Мастер короткого рассказа

Великое мастерство кажется безыскусным. Тот, кто щеголяет своим искусством, выказывает свое неумение.
Хун Цзычэн

МАСТЕР
КОРОТКОГО РАССКАЗА

О РОДОВЫХ ИСТОКАХ

«Николай Аверьянович Шатохин родился 1 января 1946 года в поселке Варванцев Брянской области», – так начинается биографическая справка об одном из известных курских писателей и журналистов в книге Юрия Александровича Бугрова «Литературные хроники Курского края». Затем следуют другие краткие данные о жизни и творчестве Николая Аверьяновича, заканчивающиеся тем, что он известный журналист, неоднократно становившийся лауреатом творческих премий имени В. Овечкина и К. Воробьева, член Союза писателей России, издавший ряд сборников прозы. И все. Вся жизнь писателя с ее тревогами и радостями, с подъемами и падениями вместилась в двадцать коротких строк. Впрочем, и за это огромное спасибо курскому энциклопедисту, эрудиту и писателю Юрию Бугрову, увековечившему в книге память о сотнях курских писателей и литераторов. Другие коллеги и того не написали.
Не больше найдете о Шатохине данных и в Интернете, самоуверенно заявляющем, что он, Интернет, словно бог Саваоф, знает все и про всех. Но тут, видать, вышел прокол: не справился Интернет с природной скромностью писателя, уходящую корнями в вековой деревенский быт. А там главное правило: не выпячивать собственное «я». Обмишурился шустряк Интернет, даже даты рождения толком не ведает, один год называет, а об остальном – помалкивает.
Конечно, многое о жизни писателя, особенно о детстве, можно почерпнуть из его произведений. Большинство из них автобиографичны. Например, из рассказов «Порох и тол», «Немец», «Дядька Семен», «Сергей» и других мы узнаем, что отца писателя звали Аверьян Сергеевич, а мать величали по отчеству Кондратьевной; что отец до войны работал в сельсовете, а с приходом немцев – ушел в партизаны; что мать как жена партизана побывала в немецких застенках, ее даже выводили на расстрел – пугали, но и после этого не побоялась спасти брата Семена, бежавшего из фашистского плена. А еще узнаем, что у писателя были сестры Маруся и Нина, сводный старший брат Сергей Аверьянович и полсотни родственников из родного поселка и ближайших деревень, в именах которых запутаться ничего не стоит. Все это – замечательно. Но мне хочется знать самому и поведать читателям о дедах и прадедах, о бабках и прабабках – об истоках рода. Причем с датами жизни и родом занятий – по-видимому, это издержки прежней профессии следователя, когда необходимо все разложить по полочкам… Да и по жизни своего героя очерка неспешно пройтись, а не «галопом по Европам», как в поговорке говорится. Чтобы и о школьной поре поговорить, и о прочитанных книжках вспомнить. Ведь именно в школьные годы формировался если не характер, то набор знаний и душевных свойств, которые потом привели и в ВУЗ, и в журналистику, и в писательское сообщество.
Однако в произведениях этого нет. А если что и есть, то из-за неуместной скромности или же пристрастности к таинственности так кратко и такими пунктирами проброшено по разным произведениям, что собрать мозаику из отдельных кусочков совсем не просто. В качестве примера может послужить маленькое предисловие к главке «Запах пороха» в книге «Крутое озеро».
«Родился я через год после Победы, – сообщает, не распыляясь на конкретные дату и место рождения Николай Аверьянович. – Еще вчера, как говорится, была война. Неудивительно, что раннее детство прошло под знаком этой беды, оставившей глубокий след и на земле и в душах людей». Все. Следующую крупицу авторской информации о себе надо «вылавливать» где-то в другом месте, в других книгах. И здесь, чтобы не быть голословным, уместно привести упоминания о школьной поре из рассказа «Волчьи глаза», где в зимнее раннее утро он идет в школу, и из рассказа «Вот», где речь идет об учителе немецкого языка Василии Николаевиче Павлюченкове, а также о других преподавателях и проказах самого школьника Коли Шатохина.
 
Мне неизвестны родовые корни Николая Аверьяновича. Но судя по тому, что род его жил на Брянщине, причем на стыке ее с Курщиной и украинской Сумщиной, входивших в Чернигово-Северские земли Руси, а в XI веке – в Новгород-Северское княжество, из которого впоследствии выделились Курское и Брянское, то в жилах предков Николая Аверьяновича должна течь кровь воинственных северян. Позже этими землями владел князь курский и трубчевский Всеволод Святославич (около 1153-1196), известный по «Слову о полку Игореве» как Буй-Тур. Во время Великой Смуты, начавшейся в Московском государстве при царе Борисе Годунове, местность, на которой родился будущий писатель, входила в так называемую Комарицкую мятежную волость, одной из первых признавшей в расстриге Гришке Отрепьеве царевича Дмитрия. И за это понесла многие притеснения при «уничтожении крамолы» царскими войсками, во главе которых стоял татарин, князь или хан Симеон, не жаловавший «проклятых урусов».
Очевидец тех страшных событий голландский купец Исаак Масса о действиях царских войск сообщает так: «И вот день и ночь не делали ничего иного, как только пытали, жгли и прижигали каленым железом да спускали в воду людей». От такой царской «милости» и бросился народ в бега с насиженных мест, спасая жизнь в лесных чащобах. Шаток стал как в верности властям, так и в оседлости. Возможно, отсюда и прозвища пошли «шатень» да «шатун», которые со временем и в фамилии вызрели, словно лесные ягоды.
В этом вопросе Интернет предлагает немало своих вариантов: «Шат, шатень, шатун — тот, кто шатается без дела. О таком говорили: «Сам шатун, дети пошаточки». Но сводит к одному: бродяга, беглый, праздношатающийся. Впрочем, ссылаясь на Ономастикон Веселовского, называет нескольких человек, известных по фамилии (кличке) в  XV – XVI веках.
Как видим, фамилия Шатохин – древняя. Следовательно, родовые корни Николая Аверьяновича уходят вглубь веков.

До начала моего очерка Николай Аверьянович не очень-то распространялся о том, когда и в какую школу пошел учиться. Хотя в своих рассказах упоминает и об учебе, и об учителях, и о своей любви к чтению книг. Например, в рассказе «Свет в окошке», прямо с первого предложения пишет: «Я любил читать. Под семилинейной лампой  просиживал над книгой до ночи». Но опять же ни слова ни полуслова о том, какие книги и в каком возрасте читал. Что и говорить, не человек, а стальной двустенный кагэбэшный сейф с тайнами… Родом-то из партизанских краев, да и сын партизана. А партизаны, как известно, тайны хранить умели. Сыновьям же, видать, по наследству передалось…
Но вот во время одной из встреч я набрался смелости и попросил его дать о себе более подробные сведения. Николай Аверьянович благосклонно отнесся к моей просьбе и к прежним куцым данным добавил некоторые уточнения. Из них следует, что поселок Варванцев Севского района Брянской области,  в котором родился будущий писатель, свое название получил «от фамилии спекулянта, многодетного мужа и неотесанного самодура, хитрого хохла, накануне революции неосмотрительно прикупившего в наших местах усадьбу с экономией у сахарозаводчика, депутата Думы и министра имперского правительства Терещенко». И случилось это событие в 1929 году. Тогда «на месте бывшей помещичьей усадьбы в результате разделения больших семей  села Троебортное – часть членов семей осталась на  прежнем корне, а часть (молодежь) переселилась во вновь открывающийся населенный пункт».
Так в моем очерке появилась небольшая частица истории «малой родины» писателя. Для кого-то, возможно, это никакой ценности не представляет и к биографии Николая Шатохина ничего существенного не прибавляет. Но, на мой взгляд, именно такие незначительные детали и придают колорит биографическому очерку.
К тем немногим крупицам сведений, что разбросаны по его произведениям о детстве, о родителях и об учебе, Николай Аверьянович, снисходя к моим просьбам, добавил несколько новых. В результате мы видим, деда и бабку по отцовской линии он не знает – это не его беда, это горе всего народа в страшные революционные и постреволюционные годы, старавшиеся не «ворошить» память о предках. А еще ведь были приснопамятные тридцатые годы, когда о родстве старались не вспоминать…
По линии матери у Николая Аверьяновича были дед Кондратий  и бабка Марфа. Носили фамилию Хохловы. Проживали они в селе Воскресеновка Севского района Орловской губернии. (Брянской губернии и тем более области в те времена не было). Ни деда, ни бабку в живых он не застал. О них знает со слов матери – Татьяны Кондратьевны (в девичестве Хохловой).
Татьяна Кондратьевна родилась около 1900 года в крестьянской семье. Была малограмотной, что впрочем, не мешало ей помогать будущему писателю овладевать азбукой, чтением, письмом и счетом. Судя по тем отрывкам, которые о ней проходят в произведениях Николая Аверьяновича, она была очень доброй и теплой. А, главное, не делила детей от своего первого брака и от первого брака Аверьяна Сергеевича на «родных» и «неродных». Все были родными. Всех подняла на ноги, вместе с мужем всем дала образование. Умерла она в 1985 году в возрасте восьмидесяти пяти лет в Белоруссии у дочери Нины, о которой Николай Аверьянович написал много добрых и светлых слов. Да что там слов – написал несколько рассказов.
 Из того, что поведал Николай Аверьянович в своих произведениях и в личных беседах, известно доподлинно, что его родители были крестьянами. Но при этом отец, если не ходил в деревенских «грамотеях» (по мнению Николая Аверьяновича, окончил только церковно-приходскую школу), то все равно слыл человеком образованным. И, главное, совестливым и справедливым, что по тем временам ценилось куда больше грамотности. Впрочем, как вспоминает Николай Аверьянович, Аверьян Сергеевич (родился около 1888 года, умер в сентябре 1961 года в возрасте 73 лет) много читал, в том числе работы Карла Маркса, Фридриха Энгельса и Владимира Ильича Ленина. Причем, с карандашом в руках. Со слов Николая Аверьяновича был «ярым атеистом» и мог в Севском уезде в теософических спорах «любого священника заткнуть за пояс».
Кроме того, Аверьян Сергеевич за свою жизнь успел много где «засветиться». В молодости и в зрелые годы играл на скрипке. Даже сам пытался изготовить этот инструмент. (Кстати, об этом увлечении отца Николай Аверьянович пишет в рассказе «Не губи, деревня», что опубликован  в книге «Лоскутное одеяло»).
Перед сплошной коллективизацией руководил ТОЗом (товарищество по совместной обработке земли). В годы, предшествующие Великой Отечественной войне, работал председателем колхоза, сельсовета. Возглавляя сельсовет, так увлекся исполнением своих обязанностей, что не заметил, как немцы подошли к селу Троебортному (центральная усадьба) и едва не «сцапали» его. (Кстати, некоторые моменты об эпизоде «едва не сцапали» освещены в рассказе «Сельсоветская печать», опубликованном в книге «Тополек в малиннике»).
Работая председателем ТОЗа, а затем и колхоза, «не чурался гнуть полозья для саней». То есть выполнял работу рядового колхозника. Своей ребятне «варганил» деревянные коньки. Словом, был таким человеком, о которых говорят «мастер на все руки».   
Сейчас мало кто знает, что ТОЗы возникли вскоре после окончания Гражданской войны и являлись предвестниками колхозов и совхозов. Так как они организовывались не по указке властей, а по желанию самих крестьян, то большинство их были успешными «хозяйствующими субъектами», как сказали бы сейчас. В них действительно практиковался добровольный труд свободных людей. И люди там работали «с огоньком» и на совесть. Поэтому многие ТОЗы и подобные им сельскохозяйственные артели в начале второй половины двадцатых годов настолько окрепли, что позволяли себе приобретать самую передовую сельскохозяйственную технику, строили клубы и библиотеки, обзаводились электрогенерирующими установками. По-видимому это и натолкнуло власти на мысль о сплошной  и всеобщей коллективизации сельского хозяйства. А вышло, как всегда, черте что – колхозы… Недаром русская пословица гласит: «Благими намерениями дорога в ад проложена».
Что же касается председательства Аверьяна Сергеевича в колхозе и сельсовете, то данные факты прямо указывают на то, что личность эта незаурядна и неординарна. Подобные личности несколько позже назовут представителями сельской интеллигенции. Аверьян Сергеевич не ищет спокойствия, а стремится быть «на переднем крае» сельской жизни и преобразований в селе. Горит энтузиазмом созидания. Принимая во внимание драматизм тех событий, ставший нам известным через много лет, характер самого «героя», можно смело утверждать, жизнь его легкой не была…
 
