Часть 1. Глава 2. Могильник

                1

       Люди нервничали — Вера, впавшая в лихорадку, пугала их. Йогыч пытался пресечь слухи, объясняя, внушая, что болезнь связана с сильной тоской по пропавшему мужу, но его доводы ничего не меняли. Людям были нужны сплетни — они питались ими — получил порцию чужого горя и своя жизнь кажется не такой убогой. Признаться, способ хорошо ему известный…

       Большую часть жизни Йогыч провел у магазина: день начинался здесь, когда он ждал его открытия, горло в это время нестерпимо рвала сухость и только доза 40-градусной могла её смягчить; сюда стекались все местные сплетни, которые в подробностях смаковались долгие часы; под конец дня уже нельзя было толком вспомнить, о чем шла речь, — главное, голова была плотно забита чужими горестями, — еще несколько глотков… и вечер заканчивался блаженным забытьем. Когда деньги на «горькую» кончались, Йогыч ездил в город — работал грузчиком или продавал старые вещи и книги. Много средств на существование ему не требовалось: зимой и летом он обходился старыми штанами и протертой до дыр фуфайкой, которая заменяла ему одеяло; электричество в его доме давно отключили, а дрова для обогрева он всегда мог найти в лесу.

       Он даже не заметил, как пролетели два десятка лет. Да и кому они нужны! Только продолжать нюхать вонь пустого грязного дома и думать, где бы достать денег. Лишь одно пугало: отражение в зеркале — где стоит старик с гнилыми зубами, красными волдырями под глазами и с морщинами, которые невозможно разгладить, настолько они впечатались в лицо и слиплись между собой. А ведь ему только сорок!

       Но что есть время, если в конце всех лет он окажется рядом с той, что покинула его и взошла на небеса?

       Однажды это почти сбылось, — как-то зимой, напившись, он свалился в канаву и чуть на смерть не замерз. Сквозь дремоту Йогыч чувствовал ласковый холодок, который разрастался откуда-то изнутри, сковывал его изнуренное тело, обволакивая каждый член цепким леденящим духом и успокаивал, усыплял… Мутные сны заполонила живая, движущаяся чернота, которая укачивала на руках и звала… Он только должен был дать согласие и его жизнь закончилась бы, ведь ему нет места на земле — он не нужен ни одной живой душе. Йогыч с радостью прервал бы бессмысленную схватку, отдавшись темным волнам, отказавшись от себя и от своей потухшей души.

       Но его вырвали с того света: сильными руками, громкими словами, горячей водой; словно младенца, его кормили и купали, закутывали в теплую, пахнущую свежестью одежду. Его новым отцом стал Андрей Александрович, предприниматель, который чудом выбрал захолустную Рысевку для ведения своих дел и приехал сюда всего за пару месяцев до «смерти» Йогыча. Как только Йогыч пришел в себя, Андрей загрузил его работой, не давая ему даже нескольких секунд на размышления. Так началась новая жизнь.

       Тяжелая физическая нагрузка на строящейся молочной ферме Андрея и нормальное питание преобразили Йогыча — он стал здоровее, сильнее, быстрее соображал; через полгода Йогыча заинтересовал компьютер, и он быстро освоил его, помогая Андрею с документооборотом; он брал на себя все больше обязанностей — строил новые загоны для скотины, убирал навоз, ездил в город за товаром и отвозил его, искал лучшие корма и удобрения, предлагал новые технологии и хитрости для того, чтобы увеличить прибыль. Ферма стала детищем Йогыча и его пристанищем, он жил работой, но как только он оставался наедине с собой — боль снова находила его: волны грязи, ненависти к себе и к окружающим, тупое осознание одиночества. Как жалок он в своих попытках стать новым человеком, отказаться от прошлого! В такие минуты возвращался глухой, рвущий грудь кашель; Йогыч корчился на полу и заходился от внутренней агонии, которая наказывала его за мгновения, когда в нем появлялась надежда. Никто не знал этого — все видели только сильного, поджарого мужчину, не сломленного горем. Его даже стали уважать... Йогычу такое отношение было очень непривычно, — ведь еще несколько лет назад он валялся по канавам и горланил пьяные песни на всю деревню. Дети даже дали ему потешное прозвище Йогыч за то, что он вставал до рассвета и занимался растяжкой на вершине холма. Знали бы они, что только постоянная нагрузка на тело и мозг помогает ему не сорваться…

