Однажды в сентябре

   Он появился почти ниоткуда: его не видывали раньше, и вот в весенний день человек появился.  У нас на окраине все на виду, тем более бомжи, роющиеся в мусорках или гуртующиеся подле магазинов. Не всякий знает их имена, зато внешне они давно примелькались. Да и как не примелькаться, коли изо дня в день по утру похмельные личности кучкуются, что-то гоношат, берут «горючее» и переходят в близлежащий лесок «усмирять трубы».
   И всем эти личности известны, они давно на виду, им устали сочувствовать, их не слишком жалеют - воспринимают как житейскую данность и только. А этот новенький сразу выделился каким-то радостным лицом, бодрым голосом и всей непотрепанной фигурой - крепкой, плечистой, довольно моложавой.
   А совсем скоро - на второй или третий день - он уже стал центром понурых компаний: громко шутил, смеялся, подбадривал собутыльников, которые почему-то невраждебно поглядывали на него и в ответ кисловато улыбались… Странно говорить об этом, только словно просветлели наши окраинные палестины, словно очистились ранее заплеванные закутки - и местные выпивохи стали не столь надоедными.
   Кто он и откуда, так никто и не знал. У нас говорили: этот весельчак о себе не рассказывал, на прямые вопросы отшучивался: я, дескать, не в мать, не в отца, а в проезжего молодца, вы, мол, на нас гулен не серчайте, живите в свое удовольствие, а мы грешные - в свое. И при этом широко улыбался, отчего рыжая бороденка его поднималась и расползалась вширь. Розовощекий и ясноглазый, незнакомец нетипичным обликом опровергал расхожий образ неудачника, взращенный в обывательском сознании. Он был некоей залетной птицей, правда, с обломанными крыльями.
   Кто-то из прохожих слышал, будто он рассказывал компании, что недавно освободился, а многодетная сестра в дом не впустила., вот он и странствует, питаясь подножным кормом. Другой прохожий краешком уха слышал отличный рецепт варки крапивного супа. И в самом деле в конце мая на закрайке леса, под раскидистой черемухой,  задымили ежедневные костры, где верховодил рыжебородый кошевой. Вокруг восседали наши бомжи и выпивохи, и сквозь густой дым были видны их священнодействия со стеклопосудой…
   Не скрою, однажды взыграло и мое ретивое. Я вынес незнакомцу свой поношенный пиджачишко, но тот отказался принять:
  - Не обижай, земляк. Я не побирушка, - полушутя только и сказал. - Лучше бы троячок.
   Я с радостью дал, за что удостоился крепкого рукопожатия. Правда, тут же застеснялся и ушел, о чем несказанно сожалею. И откуда во мне это пижонство, это мнимое превосходство над подобными шабрами? Разве мы не одним миром мазаны, разве не для всех горькая заповедь о суме да о тюрьме?..
   Впрочем, это поверхностный слой - есть другой, глубинный. Если мысленно воспарить над монотонными буднями, ну хотя бы отчасти, в меру сил, тогда придется окончательно осознать, что все мы - носители единого всечеловеческого духа; и что бы ни происходило, кто бы что ни думал и ни говорил,- все идет в общую «копилку», все формирует духовную атмосферу вседневности… Конечно, не все знают об этом, а то и вовсе не хотят знать, а потому в общем и целом живем непросветленно и неустроенно. Большинство - более-менее терпимо и даже комфортно, а бомжацкое меньшинство - отвратительно, с точки зрения человеческой. Но вседневность застит зрение, быт длится по накатанному…
   Между делом пролетало лето. Я увлеченно занимался садом, часто ездил в деревню, где тоже имелся потогонный участок земли. Словом,  этот человек для меня пропал из виду и начинал забываться. У каждого своя жизнь и судьба - тут ничего не поделать!..
  А в начале сентября на лужайке возле магазина я увидел человека в знакомой клетчатой рубахе и поношенных брюках. Это был он, неподвижно лежащий, на лицо ему кто-то накинул платок, из-под которого виднелась рыжая борода. Незнакомец был мертв. Никого рядом с ним не находилось, только невдалеке, по тротуару, озабоченно шли покупатели и покупательницы, пробегали школьники, но никто на лежащего не обращал внимания.
   Не скрою, грустно постоял подле покойника. Отчего-то было стыдно и перед ним и перед собой. Во всю светило осеннее солнце, золотились окрестные березы на сочной синеве небес.
   И все же было грустно. Ну что тут скажешь? Покойся с Богом, страдалец!..
      
          2016