Семья, в которой родился Николай Аверьянович, опять же согласно его уточнениям, была большой. Две родные сестры – Мария, 1930 года рождения, и Нина, 1936 года рождения, одна сводная – Наталья. Родной брат Александр, 1927 года рождения, и трое сводных: Дмитрий и Сергей – от первого брака отца и Сергей (второй) – от первого брака матери.
Как уже отмечалось выше, всех их воспитывала Татьяна Кондратьевна, мама будущего журналиста и писателя. Несмотря на такую кучу детишек, которых надо было и умыть, и обштопать – особенно мальчишек, и накормить, она успевала и по колхозным нарядам ходить, трудодни зарабатывать.
Как вспоминает Николай Аверьянович, жили очень бедно. Родительская хата, впрочем, как и большинство хат в поселке, была крыта соломой, полы – земляные. Нередко голодали. Случалось, что мать будущего писателя, упрекая супруга за бедность, а он работал тогда председателем сельхозартели, говорила: «Неужто не можешь принести со склада для семьи килограмм жита?» На что тот неизменно отвечал: «А что скажут люди? Все есть хотят…»
Как уже отмечалось выше, с 1941 по 1943 год Аверьян Сергеевич, которому в те огневые годы было за пятьдесят лет и потому на фронт его не призвали по возрасту, партизанил в знаменитых Хинельских лесах в отряде имени Чапаева. И не раз, конечно же, подвергался риску. (Один случай опасной партизанской одиссеи отца описан Николаем Аверьяновичем в новелле «Картуз». Правда, в новелле опасность партизанской жизни смягчена теплой иронией автора по факту небольшого приключения от «потери» отцом картуза в уже послевоенное мирное время).

Занимаясь историей Конышевского района, я не мог не коснуться темы Великой Отечественной войны и партизанского движения в районе и у соседей. Вот и выяснил, что Хомутовский партизанский отряд начал формироваться еще в сентябре 1941 год. Базировался в лесу Гнилуша. В отряде числилось 40 бойцов. Командиром отряда был Романенков Т.И., начальником штаба - Кубриков И.Д. Первой боевой операцией отряда значится «налет на немецкий штаб в Хомутовке». А партизанский отряд имени Чапаева сформировался в марте 1942 года из числа бойцов (17 человек) партизанского отряда имени Ворошилова № 1. А отряд имени Ворошилова № 1 образовался в начале февраля 1942 года из военнослужащих-окруженцев (860 человек) 13 армии. Командовал им А.Г. Ковалев, о трагической судьбе которого Николай Аверьянович напишет большой очерк «…И поплатился жизнью».
Партизанский отряд имени Чапаева, в котором находился боец Шатохин Аверьян Сергеевич, будет действовать до 10 марта 1943 года на территории Крупецкого, Рыльского и Хомутовского районов Курской области, а также на территории Орловской и Сумской областей.
Перед расформированием в его рядах будет насчитываться 643 бойца, а на его боевом счету 59 боевых операций, в ходе которых «было уничтожено более 2000 оккупантов и полицаев, взорвано 5 мостов, сахарный завод, мельница, лесозавод и водокачка».
К этому стоит добавить, что 18 ноября 1942 года на базе партизанских отрядов, действовавших на территории Хомутовского, Рыльского, Глушковского, Конышевского, Кореневского, Льговского, Суджанского и Крупецкого районов, была сформирована 2-я Курская партизанская бригада имени Дзержинского. И, как сказано в документах, «ядром бригады стали партизанские отряды имени Чапаева, Боженко, Дзержинского и Тельмана».
Когда 13 марта 1943 года эта бригада (и входившие в нее отряды) была расформирована, то партизаны, призывного возраста влились в полки и дивизии Красной Армии. А те, кто как Аверьян Сергеевич, не подлежал призыву в действующую армию, возвратились к мирному труду и стали восстанавливать разрушенное войной хозяйство и, часто живя впроголодь, снабжать фронт продовольствием.
Если кто-то спросит меня: а какое отношение это имеет к Николаю Аверьяновичу? Он, мол не воевал… Отвечу не задумываясь: самое прямое. Да, писатель Шатохин Николай Аверьянович действительно не воевал. Он-то и родился после войны, когда ни грохота канонады, ни жестоких сражений. Но воевал с врагами его отец. И воевали с врагами его братья, ушедшие на фронт добровольцами. При этом Сергей (второй) и Александр погибли, защищая Ленинград. А Дмитрий и Сергей, дослужившись до больших воинских званий и должностей во время войны, уцелели на полях сражений, но после войны прожили недолго. Война забрала их жизненные соки и энергию, «догнала» уже в мирное время. И об этом читатель, на мой взгляд, должен знать. Ибо в этом и корни самого писателя, и память о родителе, к которой, судя по его произведениям и жизненной позиции, он относится весьма трепетно. Вот и мы не станем уподобляться в этом тонком вопросе слонам в посудной лавке.
О том, как рисковала мать будущего писателя, имея такого мужа, мы уже говорили. А Николай Аверьянович к этому дополняет: «Не сосчитать всех случаев издевательств над ней со стороны врага, особенно полицаев. Ее даже однажды водили на расстрел. Выжила чудом».
После войны Аверьян Сергеевич руководил Севским детским домом. Тем не менее, когда пришло время оформляться на пенсию, ему в государственном пособии отказали – документы, подтверждающие стаж, потерялись в годы военного лихолетья. Наверное, можно было добиться «правды», настойчиво  стучась в двери различных инстанций, тем более, что его знали и уважали в районе. Но Аверьян Сергеевич не считал нужным для себя «унижаться и просить». Чисто русский характер!
Что же касается матери будущего писателя, то она, как и все ее сельские погодки, получала колхозную пенсию, сначала 8, потом – 12 рублей.
Вот такими были родители Николая Аверьяновича.


О ДЕТСТВЕ, УЧЕБЕ И ПРОБЕ ПЕРА

В 1953 году Николай Шатохин, согласно его уточнениям, пошел в первый класс Троебортновской семилетки. Благополучно перейти в следующий класс не смог – тяжело заболел корью, давшей осложнение. Выжил только чудом, о чем он впоследствии напишет в рассказе «Корь», напечатанном в книге «Крутое озеро». Впрочем, этот рассказ можно встретить и в других книгах автора.
Пропустив из-за болезни год учебы, Николай процесс обучения со следующего года начал заново. И учился прилежно. В это же время он пристрастился к чтению книг. Как и многие сверстники, начинал со сказок. Позже перешел к отечественной и зарубежной классической литературе для детей, в том числе «Мои четвероногие друзья», «Детские годы Багрова внука» С. Аксакова, «Хижина дяди Тома» Бичер-Стоу.
Впрочем, вот как об этом он пишет сам с присущей ему ироничностью: «Читал запоем. С книгой не расставался даже за обеденным столом. Отчего мать однажды выставила против меня «тяжелую артиллерию» – сельскую фельдшерицу – та обещала мне всякие хворобы, если не перестану читать за едой». 
Учась в четвертом классе, стал пробовать силы в сочинительстве. Писал, по-видимому, стихи. Почему «по-видимому? А потому, что пояснений к  своему сочинительству не дал, а жизнь подсказывает, что все начинающие браться за перо в детском возрасте, как правило, пытаются оседлать Пегаса. Притягивает магия ритма и рифмы. К тому же на это указывают и косвенные обстоятельства. В феврале 2011 года в газете «Курская правда» вышла статья журналиста и старинного друга Николая Аверьяновича – Владимира Алексеевича Латышева, который прямо говорит о пристрастии к стихотворчеству Николая Шатохина в раннем возрасте. «В юные годы редко кто не берется за перо, – пишет Латышев, – чтобы попытаться сочинять стихи. Пробовал свои силы в поэзии и Н. Шатохин. То, что он разрешил прочитать мне, я расценил как приятный молодой голос. Мне нравились стихи, окрашенные чертами собственного характера, — веселые, остроумные». Следовательно, наши догадки не беспочвенны.
Мало того, что в 12 лет Николай Шатохин занялся сочинительством, он в это же время стал пробовать печататься в «Пионерской правде». Но с главной газетой советской пионерии, по его собственному признанию, творческое сотрудничество получалось не очень, зато успех сопутствовал в сотрудничестве с районной газетой «Севская правда». К сожалению, Николай Аверьянович не называет время публикации своего первого творения и вид этого творения. Впрочем, возможно, вспомнит и назовет – время еще имеется…
К этому стоит добавить, что детство сельской ребятни довольно короткое. Мало-мальски окреп и встал на ноги – помогай родителям по дому, по хозяйству. Присматривай за младшими братишками и сестренками. Потом ждет огород и уход за домашней живностью. Однако в их жизни есть и поход в лес по ягоды и грибы, и купание в местных речках или озерах, что, так или иначе, нашло отражение в ярких и откровенных до исповедальности произведениях писателя.


