Кровь водой не разбавишь

Каждый день рождения с горечью отмечаю, что гостей за праздничным столом становится меньше.  В детстве наши с сестрами дни рождения не отмечались вовсе. И не только тяжелое послевоенное время сыграло свою роль, скорее всего дело было в национальном менталитете нашей мамы: у якутов вообще не принято было отмечать дни рождения. Эта традиция имеет русские корни. Свой первый день рождения я отметила по настоянию своей подруги и коллеги Олеси, украинки по национальности. Предвкушение праздника, волнение, приятные хлопоты - все эти моменты до сих пор живы в моей душе. С тех пор прошло почти полвека. А сегодня так получилось, что за праздничным столом только два гостя: мои сестры Фрайда и Аделаида. Сидя за столом, мы вспоминали детство, потом разговор плавно перешел к родителям. Надо сказать, что я старшая из сестер, родилась в 1943 году, в глубокой якутской деревне. В декабре 1944 года родилась моя сестра Аделаида, еще через два года Фрайда. Внешне мы ни капли не похожи друг на друга. Я высокая  брюнетка со светлыми глазами, Ада нежная,белокурая и кареглазая, а Фрайда смуглая,  невысокая и черноглазая. В детстве наше несходство ни у кого не вызывало удивлений: в маленькой деревне всем известно все. Мы росли и тоже не обращали на это внимание. Наш отец был фронтовиком, одним из немногих вернувшихся домой, в 1951 году он умер, не смог оправиться от военных ранений, но мы с сестрами четко помним как он вырезал нам игрушки, целовал и высоко подкидывал в воздух. Только после смерти матери, в  конце 70 годов мы узнали правду. Разбирая ее документы, мы, наконец - то поняли, почему малограмотная якутская женщина дала трем своим дочерям такие странные имена, почему наш дом так не похож на обычные якутские дома, даже откуда у нас появились кролики. Многое узналось от родственницы по линии матери, тетки Марии, внезапно объявившейся на похоронах матери. Как оказалось, наш отец был призван в армию в конце 1941 года. Через восемь месяцев матери пришла телеграмма о том, что отец пропал без вести. Тетка Мария рассказала, что наша мать была сиротой, жила по родственникам в качестве батрачки. В 17 лет, наш отец, достаточно состоятельный по тем временам человек выкупил ее за масло и несколько шкурок у бедного родственника. Когда родня узнала об этом было уже поздно, оставили все как есть, да и, по словам тетки, нашей матери замужество пошло на пользу, она расцвела, похорошела, только вот детей у молодоженов не было. А потом война. В 1942 году в район приехала первая партия политических поселенцев, все у кого был лишний угол были вынуждены взять к себе по человеку. К нашей маме подселили латыша Яниса. С виду был он очень высокий, сухой и жесткий человек. При очередном посещении мать пожаловалась тетке, что квартирант изнасиловал ее, а через какое - то время родилась я. Странное имя Лайма, которым меня назвали неслыханно удивило всю деревню. Тетка Мария рассказала, что квартирант напился до бесчувствия и неделю лежал, что мать мою за человека не считал, но меня очень любил: часто держал на руках, вглядываясь в мое лицо. Был он человеком работящим, у моей матери всегда были дрова, он построил новый коровник, амбар, вырыл погреб, все это стоит до сих пор... Через какое то время поселенца заменили на нового. Невысокий, женственного вида мужчина был очень умен, мужчин в деревне почти не было, и Вит, так его звали, работал в райсовете. Был он со странностями, часто беспричинно грустил, играл на скрипке и всюду носил ее с собой. В его бытность в доме появились бумажные картины на стенах, часы с боем, большой стол с резными стульями и красивое крыльцо, а во дворе была посажена невесть откуда привезенная черемуха. А скоро родилась и Аделаида. Тетка Мария помнила и то, что маленькую Аду куда возили