, одалживая на выпивку, выкручивался, как мог. Рассчитывался с теми, кому задолжал, порой, самыми необычными способами. Пилил, или колол дрова, крыл крышу, копал картошку. Редкий выезд на Десну обходился без приключений. В деревне, через которую приходилось проезжать, не было двора, где бы, не знали Аркаху.
Однажды летом, будучи в отпуске, приуроченном к сенокосу, Андрей и Аркаха, прожили неделю  вдвоем  в шалаше на берегу Десны. Косили,  сушили  и заготавливали сено.  Между делом охотились на тетеревов, рыбачили. Проверив вентеря, варили уху  из  золотобоких линей. Купались, вели бесконечные разговоры у костра. Река  всегда манила. Ливнями, грозами,  туманами. Тревожила родственные души, притягивала, звала. Какая- то особая благодать, покой,  умиротворение, приходили на закатах, и  с наступлением ночи, когда на небе появлялись звезды. И тогда распрямлялись морщины, светлели лица, и приятели замолкали. Костерок  не громко потрескивал, пахло сеном.
…После смены Андрей еще раз зашел  в каптерку.  Дым стоял  коромыслом. На столе  вперемешку  с костяшками домино немудреная закусь, и недопитое.  Лица  порозовели, говорили все одновременно, улыбались.  Договорились на послезавтра на Десну.
 А  на дворе кипел ручьями апрель. Солнце затопило весенним разливом округу. Всюду, куда не кинь взгляд, бушующее половодье. Дорога на Десну, куда собрались отпускники, заныкав от жен с полученных отпускных, и летом  после дождей  была, не приведи Господи какая, а  уж весной в разлив…
Летом  с бездорожьем,  при благополучном стечении обстоятельств, иногда управлялись за час. Без каких либо проблем, преодолевая небольшую на пути речку и ручьи, просто вброд. Дорога была накатана колесными тракторами и сельхозтехникой.  А теперь, в половодье…
Только мужикам было по сорок от роду, и не было еще проблем, которые так, или иначе не решались. У каждого из них было по ИЖ-49. Это были даже не просто низкооборотные мотоциклы, а  почти трактора, проходимость которых,  помноженная на желание, и неистребимый энтузиазм,  в чем- то сродни авантюризму, увеличивалась кратно.
 Выехали утром, по солнышку.  Позади, остались проблемы, цех и  изнуряющая работа. Впереди - месяц отпуска. А  вокруг, и главное внутри  них самих, ликующее чувство свободы, благодати, праздника. И ничто уже не могло остановить этот порыв.
 Пожалуй, самым серьезным препятствием было проехать небольшую речку,  по обоим берегам которой была  деревня с разбросанными домами. Преодолев первые семь из предстоящих двадцати пяти километров пути, и подъехав к переправе, поняли-в брод не взять. Слишком большая была вода.
-Андрей, тут же где- то кладочки хорошие, я в прошлом году переезжал даже не слезая с мотоцикла, и переводить не надо будет.
 Улыбающийся Аркаха, третий день, празднующий свой отпуск и поэтому, успевший принять еще  дома перед отъездом, заглушил двигатель, снял с себя рюкзак. В руках у него появилась бутылка с наполовину отпитым красным вином.
-Давай-ка перекурим, нам спешить некуда.
-Может, сначала переправимся, возразил Андрей.
…Кладочки обнаружили не сразу. Еле просматриваемая стежка, к тому месту, где они должны бы быть, местами  была почти не видна, а сами они  были под бегущей поверх них водой. Судьба явно благоволила Аркахе, это был его день. Допитое вино (Андрей отказался), добавило ему удали и, не раздумывая, он сходу, с  ревом перемахнул через едва просматриваемую переправу, и стоя с видом победителя на том берегу теперь,  прикуривал улыбаясь.
Андрей, засуетившись, заерзав,  почти проехав, снял, зачем то ногу с подножки мотоцикла и вытянул ее в сторону, словно ища опору, и потерял равновесие.  Поняв, что мотоцикла  ему не удержать, грохнулся в воду практически уже на берегу. Мотоцикл, оставшись без управления, завалился на бок по другую сторону кладочек. Несколько секунд двигатель еще работал, заднее колесо вертелось уже под водой. На поверхности оставались руль, свернутый набок и зацепившийся за взодранную доску, переднее колесо, и фара…
Падая с мотоцикла, Андрей сильно подвернул ногу. А выбравшись из воды, в горячке кинулся было к нему, еще работающему, но захромав и оценив  безнадежность ситуации, стал стягивать с себя болотники.
