Harvest moon

When the wind turns
And blows the leaves from the trees…
      Blue Oyster Cult — «Harvest Moon»


      Совсем скоро наступит осеннее равноденствие. Дни становятся всё короче, а ночи — всё холоднее. Ветер сдувает листья с деревьев, и что-то неуловимое витает в воздухе, заставляя юношей и девушек беспокоиться, а стариков — ещё отчётливее ощущать свою старость… Я выг­ля­дываю в ок­но. Всё вер­но: из-за ле­са ле­ниво вып­лы­ва­ет пол­ная лу­на, ок­ра­шен­ная в гус­той баг­ро­вый цвет.

      У это­го мес­та есть своя ис­то­рия. Го­ворят, дав­ным-дав­но здесь по­сели­лись ис­панцы, но они не за­дер­жа­лись тут на­дол­го. Ник­то уже не пом­нит, ка­кое страш­ное нес­частье здесь про­изош­ло, но че­рез нес­коль­ко лет по­селен­цы сож­гли дот­ла свою собс­твен­ную де­рев­ню вмес­те с ок­рес­тны­ми по­лями и уш­ли с этой зем­ли. Единс­твен­ны­ми, кто ос­тался и отс­тро­ил­ся за­ново, бы­ли мои да­лёкие пред­ки.
      Ког­да я был ма­лень­ким, ба­буш­ка час­то рас­ска­зыва­ла мне об этих мес­тах. Она с тос­кой вспо­мина­ла до­во­ен­ное вре­мя, ког­да в ле­су мож­но бы­ло встре­тить рез­вя­щих­ся кроль­чат, а в по­ле — гнез­до пе­репёл­ки. Те­перь эти дни уже в прош­лом. Вой­на из­ме­нила всё. Кровь, боль и от­ча­яние раз­но­сились над вновь за­зеле­нев­ши­ми по­лями. Страх и злость впи­тыва­лись в зем­лю, по­виса­ли в воз­ду­хе и от­равля­ли их. Го­ворят, с тех пор на­ша зем­ля так и не ис­це­лилась от скор­би…
      В мае бу­дет уже де­сять лет, как я жи­ву один в сво­ём ста­ром фер­мер­ском до­мике. Де­сять дол­гих лет с тех пор, как не ста­ло ба­буш­ки. Я мно­го ду­мал, тща­тель­но взве­шивал все «за» и «про­тив», и на­конец при­нял ре­шение. Се­год­ня днём я про­дал на­шу фер­му. Я рас­ска­зал пар­ню, ку­пив­ше­му её, что дав­ным-дав­но здесь, на этой са­мой зем­ле, про­изош­ло нес­частье, и с тех пор здесь вре­мена­ми бы­ва­ет… нес­по­кой­но. Од­на­ко он лишь ус­мехнул­ся и под­пи­сал бу­маги. Че­лове­чес­кое не­верие силь­но, но зло, оби­та­ющее здесь, ещё силь­нее. Что ж, я его пре­дуп­ре­дил. Зав­тра он пе­ре­едет сю­да со всей сво­ей семь­ёй, а я от­прав­люсь ис­кать но­вой жиз­ни на юге…

      Стран­но, что эти исс­тра­дав­ши­еся зем­ли всег­да прив­ле­кали лю­дей, но кро­ме на­шей семьи и ещё нес­коль­ких, при­шед­ших пос­ле нас, ник­то не за­дер­жи­вал­ся здесь на­дол­го. И зав­тра пос­ледний пред­ста­витель самого старого из местных ро­дов по­кинет эти края нав­сегда.
      Лет пять на­зад ран­ней вес­ной сю­да при­еха­ли два ков­боя — Дик и Джо — и ку­пили дом на ок­ра­ине де­рев­ни. Слав­ные ре­бята, они бук­валь­но вдох­ну­ли жизнь в эти уны­лые мес­та. За пол­го­да они ус­пе­ли отс­тро­ить неп­ло­хое ран­чо и за­вез­ли на не­го око­ло сот­ни овец и нес­коль­ко де­сят­ков коз. Всё ле­то и всю осень они тру­дились не пок­ла­дая рук, и им воз­да­валось спол­на: по­головье рос­ло, а их де­ла шли ве­лико­леп­но. Пар­ни стро­или да­леко иду­щие пла­ны, но все­му это­му бы­ло не суж­де­но сбыть­ся. В тот год снег вы­пал поч­ти на ме­сяц рань­ше обыч­но­го. Ско­тина ос­та­лась без за­пасов се­на на зи­му, в ещё не утеп­лённых хле­вах. Жи­вот­ные за­боле­вали и мед­ленно гиб­ли. К се­реди­не зи­мы на ран­чо уже не ос­та­лось ни од­ной ов­цы или ко­зы, и толь­ко то­щий сто­роже­вой пёс тос­кли­во бро­дил вдоль за­бора, опус­тив го­лову и из­редка под­вы­вая, слов­но жа­лу­ясь на свою тя­жёлую жизнь. За­рабо­тан­ные день­ги та­яли, и к вес­не ков­бои ос­та­лись ни с чем. Не имея средств на во­зоб­новле­ние сво­его де­ла, они про­дали ран­чо и у­еха­ли ку­да-то на юг, заб­рав с со­бой и со­баку. Но­вого хо­зя­ина мы так ни ра­зу и не ви­дели.

      Что ж, вот и нас­та­ла моя пос­ледняя ночь в род­ном до­ме на этой прок­ля­той все­ми из­вес­тны­ми и не­из­вес­тны­ми бо­гами зем­ле. Ть­ма за ок­на­ми сгу­ща­ет­ся, и ка­жет­ся, что она нас­толь­ко плот­ная, что в ней мож­но увяз­нуть и ни­ког­да боль­ше не выб­рать­ся на­ружу…
      Я ощу­щаю на се­бе чей-то взгляд, но прек­расно знаю, что на­хожусь в до­ме один. Под­хо­жу к ок­ну, но ви­жу за ним лишь чёр­ную без­дну. Не знаю, по­чему, но мне ка­жет­ся, что от­ту­да на ме­ня кто-то прис­таль­но смот­рит и без­звуч­но зо­вёт. Тя­гос­тное ощу­щение, под­талки­ва­ющее вый­ти на­ружу, за дверь, в эту ма­нящую пус­то­ту. Но я не пос­мею.
      С тех пор, как про­пала Мэ­ри, со­сед­ская дочь, я боль­ше не вы­хожу на ули­цу пос­ле нас­тупле­ния су­мерек, как бы силь­но ме­ня ту­да не тя­нуло. Ка­кие бы зву­ки ни до­носи­лись из-за зак­ры­той на все зам­ки и за­совы две­ри. Я знаю, од­нажды Мэ­ри най­дут. Их, вы­шед­ших навс­тре­чу осен­ней мгле, всег­да на­ходят. Каж­дый год — вес­ной, ког­да в ле­су уже рас­та­ет снег…

      Что-то не­уло­вимое ви­та­ет в воз­ду­хе, зас­тавляя юно­шей и де­вушек бес­по­ко­ить­ся, а ста­риков — ещё от­чётли­вее ощу­щать свою ста­рость… Пол­ная лу­на под­ни­ма­ет­ся всё вы­ше над по­лями, пос­те­пен­но сбра­сывая своё крас­ное оде­яние. Сов­сем ско­ро нас­ту­пит осен­нее рав­но­денс­твие.