НА ПУТИ В ЖУРНАЛИСТИКУ

Из того, что можно найти в редких биографических статьях об этом курском писателе, известно, что после школы он благополучно поступил в Воронежский государственный университет на факультет журналистики и окончил его. А затем работал в районных и многотиражных газетах Брянской и Тульской областей.
Все это так да не совсем так…
Как поведал  лично мне Николай Аверьянович, он после семилетки уехал к сестре Нине в город Вилейка Минской области БССР – Белорусской Советской Социалистической Республики (ныне республика Беларусь). И если провести небольшие подсчеты, то выяснится, что в это время ему было около пятнадцати лет, а по миру шествовал знаменитый 1961 год. Почему знаменитый? Да потому, что 12 апреля в Советском Союзе впервые в мире был осуществлен пилотируемый космический полет. Наш соотечественник Юрий Гагарин открыл человечеству дорогу в Космос. А еще в этот год в СССР была проведена денежная реформа и колхозное крестьянство за свой повседневный тяжелый и не очень-то престижный труд стало получать не палочки – трудодни, а небольшие деньги.
Живя у сестры, Николай Аверьянович в 1963 году устроился на Молодечненскую мебельную фабрику рабочим в цех фанеровки и сборки раскладных столов. Параллельно с этим продолжил учебу в вечерней школе. Получив аттестат о среднем образовании – а это тогда многое значило – вернулся на родину.
С сентября 1964 года преподавал труд и физкультуру в Хвощевской восьмилетней школе. А с декабря того же года был переведен в Княгининскую восьмилетку – преподавать те же самые дисциплины школьного обучения.
Работая сельским учителем, возобновил сотрудничество с районной газетой. Посылал стихи и заметки. Большая их часть печаталась. Активное внештатное сотрудничество с районной «Севской правдой» привело к тому, что восемнадцатилетний Николай Шатохин, вполне закономерно, получил приглашение на штатную работу в редакцию этой газеты. Впереди прорисовывалась журналистская стезя…
В мае 1965 года он увольняется из школы, покончив раз и навсегда с преподавательской деятельностью, и устраивается в редакцию газеты «Севская правда». Начинал литсотрудником, затем «дорос» до старшего литсотрудника… Новая работа, несмотря на командировки по селам района, когда до очередного пункта назначения большей частью приходилось добираться «пехом», нравилась. Столько интересных людей и фактов!.. В редакции «районки» трудился вплоть до призыва в Советскую Армию, но 17 ноября все того же 1965 года.
С конца ноября 1965 по начало 1968 года Николай Аверьянович проходил службу в Вологде, в артиллерийском подразделении. Был определен в повара дивизиона. Возможно, кто-то улыбнется: ну, что за воинская специальность повар? Нет ничего героического. Героического, пожалуй, и нет, но трудиться приходилось побольше, чем солдатам у артиллерийских орудий. Те еще спят, а повар уже завтрак готовит, те уже спят после отбоя, а повар потеет над мытьем чанов, кастрюль и прочей штатной кухонной «военной» техники. Ибо не накорми солдата, то какой из него воин… Об этом еще наш знаменитый полководец Александр Суворов говаривал.
Армейский досуг не богат на развлечения. Но приключений и впечатлений армейская служба дает предостаточно. Другое дело – есть ли возможность что-то из увиденного изложить на бумагу и направить в окружную газету или в редакцию «Красной звезды». По-видимому, Николай Аверьянович что-то писал и посылал в редакции газет. Но за дальностью времен более конкретных сведений о том не сохранилось.
После службы, как осторожно и скуповато, не вдаваясь в подробности и даты, делится автобиографическими сведениями Николай Аверьянович, некоторый период он трудился на культурной ниве – заведовал Троебортновским клубом. Но тут автор этих строк проявил настойчивость и выяснил, что завклубом Николай Аверьянович работал с апреля по август 1968 года.
Городским жителям трудно понять, что такое сельский завклуб конца шестидесятых годов прошлого столетия. А это и художник, и оформитель, и журналист, и организатор культурно-массовой работы, и агитатор, и сельсоветский активист, и артист, и плотник, и сторож. Одним словом, «и швец, и жнец и на трубе игрец», как сообщает русская поговорка.
Работа завклубом, конечно, творческая. Тут двух мнений быть не может. Однако журналистская деятельность – больше по душе. И Николай Аверьянович 8 августа увольняется с должности сельского завклуба и 13 августа 1968 года уже работает литературным сотрудником в родной для него «Севской правде». А вскоре становится и старшим литературным сотрудником. Хоть и небольшой, но все же рост. И зарплата увеличилась.
«На этом мои одиссеи не закончились, – шутит Николай Аверьянович по поводу дальнейшей трудовой деятельности на поприще журналистики. – Некоторое время работал в многотиражной газете «Автозаводец»  города Брянска и в районной газете в Плавске Тульской области. Порой пришлось трудиться и не по профилю, скажем, завхозом в школе. Короче, усидчивостью я по молодости не отличался».
Что верно, то верно: усидчивость – не его стиль жизни. Поиск – да! Но не усидчивость и не только в юности. Он и сейчас, когда семь десятков за плечами и солидности на трех иных хватит, готов и в Железногорск на встречу с товарищами-писателями ехать, и в Курск, и в Рыльск, и в Трубчевск.
Далее, если верить его странице в Интернете на «Прозе. РУ», то следует, что в 1970 году он переехал в Курскую область, избрав постоянным местом жительства поселок Хомутовку, расположенный на границе с Брянской областью. И с того времени живет в поселке Хомутовка и трудится в районной газете «Районные новости», в советское время называемой «Заря Октября».
Еще из Интернета известно, что в 1972 году стал членом Союза журналистов России и на этом поприще не раз выходил в победители творческих конкурсов имени В. Овечкина и К. Воробьева.
Только Интернет – Интернетом, а жизнь – жизнью. Она и ярче, и многогранней, и… парадоксальней. А потому, приглядевшись пристальней, заметим, что в редакции «Севской правды» Николай Аверьянович трудился до  марта 1970 года. Работа, естественно, нравилась. Не нравилось отсутствие собственного жилья. Жить по чужим углам, когда тебе уже под двадцать пять, – перспектива не из лучших. А тут коллеги из хомутовской районной газеты «Заря Октября» намекнули, что у них в районе можно проще решить квартирный вопрос.
 

НЕЛЕГКИЙ ХЛЕБ ЖУРНАЛИСТА

Райцентры Севск и Хомутовка, хоть и находятся на территории разных областей – Брянской и Курской, но рядом друг с другом. Между ними не более трех десятков километров. Правда, Севск постарше будет, известен по летописям с 1146 года; Хомутовка – значительно моложе, где-то в XVII веке стала оформляться как селение. И только в 1928 году с образованием ЦЧО – Центрально-Черноземной области, а в ней округов и районов, Хомутовка стала районным центром в Льговском округе. Зато в Великую Отечественную войну оба населенных пункта являлись, если не столицами, то центрами партизанского края. Но особенно «поднялась» Хомутовка в годы правления Никиты Сергеевича Хрущева, уроженца этих мест. Даже современный поселок-спутник Калиновка вырос…
Уволившись в марте 1970 года из «Севской правды», в мае Николай Аверьянович уже работает в Хомутовской «Заре Октября». Трудился в отделе писем. А это не только прямое общение с читателями газеты, но и постоянное «проникновение» в разные людские судьбы, большей частью сложные и трудные. Тут с собственной порой не разобраться, а с чужими – профессия обязывает. Приходилось и по командировкам мотаться, и письменные советы давать, и практическую помощь оказывать, и справедливость устанавливать, взывая к совести или же призывая к порядку… Но в любом случае работа с письмами граждан – это неисчерпаемый кладезь на сюжеты из сельской жизни. Где-то грустные, где-то драматичные, где-то забавные, где-то анекдотические. Со временем многие из них лягут в основу рассказов и очерков. А что-то сразу же печаталось в районке. Как говорится, вечером – в сюжете, утром – в газете…
С  работой дело уладилось без лишних хлопот, но жить приходилось по-прежнему где придется. Впрочем, это не помешало в 1971 году познакомиться с будущей супругой Зоей Николаевной (1953 года рождения), молодым специалистом-экономистом, и вскоре пожениться. В 1972 году у Николая Аверьяновича и Зои Николаевны родился сын Олег.
В июле 1975 года Николай Аверьянович увольняется из газеты «Заря Октября» в связи с переездом на новое место жительства, как сказано о причине увольнения в трудовой книжке. Новым местом жительства стал районный центр Плавск Тульской области, а местом работы – редакция районной газеты «Путь к коммунизму», отдел писем. Здесь он впервые в том же 1975 году встречается с писателем Петром Георгиевичем Сальниковым. Правда, вскоре их пути-дорожки разойдутся, чтобы вновь «сойтись» в Курской области во второй половине девяностых. А встреча позже войдет одним из эпизодов в очерк Николая Аверьяновича о Петре Георгиевиче, о котором речь будет несколько ниже.
В редакции газеты «Путь к коммунизму» Николай Аверьянович проработал заведующим отделом писем до середины сентября месяца 1976 года. С его слов, все это время «ютился с женой и сыном в списанной, готовившейся к сносу хибаре», увидев которую его знакомец из Ирака Салех Аль-Абади был весьма удивлен. Мол, в Ираке (по тогдашним понятиям советских людей – отсталом) журналистам уровня Шатохина полагались вилла и автомашина. Кстати, дружба Николая Аверьяновича с представителем иностранного капиталистического государства в значительной мере послужила его увольнению из редакции газеты. Сыграла роль и откровенность журналиста Шатохина с женой первого секретаря райкома партии. Николай Аверьянович нелестно отозвался о порядках торговли в районе. А дама, по-видимому, «курировала» это направление народного хозяйства района. Пожаловалась мужу – и в результате неуемному журналисту с «компрометирующими связями» было предложено сменить место работы и место жительства. Пришлось менять, ибо ни повышение по службе в редакции, ни тем более получение квартиры уже не светило…
Решил с семьей ехать в Белоруссию, к сестре Нине в город Вилейка. Сестра Нина и зять Владимир встретили радушно, предоставили на первое время собственный кров. Но пустить корни в Белоруссии не удалось. Дело в том, что в середине семидесятых Николай Аверьянович, будучи уже довольно известным журналистом и являясь членом Союза журналистов СССР,  поступил на заочное обучение в Воронежский государственный университет (факультет журналистики). И учился там без отрыва от основной работы, что являлось непременным условием заочной учебы в этом университете. Именно поэтому, не устроившись в Белоруссии на должность журналиста, пришлось ехать по совету университетских друзей в Брянск и устраиваться там в заводскую многотиражку при Брянском автомобильном заводе. Это позволяло и работать по специальности, и комнату в заводском общежитии получить.
И с октября 1976 по январь 1977 года Николай Аверьянович работает корреспондентом газеты «Автозаводец». А с января по июль 1977 года трудится в должности инженера-конструктора автомобильного завода. Перевод осуществлен, надо полагать, из-за зарплаты. В семидесятых годах прошлого века у рабочих она была значительно больше, чем у журналистов. Но запись в трудовой книжке – всего лишь очередная запись. Работал же он по-прежнему журналистом многотиражки. Такое в советское время изредка тоже случалось.
Что заставило Николая Аверьяновича на этот раз оставить Брянск и податься с семьей вновь в Белоруссию, мне неизвестно, но уже в августе 1977 года он с семьей вновь в Вилейке Минской области. Где устраивается заместителем директора по хозяйственной части в средней школе № 4. И в этой должности благополучно работает… целый год. Но уже с 24 августа 1978 года трудится на Молодечнинской мебельной фабрике города Вилейка. На той самой фабрике, где некогда начинал свою трудовую деятельность. Только на этот раз не рабочим, а в должности инженера по технике безопасности.
Но и на этот раз остаться в Белоруссии было не суждено. Подходило к концу обучение в Воронежском университете. Чтобы не быть отчисленным и закончить университет, требовалось срочно устроиться журналистом. Найти работу по этой специальности в Вилейке не получалось. Пришлось вновь  думать о переезде в Брянск.
В Брянске 8 августа 1979 года устроился в редакцию районной газеты «Вперед». Корреспондентом. Но буквально через год, 26 августа 1980 года он уже снова в Хомутовке и работает ответственным секретарем хомутовской районной газеты «Районные новости». Хомутовка и «Районные новости» наконец-то стали пристанью, а не очередной отправной точкой в судьбе будущего писателя.
Сам же он на мои «расскажи поподробнее» с присущими ему краткостью и самоиронией заметил, что в 1980 году окончил Воронежский госуниверситет и с этого времени по сей день «служит» в газете «Районные новости». В том числе с 1992 года – главный редактор газеты. Что и говорить, не любит Николай Аверьянович распространяться о собственной особе. Считает это делом суетным и потому лишним…
Такова непростая жизненная и  трудовая одиссея Николая Шатохина. К ней стоит лишь добавить, что в 1985 году у Николая Аверьяновича и его супруги Зои Николаевны родится второй сын – Владимир. Теперь же несколько строк о его творческой писательской деятельности.