       Йогыч отхлебнул остывшего чая и заставил себя сосредоточиться на проблеме: народные сходни нарушили порядок, который он так любил и всеми силами поддерживал, они породили слухи, запугивающие приезжих на поселения семьи рабочих, и их производительность начинает падать, — такими темпами все его планы и тщательные расчеты обещали превратиться в никому не нужную макулатуру; теперь, куда бы не зашел Йогыч, отовсюду слышались шепотки, люди неустанно обсуждали невнятные пророчества Веры, и только завидев его, начинали работать — ничто не могло их переубедить — все сводилось к одному: жить здесь неспокойно, звери взбунтовались (по ночам, как назло, из леса частенько раздавался чей-то вой), а люди стали пропадать (сюда прицепилась и история со старым Михой, который проспал у соседей в бане двое суток — его нашли, но унять панику уже было невозможно). Почему-то в Рысевке всем так просто было поверить во что-то сверхъестественное, особенно по ночам, когда лес темным кольцом обступал неуклюжие домишки.

       Но больше всего в коллективном помешательстве раздражало откровенное вторжение в семейный уклад и отношения Колесниковых, которые обсуждались на каждом углу, — Йогыч, сколько себя помнил, дружил с Юркой, а Вера всегда умела выслушать его, и, пожалуй, только в их в доме он находил покой в самые беспросветные дни. Сплетни вокруг их семьи начались больше двух месяцев назад. На охоту Колесников всегда уходил на несколько дней, ночевал в старом охотничьем срубе, а по возвращении всегда приносил много добычи, большую часть которой раздавал по соседям. И вот прошло четыре дня, неделя, а его все не видно. Его лайка, поджав хвост, сидела на участке и неотрывно смотрела в лес, будто бы знала, что с хозяином неладно. Вызвали полицию — результата ноль. А как же иначе — Юрка все тайные тропы знал — по лесам и болотам чуть ли не с пеленок бегать начал, как его найдешь? Ищейки, которых привезли в помощь, тоже хвосты поджали и бегали за служителями закона след в след, да так «наискались», что, воротившись, первыми в машину забрались и отказались оттуда вылезать. Вера же совсем худая стала. Теперь Йогыч приходил ее успокаивать, но она молчала, а когда горе свое в себе держишь, только хуже становится — вот и переполнило оно ослабевшую женщину: закрыла она все окна в доме, погасила свет и легла, а наутро встать уже не смогла. Привезли врача, но что тут скажешь? Йогыч по себе знал, что спасти может только борьба. А ради кого ей теперь сражаться?

       За последнее время он исходил все окрестности, но буйное летнее разнотравье скрыло и явные следы Колесникова, которые мог заметить такой неискушенный охотник, как Йогыч. Осталось одно — идти в старый бурелом, быть может, Юрка попал в беду и ждет помощи. Положение осложнялось тем, что сведений о тех местах не было, кроме историй старух, рьяно твердящих про проклятый лес и гиблые болота. Давным-давно друг рассказывал о тропе, которая вела напрямик в чащу, но видно та совсем заросла — даже местные детишки, которые, как хвостики, бегали за Йогычем ничего не знали о ней. Поэтому Йогычу оставалось надеяться только на компас, навигатор, да на лайку Колесниковых по кличке Герда, которая была самой умной собакой в деревне, и уж точно должна учуять хозяина.

       На прощанье Йогыч обошел ферму, любуясь отлаженным механизмом — два-три дня его отсутствия не должны навредить — все работает четко, как часы. Он вдохнул напоследок родные ароматы — сухой древесины, теплых животных и скошенной травы, и пошел отпрашиваться к Андрею.