Местному трактористу, согласившемуся к вечеру (раньше никак) вытащить мотоцикл, пришлось отдать все запасы спиртного, что убрало с лица Аркахи, постоянно надетую блаженную  улыбку. Он еще попытался было поторговаться с ним, предлагая, какие то деньги.  Совал в руку пачку «примы»,  пробовал говорить, что они коллеги, и одной крови,  но безнадежно махнув рукой вслед отъезжающему трактору, произнес:
«механик - слово греческое».
 …Андрей, в белом, лежал на кровати, застеленной синим  шерстяным одеялом. Вся одежда его висела перед печкой, сушилась.
Подслеповатая сердобольная старушка, увидев двух мужиков подходящих к ее дому, рассмотрев, что один из них ковылял, опираясь на вырубленное подобие костыля,  заохала, запричитала. Попозже, все расспросив, достала из сундука белый сверток, огладила его рукой, и протянула Андрею. Остро запахло нафталином.  Сверток, на поверку, оказался белым милицейским кителем ее покойного мужа. Потом достав из того же сундука такие же белые, но уже с желтизной кальсоны, положила их перед Андреем на лавку, и часто закрестившись, и утирая глаза, ушла на другую половину избы.
Аркаха, страдающий от не возможности опохмелиться, ворочался на печке всю ночь. В  доме    стоял какой то еще знакомый кисловатый запах, которого с вечера еще не ощущалось.  Перед рассветом, кое- как спустившись с печи, умирая от жажды, на ощупь он  стал искать ведро с водой. Руки нашарили сначала ковшик на деревянном кружочке, которым был прикрыт  огромный чугунок, стоявший на лавке почти вплотную к печке. Зачерпнув ковшиком, Аркаха, чуть не захлебнулся то ли от радости, то ли от содержимого. Матвеевна,  так звали хозяйку дома, приютившая бедолаг - отпускников,  ждала к Пасхе сына с невесткой в гости, и затеяла было бражку. Заснувший только под утро Андрей, всю ночь думавший, как выкручиваться из ситуации (не давала покоя боль в распухшей ноге), услышав  возню, характерный запах,  и какой- то пьяный бред у печки, и  зная Аркаху, все понял. Похоже, попали окончательно.
 Бывший танкист, механик-водитель, так и  проспал  полдня на полу у печки, свалившись с лавки. Иногда говорил во сне что то непонятное,  сучил ногами, махал рукой, и снова затихал. Вычерпав  и перелив из чугунка остатки, с поджатой губой, Матвеевна закрыла дверь на щеколду, и пошла огородами, унося,  что то  в мешке на худеньких плечах. Вытащенный трактором мотоцикл Андрея грудой  металлолома  всю ночь сиротливо пролежал на берегу.
…Андрей, переодетый в свою высохшую за ночь одежду, разобрал уже почти все, что было необходимо, чтобы избавиться от воды,  и просушить детали. Когда Аркаха, в болотниках с поднятыми,  почему то голенищами,  все же выбрался на крыльцо, и от нетерпения стал справлять малую нужду прямо со ступенек, солнце перевалило за полдень. На первой ступеньке крылечка с краюшку,  лежали для просушки на солнышке детали карбюратора, заботливо выложенные Андреем. Аркаха сделал шаг вниз, его шатнуло  и, наступив сапогом на круглый поплавок карбюратора,  сплющил его, как теннисный шарик, ничего не заметив.  Подошел угрюмо, прикурил  сигарету. Выяснилось неприятное. Пока цепляли тросом мотоцикл, а может даже еще в момент падения,  расстегнулся хомут крепления  аккумулятора, который  видимо,  и остался на дне речки.
Аркаха, все время непривычно молчавший, выпил  полный котелок крепкого  чаю, тут же на берегу, приготовленного на костре Андреем. Взгляд его, если это выражение можно было бы применить к едва раскрывшимся щелочкам его глаз, постепенно становился осмысленным.