СТЕЗЯ ЛИТЕРАТОРА

Работа профессионального журналиста, естественно, выработала навыки не только быстрого и легкого слога, ставшего его литературным стилем, но и дала множество самых разных впечатлений и сотни сюжетов из жизни района и его трудовых будней. Вскоре накопилось столько всевозможного материала, что полос районной и областных газет, где рассказы и очерки проходили апробацию, стало мало. Так появились первые небольшие прозаические произведения, как, например, повесть «Пора надежд». Не забывал он, по-видимому, и о стихах. Это видно из уже упоминаемой статьи Владимира Латышева.
Помните, как Шатохин в середине девяностых показал стихи Латышеву, и тому они, по его же словам, понравились. А далее Владимир Алексеевич пишет так: «Я сказал ему об этом, будучи тогда постоянным членом совета по работе с молодыми литераторами Курской организации Союза писателей России.
- Пускай отлежатся, — изрекал я говоренное старшими товарищами и мне. — А там поглядишь на них более отстраненно, поправишь, где надо, вот тебе будет и первая книжка. Надеюсь, достойная.
Однако годы шли, а Шатохин не издавал свои бесхитростные вирши, начинал относиться к ним непочтительно, и, может быть, обернулось это непочтение некоторым неуважением к самой царице Поэзии. Так это было или не совсем так, но разлад между царствующей особой и ее непочтительным подданным все-таки произошел. Но ведь душа, в которой поселилась песня, не может молчать.
И она заговорила прозой.
…Поначалу он издал написанную сугубо в журналистском ключе небольшую, но емкую по мысли книжечку о том, как встретили в наших краях люди войну, каким запомнился тем, кто сегодня, слава Богу, еще рядом с нами, ее первый день.
…Коллеги заметили небольшую эту книжечку, она по праву удостоилась журналистской премии на конкурсе. Конечно, палат каменных на эти наши премии не поставишь, но уверенности в своих силах они добавляют…»
Как понимаю, под «небольшой книжечкой, которую заметили коллеги, и которая принесла автору журналистскую премию» подразумевается книжка Николая Аверьяновича «22 июня. Хроника первого дня войны». Действительно, она небольшая – всего 32 страницы. Обложка – мягкая, бумага – газетная. Тираж – 400 экземпляров. Издана в городе Севске по заказу Брянского областного управления печати и информации. Но сигнальные экземпляры книжки вышли еще в 1992 году. Ибо именно по ним Николай Аверьянович в Курске в 1992 году стал победителем журналистского конкурса имени В. Овечкина. Престижного конкурса.
Вместе с небольшой статьей, своеобразным предисловием, в книжечке 17 очерков. Все очерки написаны автором на основании воспоминаний очевидцев, в чем их документальная ценность. А художественная ценность выразилась в умении автора передать не только фабулу или сюжет события, но и драматизм того страшного дня.
Предваряя очерки, Николай Аверьянович во вступительной статье пишет: «Мысль написать воспоминания очевидцев о черном дне 22 июня самой страшной войны в истории человечества пришла не сразу, не вдруг. Она зрела исподволь, постепенно. Пока не лишила покоя, словно застарелая рана. Вот тогда и взялся за перо».
О первом дне войны немало написано в книгах, снято в кинофильмах. Одним из шедевров, можно утверждать с полной уверенностью, является повесть нашего знаменитого земляка-писателя Евгения Ивановича Носова «Усвятские шлемоносцы». Но и Николай Шатохин нашел свои собственные варианты. Шестнадцать очерков, шестнадцать разных судеб легли в сюжеты реакции обыкновенных людей, его земляков по Севскому району Брянской области и Хомутовскому Курской. Это и рядовые колхозники, мирно жившие и трудившиеся в наших краях, и военнослужащие, волею судеб оказавшиеся на пограничной заставе или на линии возникшего в одночасье огненного фронта. Это и родной отец, одним из первых узнавший о нападении фашистской Германии на Советский Союз. Это и другие очевидцы того времени, ни сном, ни духом не ведавшие о начавшейся войне.
И пусть, по мнению Владимира Латышева, очерки написаны в «сугубо журналистском ключе», но они преподнесены читателю так ярко и эмоционально, так драматично и динамично, что читаются на одном дыхании. А потому являются высокохудожественными произведениями, в которых «правда жизни» обострена до высших пределов. Оттого такой интерес коллег-журналистов и читателей к этой неброской с виду книжечки, оттого и заслуженная победа в литературном конкурсе.
Чтобы дать возможность читателю почувствовать вкус шатохинского слога, его писательское мастерство, процитирую небольшой отрывок из очерка «О чем мечталось – не сбылось», написанного по воспоминаниям хомутовца С.Л. Нагорных, которому в ту лютую годину было семнадцать лет. Вот как Николай Аверьянович преподносит предысторию момента: «Солнечный знойный полдень. Ветки деревьев и кустов не шелохнутся. Пахнет пылью, крапивой. Все живое спряталось в тень. Тишина. Только где-то рядом стрекочет кузнечик. Ему, видать, жара нипочем».
Настоящая художественная лирика.
А вот кульминация: «Я что-то возражал друзьям. Вдруг увидел сельского завмага, который бежал в нашу сторону.
– Бурухин кросс сдает, – не утерпел, съязвил Егор.
Я промолчал. Не поддержали шутку и другие ребята, с интересом наблюдая за завмагом.
– Война! – поравнявшись с нами, выдохнул запыхавшийся завмаг и побежал дальше к своему дому.
Минуту или две мы сидели молча. Потом нас будто прорвало…»
Всего пара реплик – и картина того драматического дня встает в полном объеме.
И пусть страницы этой книжечки за два с лишним десятилетия сильно пожелтели, а шрифт текста поблек и читается с трудом, но, честное слово, произведения написаны так хорошо, что достойны переиздания, ибо будут актуальны многие и многие десятилетия. Они относятся к той «тихой, негероической прозе о войне», которая была присуща Евгению Носову и Константину Воробьеву. И при всей своей «тихости» необыкновенно патриотична.
Появление в свет первой книги автора – это подобно рождению ребенка. Буря эмоций и надежд. И хотя о реакции писательского сообщества на книжечку «22 июня…» мне ничего не известно, но читательское и журналистские сообщества ее заметили и по достоинству оценили. Естественно это придало силы и уверенности автору. Всевозможных материалов у Николая Аверьяновича за время журналистской деятельности накоплено было немало. Требовалось обработать и пустить в дело. А если точнее, то садиться за верстку следующей книги. Вот как об этом литературном периоде «перехода количества в качество» сообщает все тот же Владимир Латышев.
«А потом «расходилось» перо хомутовского газетчика, – пишет он в своей статье «Пора исполнения надежд». – Потянуло его, наблюдательного и неравнодушного, на прозу. Не все соки, значит, выпивала ненасытная газета. По зрелому размышлению пришел он к выводу, что можно пробовать свои силы и в художественной прозе. Ну и, как говорится, засел за повесть о жизни, о надеждах и испытаниях судьбы скромного районного газетчика Константина Самохина.
И получилась горячая, колючая, больная, непричесанная, как и сама наша жизнь, книжка. Своеобычное документальное свидетельство современника о том, как было все здесь, внизу, в том самом «районном звене». Документальное потому, что не высасывал Н. Шатохин из пальца события и факты, не придумывал переживания героя повествования, а изображал доступными ему средствами то, что было. Книжку так и назвал «Пора надежд». Не все гладко в шатохинском повествовании, но вранья в нем вы не найдете».
К сожалению, у меня на руках книжки «Пора надежд» о районном журналисте Константине Самохине, в судьбе которого многое, если не все, проецировано с жизни самого автора,  нет. Нет ее и в областной научной библиотеке имени Николая Асеева, где собираются и хранятся даже самые редкие книги, давно ставшие раритетами. Но не случилось. Ведь вышла она небольшим тиражом и тут же стала библиографической редкостью. По-видимому, не сохранилась она и у самого автора. Поэтому доверимся во всем, что касается этой книги, журналисту и литератору Владимиру Алексеевичу Латышеву, столь лестно отозвавшемуся о ней в своей статье.
В 1995 году вновь в Севске, в районной типографии, была издана следующая, третья по счету, книжечка Николая Аверьяновича. Это небольшой сборник его рассказов «Жили-были». Как и предыдущие книги, вышел небольшим тиражом в мягкой двухцветной обложке и на простой газетной бумаге. Рыночные отношения, взявшие главенство в стране, требовали денег. Да где же их взять-то…
Основа книги – это воспоминания автора о родных корнях и местах, о родителях и родственниках, о соседях и просто односельчанах. Рассказы автобиографичны. В одних  автор прямо действует как один из главных героев, в других его присутствие ощутимо косвенно. Нет прямого авторского «я», все происходящее в рассказе описывается как бы сторонним наблюдателем. Но и при этом читатель понимает, что «сторонний наблюдатель» – это и есть автор.
Рассказы написаны не только с открытым сердцем, но и часто – кровоточащим сердцем. В них передается ничем не прикрытая, не подретушированная требованиями идеологии правда жизни селян-колхозников тяжелого послевоенного холодного и голодного времени, когда, не имея техники и даже лошадей, восстанавливали народное хозяйство голыми руками. А чтобы повествования не так гнетуще действовали на читателя, автор часто прибегает к спасительному средству – иронии и самоиронии, что вкупе с исповедальностью придает его рассказам особый аромат искренности и натуральности происходящего.
 