       Дом хозяина или, как с недавних пор его стали называть, Главы Рысевки, стоял в центре деревни и возвышался над всеми остальными; трехэтажный, из красного кирпича, он не отличался особой изысканностью — единственными украшениями были балкон с резной, кованой решеткой и неуклюжий флигель на крыше; под стать хозяину, дом был слишком ярок и огромен; по виду Андрея — весьма габаритного и высокого мужчины — никто бы не подумал, что он глубоко эмоциональный и открытый человек, только близкие знали, что он самостоятельно воспитывал своих детей — дочь и сына, которых бросила ветреная мать и постоянно докучал им, неуклюже вмешиваясь в их личные переживания; Йогыча он тоже любил, считал его своей правой рукой и обижался, когда тот долго не приходил.

       Йогыч решил подождать хозяина во дворе — в доме явно шла ссора — сквозь распахнутые окна слышались обвинительные крики и плач. Двадцатидвухлетний сын Андрея Алексей несколько месяцев назад женился и, бросив институт на последнем курсе, вернулся в деревню вместе со своей молодой супругой, — девушка вскоре должна была родить и, то ли гормоны в ней бушевали, то ли деревня выводила ее из себя, но холодная красавица постоянно устраивала истерики своему благоверному; бывало, она и вовсе от него сбегала, и тогда Алексей мрачно бродил по деревне в ее поисках, чем изрядно надоедал Йогычу.

       — Нет, не понимаешь! — раздался истошный крик с террасы.

       Из дома выскочила белокурая девица, ее волосы растрепались и прилипли к влажному, заплаканному лицу. Сжав свой объемный живот, она напялила кроссовки, которые лежали на крыльце, и поспешила к калитке не заметив притаившегося на скамейке Йогыча. В эту секунду в доме что-то грохнуло, как будто кто-то со всей дури ударил кулаком в стену.

       Несколько секунд стояла тишина, затем у черного входа появилась лысина Андрея и он жестом поманил Йогыча. Вид у хозяина был болезненный.

       — Даже беруши не спасают, — устало пожаловался он.

       Они прошли через светлую просторную кухню, и поднялись в кабинет. Как только Йогыч запер дверь, стены вздрогнули от мощных басов.

       — Впереди несколько часов металла и избиения боксерской груши, — невесело ухмыльнулся Андрей, кивнув на потолок — прямо над ними располагалась комната новобрачных.

       Йогыч устроился в мягком кресле возле журнального столика. Он очень любил этот кабинет — здесь он провел множество часов после того, как чуть не умер во время очередного запоя; сидя в этом самом кресле, Йогыч поведал нехитрую историю своей жизни, не утаив при этом нелицеприятных подробностей; и именно здесь, много месяцев спустя, он впервые поверил в себя.

       Андрей неуклюже разлил домашний лимонад по стаканам и уселся напротив, вытянув громадные ножищи чуть ли не на полкомнаты; вид у него от чего-то был виноватый, он долго не мог устроиться в кресле. Чтобы отвлечь хозяина от неприятных мыслей, Йогыч завел разговор о делах, но Андрей почти его не слушал и вскоре прервал.
 
       — Тшш! — шикнул он и на цыпочках подошел к окну, прислушиваясь к тому, что происходит наверху.

       На секунду музыка прервалась — одна композиция меняла другую — и до слуха Йогыча донеслись ритмичные удары.

       — По крайней мере, руки сохранит, — заметил Андрей, — раньше бил прямо в стену и костяшки пальцев вечно были в крови.

       — Ну, спорт это на пользу, — подбодрил Йогыч, помалкивая на счет грохота после ухода его невестки.

       — Ага, — фыркнул Глава и вдруг обхватил лицо руками. — Это я виноват! Только у них со Светиком все налаживаться стало, как я брякнул, что в городе хорошо бы пожить перед родами!

       — В городе? В больнице, что ли? — не понял Йогыч.

       — Да нет, в гостинице какой-нибудь или в санатории. Помнишь Клавку? Она мне тут несколько месяцев внушает, что нельзя в деревне рожать, что много лет никто так не делает, что… Ой, — он махнул ручищей, — пересказывать стыдно!

       — Ясно, опять байки?