и крестили. Из документов мы узнали, что в годы войны на имя нашей матери был оформлен солидный прирез земли и выдана справка о выделе сенокосного надела. Все документы были оформлены одним почерком, таким же, как и в письме, хорошо сохранившимся между бумаг, но так и не вскрытым. Письмо датировано 1954 годом, в нем отец Аделаиды просил мать приехать к нему с детьми, мной и Аделаидой, он писал, что ему разрешают выехать в Польшу, и что он, как порядочный человек, не может бросить своего ребенка, поэтому просит маму выйти за него замуж и уехать с ним.... После поляка Вита, в доме появился последний поселенец цыган Шуко, в деревне его звали Яшка. По словам тетки, с ним у матери была настоящая любовь. И третью дочь мать любила больше всех. Только после ее слов мы поняли, почему, когда по радио пели цыганские песни, мать  обнимала Фрайду, крепко- накрепко прижимала к себе и плакала.. Тетка Мария рассказала, что мать в ту пору в деревне не любили, но, видимо, с детства не видевшая любви, она в ней особо не нуждалась и внимания не обращала. У матери в то время был крепкий дом, погреб и амбар, а самое главное- у нее была живность. Среди которых были даже кролики, все это благодаря Яшке. Животные любили его, а он их, тетка до самой смерти считала, что Яшка промышлял воровством, так как исчезал на несколько дней, как уж удавалось ему потом объясняться с властями непонятно, но каждый его " поход" сопровождался песнями и подарками, а в коровнике появлялась новая живность. А потом Яшку арестовали, когда уводили, он кричал, что любит мать и никогда ее не забудет, просил ее любить Фрайду и ждать его.... А потом нежданно- негаданно с фронта вернулся отец. Я помню этот момент. Солнечным днем в дом вошел мужчина, одежда его была вся в пыли, от него пахло потом и какой- то мазью. Сначала он увидел  любопытную Фрайду, которая выглянула из под стола, потом меня и только потом Аду. Мне кажется, он не удивился, но спросил: кто мы? Я по- взрослому ответила, что мы мамины дочки, ждем ее с работы и не балуемся. В ответ я спросила: а ты кто? Он помолчал, а потом ответил: ваш отец. Я случайно посмотрела в окно и увидела, что весь забор облеплен деревенскими. Скоро пришла мать. А потом на глазах всей деревни мы пошли в райсовет. В документах матери есть свидетельство о нашем усыновлении. В школу мы пошли под одной фамилией. Всю жизнь считаем себя дочерьми одного человека. Своих отцов, давших нам жизнь и имена, мы не помним и не знаем о них почти  ничего. Став взрослее мы узнали, что Лайма  означает с латышского - богиня счастья, Аделаида с польского - благородного рода и Фрайда, по –цыгански, означает радость. Иногда, в такие дни, как   день рождения, мы с сестрами строим версии, догадки, ведь известно, что «кровь водой не разбавишь»....  Мой спокойный и стабильный характер полная противоположность Фрайде, которая в 70 лет ездит по всему свету, ничего не боится и нигде не задерживается. В детстве Фрайде разрешалось гораздо больше, чем нам с Адой, даже скакать на лошади. Мы с Адой никак не могли научиться ездить на нашей единственной лошади, а Фрайда умудрялась скакать даже на корове. Аделаида до сих пор живет в родительском доме, ежегодно облагораживая и украшая его, в детстве матери пришлось смириться с ее желанием учиться музыке, дважды в неделю маленькая Ада отважно одолевала пятикилометровую дорогу до музыкальной школы в районном центре. Часто она играет на скрипке и о чем- то тихо грустит. Меня же всегда влекло море, с того самого момента как я увидела его на странице школьного учебника. Судьба распорядилась так, что замуж я вышла за парня с Балтики, на рижском взморье родился мой сын Янис. Много у нас с сестрами вопросов, а ответов нет. Судьба и система измельчили в прах все доказательства. Остались только мы.