ВОСКРЕШЕНИЕ ПАМЯТИ

Выход книги совпал с кульминационным моментом другой творческой деятельности Николая Аверьяновича – исследовательской работе по воскрешению памяти о земляке-писателе Пимене Ивановиче Карпове(1886-1963), входившем в окружение Сергея Есенина.
По-видимому, в конце 80-х или в начале «лихих» 90-х прошлого столетия «журналистская судьба» Николая Аверьяновича свела с агрономом Калиновского сельхозтехникума Лией Александровной Цукановой. В ходе беседы выяснилось, что она доводится племянницей некогда весьма известного в России, а ныне напрочь позабытого писателя Пимена Ивановича Карпова, уроженца села Турки Хомутовского района, а ранее – Рыльского уезда. Крестьянина по происхождению из староверческой семьи, в революционные годы стоявшего на позиции социал-революционеров.
Эта информация тронула сердце журналиста, да так, что он потом долгие годы «открывал» для себя и для жителей области имя и судьбу талантливого поэта и прозаика Пимена Карпова, автора поэтических сборников «Знойная лилия», «Звездь» и «Русский ковчег», романа «Пламень» и сборников «Говор зорь», «Русский ковчег».
За четыре десятилетия исследовательской работы им было написано большое количество заметок, статей, очерков, зарисовок, посвященных Певцу Светлого Града. Эти статьи, полные гнева и боли за наше людское беспамятство, публиковались в районной и областных газетах. Позже – в журналах.
Исследовательская работа свела Николая Аверьяновича с отцом и сыном Куняевыми – Станиславом Юрьевичем и Сергеем Станиславовичем. Эти писатели и литературоведы-критики трудились в ту пору над биографическими работами о Сергее Есенине, Пимене Карпове, Николае Клюеве и их сотоварищах. В это же время и по той же причине у Шатохина крепнут дружеские отношения с уроженцем Хомутовского района, ответственным секретарем Новгородской писательской организации Виталием Ковалевым, предложившим в 1995 году учредить ежегодные Карповские чтения в Хомутовке.
Николай Аверьянович Шатохин живейшим образом принял это предложение. Со свойственной ему энергией тут же включился в ее осуществление, тормоша и беспокоя районные и областные власти, журналистскую и писательскую общественность. И уже в следующем 1996 году, с 21 по 23 июня, первые Карповские чтения, несмотря на экономические трудности в стране, прошли с большим размахом.
Мероприятия, связанные с Карповскими чтениями, послужили мостком для сотрудничества Николая Аверьяновича с курской писательской организацией, возглавляемой в те годы Владимиром Павловичем Детковым. Так уж вышло, что «воскрешая» из небытия имя талантливого поэта и прозаика Карпова, Николай Аверьянович одновременно с этим устанавливал собственные литературно-писательские контакты с курскими мастерами пера. Среди курских писателей особо теплые отношения сложились с Сальниковым Петром Георгиевичем, прибывшим в Курск еще в 1976 году, и с этого времени до 1987 года возглавлявшего писательскую организацию.
Курская писательская организация, образованная в 1958 году по инициативе замечательного публициста и драматурга Валентина Овечкина, к описываемому времени была одной из сильнейших в стране. Костяк ее составляли писатели-фронтовики Евгений Иванович Носов, Николай Юрьевич Корнеев, Петр Георгиевич Сальников, Александр Александрович Харитановский, Алехин Василий Семенович. Известностью пользовались Полянский Егор Иванович, Еськов Михаил Николаевич, Першин Юрий Петрович, Агеев Борис Петрович, Коркина Валентина Михайловна, Шитиков Алексей Федосеевич, Зиборов Иван Федотович и ряд других. Из числа литераторов на писательскую авансцену выходили Вадим Корнеев, Сергей Бабкин и Юрий Асмолов. Во время журналистской деятельности в Курской области Николаю Аверьяновичу приходилось сталкиваться со многими писателями, но дружеского участия с их стороны как-то не замечалось. Конкуренция и ревность, да еще отрыв от областного центра, где находился основной писательский «котел» с крутым взваром городских «гениев», не давали сблизиться вплотную, чтобы глаза в глаза…   
Впрочем, не все так было благостно и с Карповскими чтениями на Хомутовской земле. Они не всегда проходили гладко. Часто в их проведение вмешивался экономический фактор и воля руководителя района. Иногда доходило до того, что их пытались проводить без участия писателей и литераторов, так сказать, в узком кругу «заинтересованных лиц». И тогда Николаю Аверьяновичу приходилось «бить во все колокола», подключать «тяжелую артиллерию» литературы и культуры из Москвы и Курска. Местные чиновники, не желая конфликтовать со «столичными ребятами», шли на попятную, средства находились и мероприятия продолжались.
В результате – масштабность проведения Карповских чтений увеличилась. Мало того, удалось учредить литературный конкурс имени Пимена Карпова и подводить его итоги одновременно с чтениями.
Благодаря подвижнической деятельности Николая Аверьяновича лауреатами литературной премии имени Карпова стали Юрий Кекшин, Владимир Латышев, Борис Агеев и ряд других писателей, литераторов и представителей культурной общественности Хомутовского района и Курской области.
Но все это будет после «нулевых», а пока была вторая половина «лихих девяностых», когда о коллективизме забыли напрочь, а каждый человеческий индивид должен был биться сам за себя. Некоторые двигались к намеченным целям и по трупам в прямом понимании этого выражения. Курские писатели, конечно, по трупам собратьев не шагали, но и в свою среду принимали неохотно. Поэтому «остуда» и «холодок» чувствовались часто. Но за годы скитаний по разным редакционным коллективам у Николая Аверьяновича выработался крепкий бойцовский характер. Он не позволял придаваться унынию. К тому же пишет не для того, чтобы попасть в Союз писателей, а по зову души. А для души никаких писательских союзов не требуется. Она парит над всеми союзами… Тем не менее подвижническая деятельность по восстановлению памяти о писателе Пимене Ивановиче Карпове и его доброго имени привела к тому, что установились дружеские отношения не только с Детковым и Сальниковым, но и с прозаиком Борисом Агеевым, который не боялся вступать в полемику с самим Мастером – Евгением Носовым.