       — Ага! Кто ж в это поверит? Но Лешка как всегда всполошился…

       Йогыч промолчал. То, что Алексей возился с женой как курица с яйцом, знала вся деревня — парень явно не отдавал себе отчета в том, что его молодая жена самостоятельная личность. Часто он даже отвечал за нее, не давая ей рта раскрыть. Девушка страшно обижалась, но Алексей будто не замечал этого — считал, видно, своим долгом огородить жену от всего на свете.

       — Завтра пойдешь? — сменил тему хозяин.

       — Нет, сейчас. Хочу дойти до сруба и там переночевать, а потом за Люту отправлюсь. На ферме все отлично, только надо следить, чтобы не болтали.

       Андрей пропустил его последние слова мимо ушей.

       — Хочешь идти в Старый лес? — удивился он.

       Йогыч неохотно кивнул.

       — Знаешь, я в последнее время столько всего наслушался… — Глава нервно хохотнул, ему явно не хотелось вспоминать бабкины сказки. — Туда ведь никто не ходил кроме Колесникова, кто знает, что там творится? Подожди участкового, он обещал завтра подъехать.

       — Нет, я должен сам.
 
       Йогыч заметил в глазах Андрея понимающий блеск и опустил голову. Он знал, о чем думал хозяин: «Опять рвешься в бой, рискуешь. Что же ты не можешь усидеть на месте, ведь, видит Бог, все наладилось?». «Ничего не наладилось, — мысленно ответил Йогыч, — у тебя есть семья — есть для кого жить, а у меня даже друга и то отобрали».

       — Дашь ружье? — после паузы спросил Йогыч.

       Андрей нахмурился, но просьбу исполнил — Йогычу досталось гладкоствольное ружье двенадцатого калибра, заправленное крупной дробью.

       На прощанье хозяин по-отечески положил руку на плечо Йогыча.

       — Даю тебе два дня. Вечером и завтра жду звонка и полного отчета.

       Йогыч улыбнулся — склонность к чрезмерной заботе Алексею явно досталась от папочки.



                2

       Герда жалобно пищала, пока он тянул ее на поводке вглубь леса, однако через пару километров посмирнела — любовь к хозяину и привычка служить пересилили страх и погнали вперед. Долго ли она так протянет было неясно, но все же Йогыч спустил ее, рассчитывая, что она отыщет следы или хотя бы задаст ему правильный курс. Собака оправдала ожидания — уверенно бежала, уткнувшись носом в землю и отметая от бесполезных поисков тысячи тропинок и лесных закоулков.

       Йогыч не переоценивал своих возможностей: одновременно он прокладывал маршрут по навигатору, благо спутниковая связь ловила хорошо, и помечал деревья зарубками — ведь аккумулятор был не вечен, а в этом обилии растительности он мог потеряться и сейчас. «Лучше перебдеть, чем недобдеть», — припомнил он любимую присказку бывших товарищей по пьянке.

       Темнело. Йогыч смемил направление, чтобы успеть добраться к срубу до ночи. Он позвал Герду, но та только вопросительно смерила его взглядом, настойчиво тявкнула и снова понеслась в чащу. «Будь по-твоему», — подумал Йогыч и, хлебнув воды из походной фляжки, понуро двинулся следом. Не смотря на регулярные занятия спортом, он сильно устал — большую часть пути приходилось бежать, сказывались и проблемы с легкими, которые он посадил за долгие годы курения.

       Солнце покидало лес; вечерние тени выбредали из укрытий и окутывали пространство — одни превращали пышные зеленые деревья в молчаливых великанов, другие бродили меж трав и мхов, и каждый их шаг отзывался неестественным шорохом. Йогыч уже решил повернуть, представив, как прямо в одежде свалится на кровать и заснет, как вдруг собака бешено залаяла и рысью бросилась вперед. Йогыч помчался следом, на ходу зажигая мощный фонарь, чтобы не потерять светлый силуэт Герды — его единственный маячок на многие километры вокруг.

       Свет, раскрасивший окружающие стволы в бутылочный оттенок, дрожал на бегу; казалось, что застигнутые врасплох деревья расступались, а беспокойные тени прятались за них. В измученном сердце Йогыча появилась безумная надежда… как вдруг прямо перед ним раздался вой. Отчаянный, одинокий крик зверя, от которого волосы шевелятся на голове.

