Белые крылья печали. Часть II Памятник деревне
Человек кричал, звал на помощь. Ходил, натыкаясь на стволы берез, пытаясь найти дорогу. Ветер пригоршнями кидал в лицо колючий снег, заглушая его голос, а он все бродил между деревьев, не ведая, что спасительный кров совсем рядом – рукой подать. Выбившись из сил, присел на корточки, привалившись спиной к стволу березы, кутался в кургузый тулуп, обрезанный когда-то им же самим. Поднял высокий воротник, уткнувшись носом в пахнущую кислым, плохо выделанную овечью шкуру, согревал себя собственным дыханием. Клонило в сон, не хотелось ни о чём думать. Скрестив руки на груди, он задремал. Ветер между тем крепчал. Завывая в стылых ветвях крон, вновь обрушивался на землю, срывал с сугробов снег, низкой позёмкой катил его, забивая след заблудившегося путника. Усилием воли человек просыпался несколько раз, в меркнущем сознании билась спасительная мысль: «Нужно идти!», но что-то сильнее его воли склеивало веки, наваливаясь свинцом, клонило голову. Последнее, что ощутил замерзающий путник, благодатное тепло, он видел как по ярко-зелёному лугу к нему бежит дочурка Дашка, на голове у неё такой же яркий венок из полевых цветов, она звонко смеётся, протягивая к нему руки.
- Даша, Дашутка! - кричит откуда-то издалека его жена, его Олюшка.
Он знает, как бесконечно любит своих девочек, но нет сил подняться, и пойти им навстречу, лишь непослушные губы шепчут:
- Оленька, Дашка!
Учителя физики - Григория Анатольевича Озерова хватились лишь на утро, обнаружив на школьном дворе бесхозную лошадь, запряженную в сани. Предчувствуя недоброе, директор школы отправил школьную уборщицу на квартиру к Озеровым, узнать, дома ли Григорий Анатольевич? Та прибежала обратно очень скоро, доложив, что учитель не вернулся вчера домой. Недолго думая, директор сам сел в сани и понукая лошадь, промчался по деревне, рассекая звуком полозьев утреннюю тишину. Но вскоре ему пришлось вернуться обратно: вчерашняя метель изрядно перемела дорогу за деревней. Теперь он направился прямиком в совхозный автопарк. Нужно срочно просить, чтоб гусеничный трактор расчистил заносы на дороге.
Когда над деревней окончательно рассеялась ночная тьма, из дома в дом полетела тревожная весть: в лесу за деревней замерз учитель. Обнаружившим его остывшее тело людям приходилось только гадать: что же случилось? Заснул ли он, укутавшись в тулуп и выпал из саней на повороте, или лошадь понесла, учуяв зверя? Весь лес был истоптан его ногами в поисках дороги, но в сгустившихся сумерках он не понял, что возвращался на тоже место.
Жил человек, любил жизнь и молодую, красивую жену, маленькую дочку. Он был учителем от Бога, подолгу засиживался в школе с ребятишками, вёл внеклассную работу, организовал фотокружок, зимой по выходным ходил с ребятами на лыжах, летом устраивал походы. Сам, имея высшее педагогическое образование, мечтал о том, как поможет и жене защитить диплом пединститута. И вот оборвалась жизнь в самом рассвете. Нелепо, жестоко.
Одинокая женщина из крайнего дома утверждала потом, что в тот поздний вечер, слышала непонятные крики из леса. Если сама побоялась пойти, почему не сказала людям, почему так не по-христиански поступила?
ВСЁ МОГЛО БЫТЬ ИНАЧЕ
В тот день, незадолго до Международного женского дня, его откомандировали в районо на педагогическую конференцию. Путь до района неблизкий и хоть февраль уступил уже черёд марту, полагаться в Сибири на авось не приходится. Григорий забросил в сани рыжий дублёный тулуп, забежал в дом, окликнул жену:
- Олюшка, не волнуйся, к вечеру вернусь. Пойди ко мне, ботинки сырые, не хочу наследить.
Она подошла, прильнула всем телом, такая тёплая, родная, домашняя.
- Гриша, валенки-то тёплые с печи надень.
- Да что ты, сегодня день хороший будет, вот увидишь, только солнышко обогреет и с крыши опять закапает.
- Ты там смотри, если припозднишься, лучше у тётки в районе заночуй.
- Ни за что! Как же вы тут без меня?
Бегом пробежал под окнами, и, усевшись в сани, в последний раз махнул рукой на прощание своим девочкам, глядящим на него из окна.
Когда муж скрылся из вида, Ольга захлопотала по домашним делам, с любовью и нежностью вспоминая мужа. Он был старше неё на пять лет, выпускник их же Журавлёвской средней школы. Ольга заканчивала педучилище, когда они поженились. Потом устроилась в родную школу учителем начальных классов. Гриша сразу настоял, чтоб она подала документы в институт на заочное отделение.
Люди на селе жили незавидно, скромно. Но Григорий хотел, чтоб его девчонки не нуждались ни в чём. Сам моделировал, кроил и шил им наряды. Совсем крошечной Дашке, отрезав полу тулупа, смастерил подобие спального мешка, чтоб катать её в нём зимой на санках. Из остатков сшил на ноги теплые тапочки – шубенки. Ольга смеялась:
- Гриша, от шерсти кислятиной пахнет, как это надевать на ребенка?
- Ничего, мать, от теста тоже кислятиной пахнет, зато потом, какие пышные пироги получаются! Выпестуем мы с тобой девчонку, здоровую да румяную, кавалеры загодя, как дрова в поленницу, сами складываться будут!
- Зачем нам много кавалеров, нам бы такого, как папка отыскать и большего счастья не надо.
В альбоме Озеровых сохранятся фотографии, запечатлевшие их короткое семейное счастье – глазастая Дашка в коротеньком платьице и хлопчатых чулочках, на ногах овчинные тапочки, сшитые отцом. Счастливая Ольга у стола в белом платочке, в руках скалка, Григорий запечатлел их за лепкой пельменей.
Зимний лес в белом искристом инее, Оля на лыжах в светлом пуховом платке и таких же пушистых варежках. Сам Григорий в окружении своих учеников на школьной игре «Зарница» во время поднятия флага.
После смерти мужа Ольга не захотела оставаться в Журавлях, собрав нехитрый скарб, перебралась сначала в районный центр, а затем в тихий провинциальный городок - пригород областного центра. Она по-прежнему преподавала в школе в младших классах. На лето увозила Дашку в Журавли к своим родителям – Ефиму и Анфисе Казёнкиным.
Второй брак не вернул Ольге семейного счастья, а Дашке отца. Мать развелась с новым мужем, а продолжая воспитывать дочь одна, так и не смогла защитить диплом института.
Свидетельство о публикации №216020302184