ЗОВ ЛИТЕРАТУРЫ

В самом начале 1998 года в Курской городской типографии под эгидой Литфонда России и по рекомендации Владимира Павловича Деткова была напечатана очередная, четвертая, книга прозы Николая Шатохина. Называлась книга «Однажды вернуться». Она уже имела цветную ламинированную обложку, сто страниц текста с небольшим количеством иллюстраций и тираж в тысячу экземпляров. Издана была частично на средства Литфонда СП России, курским отделением которого с 1995 года стал руководить поэт Вадим Николаевич Корнеев, и частично на средства частного спонсора Анатолия Николаевича Гриненкова.
Если «22 июня…» была посвящена светлой памяти матери – Татьяны Кондратьевны Шатохиной, то «Однажды вернуться» посвящалась младшему сыну Владимиру. Которому в скором времени предстояла вставать на дорогу жизни.
Новая книга начинается с фотографии автора и его краткой биографии. Затем следует вступительная статья Владимира Латышева на двух страницах и страничное предисловие самого автора. Авторский текст представляют два раздела – это рассказы и очерки под объединяющим их названием «Жили-были…» и повесть «Пора надежд».
Во вступительной статье «Слово о товарище» (позже изрядно вошедшей в газетный очерк, не раз уже цитируемый) среди прочего Владимир Алексеевич пишет: «Я читал рукопись с большим интересом. Поэтому и рекомендую ее читателям не только как редактор, а как и такой же читатель…
…У Николая Аверьяновича есть хорошее стремление зафиксировать свои жизненные наблюдения в жанре миниатюры. …Его герои – реальные «жизненные» люди – не схематичные, не резонерствующие, а именно живые, со своими достоинствами и слабостями. Это и вызывает к ним уважение, дружеское отношение».
Передав читателю свою глубокую боль о порушенной временем, властями и людьми малой родине, автор начинает книгу очерком «Отец», в которой сообщает как о характере родителя, так и о его приключениях. Сообщает с сыновней теплотой и доброй иронией. Но еще с большей любовью и нежностью написан рассказ «Мать».
Как уже отмечалось выше, говоря о родителях, Николай Аверьянович не только исповедален и откровенен, но и обнажает и их и свою душу. Порой до интимных подробностей. Не часто такое встретишь у других курских авторов, кроме, пожалуй, Юрия Першина. Но, возможно, именно в этом и вся «соль», которая привлекает и очаровывает читателя.
Язык изложения Шатохина лаконичен, но это не мешает автору передать суть событий со всеми ярчайшими красками, их оттенками и контрастами происходящего. Предложения не грешат длиннотами, не перегружены дополнениями и определениями, метафорами и гиперболами, но емки по информации и пронзительны по наблюдательности, особенно в сфере деревенских обычаев. Каждое слово – весомо, значимо, информативно, наполнено соками жизни. И вызывает сопереживание.
«Светлые чувства и воспоминания связаны с подготовкой к празднику Пасхи, – откровенничает Николай Шатохин в рассказе «Мать». – Еще с обеда в субботу мать печет пышные, высокие булки, которые называются «пасхами». Потом красит яйца в отваре луковой шелухи. Эти хлопоты наполняют душу трепетным, радостным волнением. С ожиданием чего-то необыкновенного ложимся спать. И сердце не обманывает. Чудо приходит утром. Мать будит ни свет ни заря, тащит во двор, показывает на солнце, которое «зацепилось» за кромку горизонта.
– Смотри, смотри, сыночка, солнышко купается! Радуется Воскресению Господню! Такое только раз в году случается!»
Чудесный текст. Ни одного слова лишнего да пустого. Нет и витиеватости. И только глагольное определение «зацепилось» за кромку горизонта», как светлый бриллиант в центре дорогого ожерелья. А употребление теплого нежного слова «сыночка» придает шарм и русскую душу тексту.
Но именно в естественной, а не искусственной простоте повествования вся прелесть и все очарование шатохинского слога и письма.
И в таком «ключе» все его небольшие рассказы из быта семьи и жизни соседей и родственников.
Николай Аверьянович не только умеет мастерски передать в коротком рассказе всю гамму красок сюжета, от завязки до окончания, но и в нескольких словах «нарисовать» портреты и характеры героев.
Вот образ главного действующего лица в рассказе «Бабка Васюта». «Глаза у бабки Васюты постоянно слезятся, она то и дело вытирает их кончиком старого вязаного платка, – буквально с первой строки преподносит нам автор образ героини-вдовы, муж которой не вернулся с войны. – Вообще она такая жалкая. И большая бородавка у носа-картофелины лишь подчеркивает это».
А вот образы героинь рассказа «Сапожиха и Доня», которые, «ни за что ни про что облают, оскорбят, а то и ударят тем, что под руку попадется. И внешне они похожи. Обе чумазые, хмурые. Тощие – кожа да кости. Разве что Доня ростом повыше».
Всего десяток слов – и образы как живые встают перед глазами читателя.
В первой части книги, озаглавленной по ранее изданной книге «Жили-были…» и состоящей частично из рассказов этой книги, пятнадцать ярких и трогательных своей обнаженностью и откровенностью произведений. И здесь стоит согласиться с Владимиром Латышевым, что читать их без душевного волнения и трепета невозможно. Таково писательское мастерство автора.
Кто-то, склонный к скептицизму и остракизму, может, пожалуй, «уколоть» автора узостью темы рассказов: жизнь и быт деревенских людей. На что стоит заметить, что тема-то, возможно, и одна, но каков колорит героев, каков язык повествования! А каков внутренний смысл и философия, какое торжество нравственного начала над силами тьмы и зла, каков свет добра, изливающийся на читателя! И все это, несмотря на внешние моменты бытовой неустроенности и неуюта героев. И кроме всего прочего, в рассказах Шатохина – история страны и ее социального уклада в определенные периоды развития, когда, как и в жизни любого человека, было не все гладко да накатано, когда сучки да занозы на каждом шагу. В них – сама жизнь! Жизнь без прикрас и ретуши…
Заканчивается эта часть книги небольшим, но многозначительным до символичности очерком «А точку ставить так не хочется», который дает читателям надежду, что через какое-то время будут новые встречи с деревенскими героями Николая Аверьяновича.
Как отмечалось выше, вторую часть книги «Однажды вернуться» заполняет повесть «Пора надежд». Повесть, несмотря на то, что главного героя зовут Константином Андриановичем Самохиным, автобиографична. Внимательно читая главки, можно «проследить» жизненный путь автора от начала школьного обучения до журналистской деятельности «перестроечного» периода. Даже о первой пробе пера, принесшей столько волнений и разочарований, подробности имеются. Но это мы, где с грехом пополам, где с помощью Николая Аверьяновича, уже осилили, поэтому заострять внимания и задерживаться на этом не станем. Отметим лишь, что слог повествования в данном случае немного отличается от слога повествования в рассказах. В рассказах он кратче, ярче и емкостнее, а здесь более свободен и не так тороплив. Дает возможность читателю поразмышлять над происходящими событиями, а не «проглатывать» их без «пережевывания», как в рассказах. Еще – шире применяется пейзажное описание и описание природы.
С повестью «Пора надежд», к сожалению, ознакомился после того, как почитал более поздние книги автора с его прекрасными рассказами. Поэтому с недоумением воспринимал слова Владимира Латышева, что повесть «грешит» «журналистикой, журналистским жанром» в ущерб художественности. А начал читать, и частично согласился в этом с маститым журналистом. Уже в самом начале, даже при описании природы», «жанр журналистики» неудержимо прорывается вперед. Посудите сами: «Весна пятьдесят шестого заявила о себе на редкость рано. Уже к концу первой декады февраля жестокие морозы неожиданно сменились оттепелями, и к середине месяца от сугробов-айсбергов, еще недавно подпиравших хлипкие сельские избенки и сараюшки, не осталось и следа».
Да, словосочетание «к концу первой декады» несколько нарушает лиричный строй повествования при описании природы. Впрочем, вскоре, как подметил сам Владимир Алексеевич, «перо Шатохина «расходилось», и художественная сторона возвысилась над журналистской публицистичностью. Впрочем, это чувствуется и по самой цитируемой фразе, особенно по ее концовке, когда «от сугробов-айсбергов, еще недавно подпиравших хлипкие сельские избенки и сараюшки, не осталось и следа». Какая чудесная сочность слога, какая игра уменьшительно-ласкательных слов! Причем без сюсюканья.
В итоге – повесть и художественна, и читабельна, и светится теплом и добротой. Беда же в том, что ее ныне «днем с огнем» не сыскать. Впрочем, это беда не одного Николая Шатохина, а всех провинциальных литераторов и писателей. Шатохину тут еще повезло – все-таки книга «Однажды вернуться» издана тысячным тиражом, что уже невиданная редкость. 
Появление книги читающей общественностью, журналистами и писателями края было встречено если не с восторгом, то с большим одобрением. Уже 21 июля 1998 года в газете «Курская правда» появилась статья А. Ростова (под этим творческим псевдонимом писал журналист Александр Прозоров) «Точку ставить рано», в которой автор весьма профессионально и положительно отозвался о книге и творчестве Николая Шатохина. Правда, этому в данной газете 7 июля предшествовали рассказы Николая Аверьяновича под общим названием «Лоскутки памяти».
Обратили внимание на рассказы Шатохина и другие курские издания: «Славянский дом» – полиграфическо-коммерческое детище Николая Гребнева с 1995 года и «Земля и дело». Первое напечатало подборку произведений под названием «Рассказы из бывшей деревни», а второе – «Лоскутки памяти».

 
ОТ «ПОРЫ НАДЕЖД»
К «ЛОСКУТНОМУ ОДЕЯЛУ»

Как отмечалось выше, работая над восстановлением памяти о замечательном поэте и прозаике Пимене Карпове, Николай Аверьянович использовал журналистскую возможность печататься не только на полосах районной газеты «Районные новости», но и «Курской правды», и «Сельской жизни» и других массовых изданий. Однако это были разовые «акции». Плотного сотрудничества не получалось. Зато после выхода книги «Однажды вернуться» его сотрудничество с «Курской правдой» и другими газетами, издаваемыми в Курске и в Курской области, стало более тесным и систематическим.
Так, в 1999 году «Курская правда» публикует рассказы Шатохина «Картофельные сны» (12 марта) и «Тополек из малинника». А 28 января 2000 года – рассказ «Нефед – муж тетки Сони».
Газета «Земля и дело» также не отстает от «Курской правды» и в 1999 году дважды печатает «деревенские» рассказы под понравившимся многим читателям названием «Лоскутки памяти».
Но особо, на мой взгляд, стоит поговорить об издаваемой Николаем Гребневым газете «Славянский дом», в которой главным редактором с 1996 года был Борис Петрович Агеев. Кстати, Агеев одновременно со «Славянским домом» к этому времени редактировал детские журналы «Класс» и «Родничок», а также литературное приложение к «Славянскому дому» журнал «Толоку». В «Толоке», учрежденной творческими союзами области, печатались произведения курских писателей и литераторов. И «Славянский дом», и «Толока», выходившая на самостоятельный жизненный путь, пользовались у курских писателей популярностью. Многие старались там напечатать свои свежие вещи или же высказаться по той или иной проблеме общественной жизни и литературы. А проблем в «лихие девяностые» хватало с избытком.
И вот «Славянский дом» в период с 1999 по 2001 год  по инициативе Бориса Агеева, которому понравились незамысловатые по построению «деревенские» рассказы Николая Шатохина, в шести выпусках печатает «Лоскутки памяти». Иногда под рубрикой «Ушедшее» и «Маленькие рассказы».
Но кульминационным моментом в этом процессе стал в 2001 году ноябрьский выпуск «Толоки», полностью посвященный творчеству Николая Аверьяновича. На 108 страницах «Толоки» было опубликовано полсотни рассказов и десяток миниатюр, прошедших апробацию на страницах газет «Курская правда», «Земля и дело» и «Славянский дом», а также в предыдущих книгах «Жили-были» и «Однажды вернуться». Так появилась очередная книга Шатохина «Лоскутное одеяло».
Борис Петрович Агеев не только отредактировал рассказы, сделав их еще кратче и емче и не нарушая при этом авторский почерк, но и оформил «Толоку» в фирменном стиле, дав на второй странице портрет автора. Кроме того, он написал блестящее предисловие.
Принимая во внимание, что Борис Петрович не только прекрасный прозаик, но и строгий критик, поэтому обратим взор на его предисловие и приведем выдержки, чтобы почувствовать силу твердого слова профессионала.
«Он не профессиональный литератор, а журналист, – пишет Агеев в предисловии, – стилистика его письма экономична, безыскусна, а временами и простодушна. В периодической прессе свои небольшие рассказы и зарисовки он опубликовал под названиями «Лоскутки памяти» и «Ушедшее», что было характерно для газетной страницы». А несколько ниже дополняет своим пояснением построения новой книги: «Принцип» же лоскутности» в авторском сборнике «преодолен» его хронологическим составом и выступает как особенность авторской речи».
Возможно, читателя «заденут» агеевские слова-определения стилистика письма Шатохина «безыскусна» и «простодушна», но они, на мой взгляд, в контексте всего предисловия нисколько не уничижительные и тем более не отрицательные, а подчеркивающие лишь простоту слога, отсутствие витиеватости и вычурности, о чем говорилось выше. Именно простота (прошу не путать с дилетантизмом) и простодушие – открытость, искренность, исповедальность – привлекают читателя в прозе Николая Аверьяновича, делая ее доступной широким массам, а потому – народной.
Стоит привести и заключительную часть предисловия. В ней сконцентрирована основная мысль редактора о героях произведений при подведении итогов творческой деятельности Шатохина, проявившейся в рассказах и миниатюрах, опубликованных в данной книге.
«Тщание, с которым автор выписывает черты этих характеров, вдруг обнаруживает его любовь к людям, память о которых уже заволокло туманом забвения, – делится профессиональными наблюдениями Борис Петрович с читателем. – В этой любви к деталям прошлого заключена какая-то ныне еще неразличимая правда, которая важна не только Николаю Шатохину, а всем нам, живущим в новом веке, людям».
 Кстати, это послесловие к «Лоскутному одеялу» Борис Петрович отдельно напечатал в одном из первых выпусков «Славянского дома» в 2002 году.
 Да, любовь автора к людям чувствуется в каждом его рассказе. Даже в тех, где герои не очень-то положительные персонажи. Но тихий свет доброй памяти автора сглаживает отрицательные моменты. В Качестве примера возьмем небольшой рассказ «Тетка Водя».
«Высокая, худая, как жердь, тетка Водя беспокойна и неусидчива. Голова, как флюгер на крыше – туда-сюда, на север, на юг… А ноги… Она им, наверное, и во сне покою не дает: стоит, разговаривает, а сама с ноги на ногу переминается. Водя жива не будет, если не узнает первой любую новость».
Перечислять рассказы из новой книги не стоит. Их с полсотни, поэтому все не назовешь. А сделать оговорку о том, что многие из рассказов потом в другие книги не войдут и останутся гордо существовать только в «Лоскутном одеяле», стоит. Возможно, это поможет читателям, ознакомившимся с более поздними книгами автора, найти «лакомые кусочки», как, например, мне.
Заканчивая эту часть повествования о литературной деятельности Николая Аверьяновича и о его книге «Лоскутное одеяло», хотя бы пару слов надо сказать и о миниатюрах, помещенных на последних страницах книги. Они в редакции Бориса Петровича обрели название «Из ежедневника». Все – разные. И по тематике, и по объему. Объединяет их философский подтекст. Он – общий. В качестве примера возьмем трехстрочную миниатюру «Что такое счастье».
«Только в возрасте понимаешь, что такое счастье и счастлив ли ты. Проснулся утром жив-здоров – и уже счастлив. А если еще солнышко на дворе светит…»
Что и говорить – прекрасная получилась книга. Потому, сразу же после выхода в свет завладела вниманием читателей и коллег-журналистов. Уже 14 февраля 2002 года «Курская правда» публикует статью журналиста В. Бессарабова «Книги редактора районки», в которой дается весьма положительная оценка как «Лоскутному одеялу», так и предыдущим книгам Шатохина и, следовательно, литературному творчеству автора. А 25 июня этого года уже известный журналист Николай Безруков под творческим псевдонимом Н.Кержаков на страницах «Курской правды» помещает большую статью «Взгляд с особинкой» о книге «Лоскутное одеяло». В статье вновь благожелательный отзыв о книге коллеги и о его творчестве. Это, естественно, радовало и придавало ему новых сил для продолжения литературного творчества.