       Йогыч сглотнул неприятный ком в горле, — на миг перед его глазами встал его крохотный офис на ферме с теплым светом настольной лампы и бесперебойным жужжанием компьютера — вот, где он должен сейчас находиться.

       — Герда, ко мне! — очнувшись, закричал он.

       Вой затих. Обрушившаяся вслед за ним тишина оказалась мучительней — теперь зверь мог неслышно подобраться и наброситься. Йогыч сжал оружие и обернулся, рассеивая кольцо теней вокруг себя; ему померещилось движение.

       — Авва-вууу! — отозвалась Герда.

       Она подбежала и, заглянув в глаза, заскулила, но как только он попытался зацепить ее поводок, лайка вырвалась и попятилась в чащу. Йогыч пошел за ней. Через несколько шагов он оказался на краю большого обрыва, внизу которого тихо журчала река. Герда уже ловко скользила по крутому склону. Йогыч решил идти вброд — воды, по рассказам Колесникова, здесь должно быть по колено, он спрыгнул в темноту и, цепляясь за осоку и папоротники, перелез на противоположную сторону. Давления воды не чувствовалось, видно, река обмелела — сейчас она больше напоминала ручей. На противоположной стороне земля была более влажная, Йогыч с трудом выбрался на поверхность по склизкому откосу ободрав с десяток кустов.

       Собака поджидала его, а затем поплелась дальше, опустив хвост. Через несколько шагов ее лапы подкосились; лайка, покачнувшись от слабости, опустилась на землю, и тихонько пискнула.

       Йогыч заставил себя идти дальше. Свет фонаря, скользящий по земле, обозначил впереди большое темное пятно, края которого нервно подрагивали; по мере приближения пятно становилось все больше — это была яма. Йогыч осторожно заглянул внутрь.

       Внизу стоял тошнотворный запах разложения; смешавшись с ночной росой, он обволакивал все вокруг, заражая воздух смертью. Свет падал только на верхнюю часть ямы, не доходя до дна, и Йогыч подошел к самому краю. Земля блестела от влаги, по стенам стекали ручьи; постепенно внизу вырисовывались неясные очертания фигуры. «Какой-то зверь», — подумал Йогыч, заметив рваные клочья шерсти, перемешанные с грязью. И правда — вот звериная морда, почти истлевшая, со скошенным оскалом, на шкуре виднелись ржавые капли крови. А рядом… Да, ошибки быть не могло — рюкзак Юрки! — валялся прямо в луже, вблизи с чем-то желтовато-бурым, напоминающим поднятую в замахе руку…

       Уронив фонарь, Йогыч в ужасе попятился; резкий спазм свел глотку и его вывернуло прямо на штаны. Несколько минут он сидел в ступоре.

       «Я был готов к этому. Другого быть не могло.»

       Последние недели он представлял Колесникова в когтях зверей или затерявшегося в дебрях — Йогыч гнал от себя надежду, чтобы, когда откроется истина, не было худо, как сейчас. Но тоненький голос внутри пищал, что Юрка лучший охотник, какого он знал, что с ним ничего не могло случиться; сейчас эта безумная надежда грызла не хуже хищника, потому что Йогыч знал — если бы он догадался взять в лес собаку раньше, друг был бы жив.

       А Вера знала. Она слегла, потому что чувствовала — никто не вернется. Простая женщина, из плоти и крови, услышала предсмертный крик мужа, когда в его плоть врезались клыки зверя и поняла, что все кончено. Теперь и она умрет.

       Шатаясь, Йогыч снова подошел к яме и увидел ту же картину, которая навсегда отпечаталась в его памяти. Он бросил ружье, рюкзак и отошел к ближайшему дереву; держась за него, чтобы не упасть, вытащил телефон.

       — Слушаю! — заспанным голосом ответил Андрей.

       — Все… — хрипло прошептал Йогыч.

       — Юрка? Что с ним? — закричал Андрей.

       — Он в яме, там рысь.

       — Он мертв?

       — Да.

       Из трубки послышался тяжкий скрип. Какое-то время оба молчали.

       — Вернешься сейчас? — наконец спросил Андрей.