-Андрюха, а у нас там, где то оставал…
-Нету! Обрезал Андрей.
Копались молча. Сопели, кряхтели. Один, мысленно проклиная неудачу, морщась от боли в ноге. Другой,  никак не мог сосредоточиться. Продули, вытерли насухо, просушили катушку зажигания.  На всякий случай сняли, осмотрев  поршень, и поставили на место, головку цилиндра. Вылили остатки воды из глушителя и выхлопной трубы, продули декомпрессором свечу. По сути, осталось собрать, и поставить  на место карбюратор. И установив аккумулятор с  Аркахиного  мотоцикла, пробовать заводить.
-Аркаш, там, на ступеньках, карбюратор разобранный, неси-ка сюда, да смотри не растеряй. Предвкушая  благополучное завершение  всего что было, начавший было успокаиваться, Андрей (даже  боль в ноге немного отпустила) с удовольствием закурил, и огляделся вокруг.
Весна захлебывалась от радости, торжества своего накала. Солнце плавилось в воде, и казалось, отражалось даже от зеркальцев селезней, хлопающих крыльями и плавающих в заводи, и по залитым водой лугам. Почти весь день, с небольшими перерывами, радуюсь солнцу, и приходу весны, тревожа охотничьи души, токуя на пригорке, бормотали краснобровые петухи – тетерева. Гимном весне слышалось пение жаворонков. Выбравшись из русла на отмель,  через кусты ивняка, пробираясь навстречу течению, показывая спинной плавник, лезла на нерест щука. На ферме неподалеку, в ожидании корма, мычали коровы.
…Такого мата  с перечислением всех святых, святителей,  крестителей и  их родителей, округа еще не слышала. Досталось даже  деве Марии, и всем апостолам. Андрей раньше даже не догадывался, не подозревал  об их существовании, а уж,  чтобы начать  перечислить поименно...
Он так заорал, выплескивая все накопившееся в нем за эти два дня, что сначала замолчали коровы, и  певшие петухи-тетерева. Утки сорвались с воды, и разлетелись в разные стороны, и долго потом не могли собраться в стаю. Лезшая на течение щука остановилась, и замерла. А может, просто так совпало. Только пауза эта была явно не в пользу  Аркахи, на него   жалко было смотреть. Он вертел в руках раздавленный поплавок карбюратора,  и шевелил губами.
-Андрюха! Ну, мы ж! Да, я. Да меня еще в армии уважали…
-Я мигом, одна нога здесь, другая там, не переживай ты так, через пару часов заведем.
-Найду я тебе поплавок, и аккумулятор  привезу, он хоть старенький, но живой еще, подзаряжу чуток, не горюй, механик-слово греческое.
 Похоже, было, что он окончательно протрезвел.
-Куда? Как ты поедешь, горе ты луковое?
-Так, через кладочки, посмотри-ка, они вон видны стали.
Чуть спавшая за два дня вода отступила, и над ее поверхностью теперь действительно стали видны два лежащих рядом бревна, сбитые между собой досками.
…Не вернулся Аркаха ни  через пару часов, ни к вечеру. Не появился и на завтра, поутру. Андрей помог Матвеевне перенести перебранную картошку, отчерпал воду из погреба, и даже поправил отвалившуюся дверь на сараюшке. Заканчивался третий день их поездки, не приблизивший пока желанную, наверняка, еще больше  разлившуюся  Десну, ни на один метр. Казалось бы, ну, какого черта несет их туда нелегкая, какая разница, где сварить чаю, и выпить по стопке? Этому могло быть далеко не всем понятное, и лишь одно объяснение. Река манила. Они любили Десну, и это было взаимным. Там даже дышалось иначе. И теперь  появилась почти иллюзорная возможность попасть на нее. Приехать на высокий, крутой берег ее и, оглядевшись,  тихо почти про себя, но так, чтобы она услышала, поздороваться, и вздохнуть с облегчением.
Стемнело, сидеть на крылечке стало прохладно.  Андрей, окончательно решивший, что приятель его опять вляпался, во что ни будь,  поднялся, чтобы войти в дом. И тут услышал  далекий выхлоп работающего мотоцикла. Возвращался Аркаха.