ДОЛГИЙ ПУТЬ К «КРУТОМУ ОЗЕРУ»

Выход двух официальных, а не самиздатовских книг, которыми без всякого сомнения являлись «Однажды вернуться» и «Лоскутное одеяло», получившие писательское одобрение, теоретически открывал путь Николаю Шатохину для вступления в Союз писателей России. Но это теоретически. Практически же дело застопорилось. Сначала вмешались трагические события, свалившиеся на курскую писательскую организацию: в 2001 году не стало Корнеева Николая Юрьевича, в июне 2002 года умерли и были погребены Носов Евгений Иванович и Сальников Петр Георгиевич. Потом то одно, то другое вмешивалось – и вопрос с принятием в Союз писателей вновь откладывался.
При этом и Владимир Детков, как ответственный секретарь писательской организации, и другие писатели, в том числе Борис Агеев, Михаил Еськов, Юрий Першин, вроде бы были обеими руками за его прием, но обстоятельства вновь оказывались выше их желаний и намерений. Это естественно задевало и било по самолюбию. Хотелось плюнуть на все и заниматься только журналистикой, благо, что здесь все получалось без лишних трудов и неудач. Однако зуд литературного творчества, словно вирус организмом, настолько завладел душой, что не писать и не печататься стало делом немыслимым. И тут, как и прежде, на выручку пришли СМИ. Точнее «Курская правда». А еще «Толока».
В период с 2002 по 2007 год газета «Курская правда» семь раз свои полосы представляла для рассказов и очерков из цикла «Лоскутки памяти». В 2004 году ней были опубликованы подборки рассказов «Лисёха и Алёха» (23 марта), «Лоскутки памяти» (10 сентября) и «Конечная остановка» (8 октября). В 2005 году – «Про любовь», а в 2006 – «Зима идет». В 2007 году в ней публиковались «К перу рука не тянется» 19 января) и «Лоскутки памяти» (6 апреля).
«Толока» в 2004 году в 45-ом номере напечатала подборку рассказов под общим заглавием «Сахар их песочницы», а в 2007 году в 56-ом выпуске – рассказ «Сургуч цел?».
Параллельно с этим Николай Аверьянович вместе с Борисом Агеевым работал над изданием добротной книги прозы под названием «Крутое озеро». В книгу должны были войти как новые произведения, написанные автором в последний год и еще нигде не публиковавшиеся, так лучшие из тех, что печатались раньше в газетах и книгах. А еще планировалось поместить очерк о Пимене Карпове с указанием данных о его биографии и непростых путях исследовательской деятельности по восстановлению памяти о нем. По новой книге активом писательской организации было решено осуществлять прием «засидевшегося» в литераторах автора рассказов в Союз писателей России.
И вот в 2008 году в курском издательском доме «Славянка» после долгих тревог и волнений увидела свет очередная книга рассказов Николая Аверьяновича «Крутое озеро». Редактором и художественным оформителем, как отмечалось выше, стал известный в Российской Федерации прозаик и художник-оформитель Борис Петрович Агеев.
В новой книге 212 прошитых страниц хорошей офсетной бумаги с отлично читаемым текстом. Обложка твердая, цветная, ламинированная. На лицевой стороне обложки – неброский деревенский пейзаж срединной России. Не исключено, что это родной поселок Шатохина… Тираж – 350 экземпляров. По современным меркам – вполне приличный для провинциального края. Это в советское время издавали десятками да сотнями тысяч. В социально-рыночной России любой товар штучный.
Отпечатана книга была в городской типографии. А кто спонсировал издание, остается тайной. Часто это делают сами авторы. А как было у Шатохина с этим делом – не ведаю. Могу лишь предположить, что, учитывая его энергию и обширный круг знакомств, спонсор сыскался.
В книге восемь тематических глав (разделов), часть которых имеет небольшое авторское предисловие. Предваряет же авторский текст большое предисловие Бориса Агеева, а завершает книгу приложение «Неудобный Пимен» с подзаголовком «Заметки о Пимене Карпове».
К некоторым рассказам Николая Аверьяновича мы уже обращались, цитируя, другие упоминали по названиям. Особенностью их всех, на какую бы тему не шла речь, является краткость в изложении, емкость по содержательности, четкость в формулировках событий и образов и русскость по духу. При этом и сюжет имеется, и зачин соблюден, и кульминация прорисована, и завершающая часть звенит как сталь, и единство композиции не нарушено.  И в этом их схожесть с хорошими стихами, когда в нескольких предложениях представлен огромный мир со всеми его нюансами и зигзагами. А еще произведения Николая Аверьяновича – это не просто рассказы или миниатюры, это особый литературный жанр – притчи. Да, не все, но многие. К этому ряду, на мой взгляд, относятся «Бессмертный поселок», «Утро вечера мудренее…», «Два урока» и ряд других. Чтобы не страдать пустословием, в качестве примера притчи приведу небольшое произведение «Утро вечера мудренее…»: «Поздний летний вечер. Гости из Куйбышева – сестра Нина и зять Володя – укладываются спать. Завтра им гулять на свадьбе у родственников в соседнем селе. Они оговаривают план предстоящего торжества.
– Дети, не будем загадывать на ночь, – подает голос мать из другой комнаты, где постелила себе на самодельной кровати у печки. – Утро вечера мудренее…
Утром сообщили, что давно болевший двоюродный отцов брат Андрей застрелился из охотничьего ружья…» 
Здесь же и подтверждение указанных мной определений: краткости, емкости и четкости изложенного содержания. Что и говорить, мастерство автора налицо.
Что же касается русскости или русского духа в произведениях Николая Аверьяновича, то почти в каждом имеется, где ясным солнышком светит, весело поигрывая лучиками, где подобно сереброликой луне из-за облаков проглядывает. Но обязательно проклюнется. В качестве примера возьмем хотя бы рассказ «Дед Егор».
Рассказывая малолетнему брату зятя о своем житье-бытье в старые, дореволюционные времена, о строительстве дома дочери-полковничихе, дед в конце монолога философски рассуждает: «А куда мне торопиться? Гроб себе давно сварганил. И крест. И оградку. Молодым предлагал. Так завопили: мол, крыша поехала. А что крамольного? Гроб – вещь необходимая! Как калоши или сапоги. Не подойдет по размеру – намаешься. Лучше, что ли, если положат тебя в тесный и сырой ящик? …Моя супруженция – гроб я ей тоже заранее подготовил, – небось, лежит сей час: и просторно, и сухо! Гроб есть не просит. Я его на чердаке определил. Пущай часа дожидается…»
Чисто русское отношение к жизни и смерти. Русскость просматривается и в таких словах, характерных для южнорусского говорка со смягчением согласных звуков, как «дядька», «Колька», «Манька», «Валька» и так далее. Есть это и в употреблении местечковых слов типа «скорееча», детская болезнь «младенческая», «чемер», «тумарник». Ярко выражается в разделе «Деревенское мифотворчество» и других миниатюрах о знахарстве и ведьмачестве. 
Если рассказ «Утро вечера мудренее…» – притча, «Дед Егор» и подобные ему – наполнены русскостью, то рассказы «Про любовь» и «Сотый процент» – стопроцентные анекдоты, посвечивающие и искрящиеся юмором, иронией, а то и сарказмом. Да и откровенный гротеск проглядывает. Особенно в «Сотом проценте».
Теперь, по-видимому, стоит перейти к предисловию редактора Агеева, замечательного прозаика и тонкого ценителя литературного творчества. 
«Пишет Николай Шатохин о том, что близко ему, что хорошо знает, – предваряя чтение рассказов Шатохина, дает высокую оценку его творческому труду Борис Петрович. – Пишет с тем уважением к прошлому, которое отличает человека подлинной культуры от холодного мастеровитого дельца от литературы. Пишет с любовью к людям, с доброй памятью о чувственной ткани жизни, с сердечностью переживания, как будто руководствуясь строкой поэта: «Что пройдёт, то будет мило». И его маленькие рассказы и миниатюры, посвященные минувшему своей малой родины, «истории» детства и повествованию об односельчанах, перерастают рамки «физиологического» очерка деревенского бытия и становятся в ряд исповедального откровения. Прозаическая мозаика складывается в цельную картину на границе слома прежней, полнокровной, русской жизни с её трудами и праздниками, и начала её угасания: хутор Варванцев, о котором пишет Николай Шатохин, ныне исчез с лица земли, как исчезли и заросли бурьяном и крапивой тысячи русских деревень. Но очевидно и следствие деревенского бытования, – выработка его, если можно так выразиться, «продукта»: самого автора, как личность, сложившуюся в том времени и в той обстановке, со всем своеобразием национального характера».
И к этому остается лишь добавить только то, что такой знаток сельской жизни и ценитель художественного слова как Борис Агеев на похвалу так же скуп, как Шатохин на слова в текстах. Не часто от него услышишь подобные откровения о прозаических произведениях коллег. А тут не поскупился, целых три страницы сборнику посветил. Значит, зацепило, задело…
Возвращаясь к книге Николая Аверьяновича, а точнее, к довольно объемным заметкам о земляке – Пимене Карпове, стоит отметить, что в данном случае автор «забыл» о своей «скаредности» на слова и на даты, и столько интересных сведений привел из непростой биографии писателя, что диву даешься: «Какой молодец! Сколько всего накопал…»
Впрочем, главная его заслуга даже не в добротном тексте, а в том, что постоянно будирует, будоражит тормошит память и нашем земляке Пимене Ивановиче Карпове. Что под звездой Карпова собрал целую когорту единомышленников. Причем из разных социальных слоев современного общества. Как в песне, «от Москвы до самых до окраин». Тут и Станислав Юрьевич и Сергей Станиславович Куняевы – известные московские писатели и критики; тут и курские поэты и прозаики Алексей Шитиков, Борис Агеев, Иван Зиборов; тут и член Союза писателей России из Смоленска Юрий Кекшин. Тут и потомки Пимена Карпова – внучатая племянница Вера Гавриловна Лагута и ее мать – родная племянница писателя-земляка – Алевтина Александровна из далекой Адыгеи. Тут и новая землячка самого Николая Аверьяновича – Лия Александровна Цуканова из Калиновки. И многие другие, неравнодушные к творчеству Пимена Ивановича. Словом, «вся королевская рать».
Появление новой книги автора из Хомутовки, как и стоило ожидать, не прошло незамеченным для читающей публики и журналистского сообщества. Одним из первых на нее отреагировал очень доброй и светлой статьей «Где ты, Крутое озеро?» зам главного редактора областной газеты «Курская правда» Николай Ферапонтов 25 декабря 2008 года.
Посетовав на то, что «время уносит в бездонье людей, события», Ферапонтов с нескрываемым удовлетворением отмечает отрадное явление – появление в свет книги Шатохина, где память о прошлом не заброшена за обочину жизни, как ненужный хлам, отслуживший свой срок.
«Но вот послевоенным обитателям хутора Варванцев – землякам хомутовского журналиста и писателя Николая Шатохина повезло, – пишет он. – Николай Аверьянович своей литературной судьбой избрал благороднейшее дело: в коротких, но незабываемо ярких, тонких и точных миниатюрах творить жизнеописание родной деревушки и ее жителей, размышляя при этом о прошлом, настоящем и будущем.
Миниатюры Н. Шатохина – всегда украшение страниц «Курской правды» и само собой хомутовской газеты «Районные новости», редактором которой он является на протяжении многих лет. Время от времени Николаю Аверьяновичу на радость читателям удается издавать свои тщательно подобранные творения небольшими книжечками. Уже увидели свет его «Жили-были», «Однажды вернуться», «Лоскутное одеяло». А на днях из печати вышло его двухсотстраничное «Крутое озеро». В книгу вошли как опубликованные, так и новые маленькие рассказы и миниатюры летописца уходящей натуры».
Прекрасная характеристика книге и ее автору. А последующие слова Николая Ферапонтова из этой статьи – вообще бальзам на чувствительную душу литератора-исследователя. Судите сами: «Крутое озеро» отличается от вышедших ранее книг Николая Шатохина тем, что в ней представлена и еще одна грань его личности и таланта. Много лет Н. Шатохин буквально по крупицам восстанавливает жизненный и творческий путь писателя-земляка, самобытного поэта из есенинской плеяды Пимена Карпова. Он принял близко к сердцу многотрудную судьбу поэта, много писал о нем, издавал разысканные им стихи и прозу, его стараниями вот уже несколько лет на родине поэта, — в хомутовском селе Турка проводятся Карповские чтения. Заметки Н. Шатохина о воскрешенном из небытия поэте «Неудобный Пимен» вошли в «Крутое озеро».
Книга тепло встречена, высоко оценена собратьями автора по писательскому цеху. На состоявшейся в Доме журналиста презентации он услышал о своей работе немало теплых слов и доброжелательных, справедливых оценок. Думается, что и читатели «Крутого озера» будут благодарны его автору».
17 января 2009 года на страницах «Городских известий» прекрасный отзыв о книге печатает журналист и поэт-литератор Тамара Кравец. Ее статья «Мозаика времени» лучится светом и искренностью, как произведения самого виновника этих событий – Николая Аверьяновича.
А следом, 18 февраля, словно подтверждая слова коллег, со своим одобрительным отзывом о книге Николая Аверьяновича спешит на страницы газеты «Курск» журналист Александр Прозоров, не раз пробовавший себя на литературном поприще еще в семидесятые годы прошлого века на страницах «Молодой гвардии».
«Как и прежде, Шатохин верен своей «генеральной линии» – теме малой родины, «сказочно-былинным годам детства», – тщательно изучив прежние работы коллеги, пишет Прозоров со знанием дела о новой книге в статье «У времени в плену». – В кусочках мозаики, из которых автор выкладывает картину прошлого, сверкают яркие, сочные человеческие характеры – не приглаженные и не залакированные, а оттого живые и выпуклые. Николай Шатохин умеет скупыми, но точными штрихами выделить в своих персонажах самое главное, «нутряное» – и человек как на ладони. Завидное качество!»
 И далее проводит анализ отдельным рассказам и их героям. Тут и дед Егор из одноименного рассказа, и
Нинка-побирушка, и уполномоченный из района Дубовской, и Лебедиха, подозреваемая в связях с нечистой силой, и правдоруб дед Степак, и деревенская ведьма Аньча, и непутевый дядька Нефед, и слабоумная Манька-Кабаниха, и старик-книгоноша с «золотопогонным белогвардейским прошлым».
Проведя краткий анализ героям, Прозоров далее отмечает: «Внешне непритязательные зарисовки, осевшие в памяти «моментальные снимки» минувшего словно «играют» счастливо подмеченными деталями, репликами и диалогами. Подзабытые приметы прошедшей эпохи делают повествование Николая Шатохина достоверным и убедительным – перед нами документ истории, но документ, пропущенный сквозь сознание художника, хорошо знающего то, о чем он вещает «городу и миру». Автор свободно чувствует себя в стихии народной речи, выразительного порубежного «суржика» (но отнюдь не «пересаливает» по части лингвистической экзотики, чем подчас грешат иные литераторы-«почвенники»). На фоне нынешнего энглизированно-бесцветного новояза – это будто глоток свежего воздуха».
Блестящая оценка творению Николая Шатохина от талантливого журналиста и публициста. Не каждая книга и не каждое произведение более известных и маститых писателей края удостаивались подобного отзыва.