       — Нет, надо сначала позаботиться…

       — Тогда и я приду, нельзя там одному сидеть.

       — Нет, уже ночь, ты не дойдешь. У меня ружье и собака.

       — Ладно, тогда с утра. Сможешь дойти до сруба?

       — Да. Только… тут могут быть другие звери, я не хочу, чтобы они забрались к нему…

       — Уходи оттуда! Это приказ! — Андрей громко ругнулся чем, наверное, разбудил всю семью. — Иди в сруб и запрись там! Ему уже ничем не поможешь.

       Йогыч кивнул, потом ответил, что аккумулятор разряжается, и закрыл телефон; плохо соображая, что делает, он негнущимися пальцами развел костер и принес к нему податливую, флегматичную Герду.

       — Больше его никто не тронет. — Шепнул он собаке, накрывая ее курткой, затем прижался к стволу дерева и уставился в темноту.

       Остаток ночи он думал о тварях, что притаились в лесу.



                3

       К вечеру следующего дня подошли Андрей, участковый и санитар с носилками; все вымотались — на дорогу они потратили в разы больше времени, чем Йогыч, не помогли даже координаты, в конце концов их спасла Герда, выбежавшая навстречу. Вернувшись, собака снова улеглась у ямы, а мужчины стали решать, как достать тело.

       После бессонной ночи Йогыч тоже еле стоял на ногах, но уйти от Юрки, в грудь которого вгрызся зверь, он не мог; он сел на землю и безвольно наблюдал как доставали останки Колесникова. «Вот и все.» Почему-то Юрка виделся ему живым — тот всегда умел зарядить окружающих своей неудержимой энергетикой и уверенностью, даже сейчас Йогычу слышался его голос: «Ты сможешь. Все забудется, вот увидишь! Ты должен жить дальше!»

       Через час Андрей привел Йогыча в чувства — тело охотника уже лежало на носилках.

       — Постой, а его вещи?

       — Там такая грязь — они решили пока так оставить, — ответил хозяин.

       — Нет, надо забрать! Вера… хоть что-то нужно ей принести.

       — Ладно. — Махнув рукой, Андрей пошел договариваться с участковым.

       Йогыч подошел к яме; на верхних корнях он заметил веревку и решил ею воспользоваться; как только он достигнул дна, сразу почувствовался холодный дух — температура здесь была градусов на десять меньше, чем на поверхности. Отбросив тяжелого вонючего хищника ногой, Йогыч схватил рюкзак, и стараясь не дышать, привязал его к веревке. Пока Андрей его поднимал, Йогыч прижался к стене и протер вспотевшее лицо.

       Сознание отказывалось воспринимать действительность; Йогыч тупо смотрел перед собой, ожидая, пока подадут веревку. И вдруг, неожиданно для самого себя, он заметил впереди какую-то деревяшку; Йогыч подошел к противоположной стене и начал бездумно ее отрывать. Сырая почва легко отходила и стали видны очертания — это была голова, нет, морда — высеченная из камня звериная морда! Йогыч настолько удивился, что продолжил вспарывать землю, забыв обо всем на свете.

       — Держи, — крикнул хозяин и в воздухе свистнула веревка.

       — Сейчас, подожди. Андрей!

       — Что?

       — Тут рысь!

       — Да, мерзкая тварь…

       — Да, нет! Посвети сюда!

       Яркий свет упал вниз, и Андрей удивленно ухнул. Йогыч продолжил рыть с удвоенной силой, как вдруг пальцы наткнулись на что-то острое. Он отдернул руку — по ладони текла кровь.

       Йогыч уставился в вырытую им ямку — внутри виднелось какое-то бледное пятно, похожее на большой осколок горшка с четкой гравировкой или вырезкой по краю, которая напоминала… зубы!

       — Ох, чтоб тебя! — Йогыч отшатнулся и с размаху врезался в стену.

       Перед ним лежал еще один труп, и он только что поранился о его зубы!

       Мужчина судорожно схватился за веревку и потянул себя вверх. Это не просто яма — это старый могильник!


                Продолжение http://www.proza.ru/2016/02/04/1615