Выход книги «Крутое озеро» высоко оценен был не только журналистами, но и курским писательским сообществом. Как и оговаривалось выше, встал вопрос о принятии Шатохина в Союз писателей России и о рекомендациях со стороны курских мастеров художественного слова. Рекомендации – дело важное. Не каждый известный писатель спешит одарить ими новичка. Но у Николая Аверьяновича трудностей в этом плане не возникло. Рекомендации ему дали такие уважаемые труженики литературного поля как Николай Гребнев, Михаил Еськов и Борис Агеев.
Вот как о прозе и творчестве автора «Крутого озера» выразился в рекомендательном письме Гребнев: «Шатохин Н.А. как прозаик проявил себя, будучи журналистом сельской районки в самой что ни на есть дальней глубинке Курщины – Хомутовке. Его жанр – маленькие рассказы, миниатюры, в которых он пишет обо всём, что ему дорого и близко: детство, родина, его родные и соседи – сельские люди, деревня в целом…
Проза его мудра по сути, по глубине, проста в изложении, адекватно воспринимается читателем городским, в том числе благодаря выразительному  языку, широкому лексическому диапазону».
Не менее образно и ярко о литературном творчестве Николая Аверьяновича высказался в рекомендации и Михаил Еськов, открыто заявляющий, что он – ученик Евгения Ивановича Носова и к тому же большой мастер тончайших психологических сюжетов своих произведений: «Шатохин Николай Аверьянович работает на документальном материале недавнего прошлого сельской жизни. Бытовые зарисовки, миниатюры, маленькие рассказы – каждая строчка в них согрета авторской благодарной любовью. А фактура произведений – сущий литературно-археологический памятник русского народа...»
К этому остается добавить, что за миниатюры брались многие писатели, в том числе и курские. Есть они у Юрия Першина, есть у Михаила Еськова, есть у Николая Гребнева. Но больше всего написано таких произведений ответственным секретарем курской писательской организации Детковым Владимиром Павловичем(1937-2009). У Деткова даже целая книга миниатюр в 2007 году вышла – «Зёрна Истины». Впрочем, и в книге «Три повести о любви» большой раздел им отведен, и в спецвыпуске «Толоки» к его семидесятилетию напечатаны.
Признанный флагман курского писательского сообщества Евгений Иванович Носов о миниатюрах Деткова, как всегда образно и весомо, сказал, словно вырубил на гранитной плите: «В разнообразии литературных форм и жанров, так же, как и в живом мире, есть свои макро и микро. Скажем, не перестаёшь удивляться такому масштабному произведению природы, каким является синий кит. Но в то же время природа не меньше изумляет и своей изощрённостью и изяществом в таком своём шедевре, как колибри.
Так вот, пятисотстраничный роман и полстраничная миниатюра – это всё равно, что синий кит и колибри. Роман нас впечатляет грандиозностью охвата жизненного материала, сложностью событий и  переплетений человеческих судеб; миниатюра же приводит в изумление своей тонкостью, ювелирной законченностью и остротой фокусировки, выхватывающей посредством своей особой линзы то неприметное,  мимо чего чаще всего проходишь, не замечая.
Лично для меня природа миниатюр всегда загадочна. Мне кажется, пишут их люди с особым и весьма редким душевным складом, с особо острым зрением и той способностью ферментации изначального материала, к которой прибегает пчела, творя свой мир. Воистину художник-миниатюрист, подобно пчеле, внимательно заглядывая и обследуя каждый уголок нашего бытия, дотошно всматриваясь в так называемые мелочи жизни, благодаря своим философским ферментам обращает подручный, на простой взгляд, даже будто бы «бросовый» материал в нечто необыкновенное, заставляющее нас поразиться, задуматься или озаботиться».
Да, это было сказано Мастером о миниатюрах Деткова, но все это в полной мере относится и к произведениям «малой формы» Николая Аверьяновича Шатохина. От первого и до последнего слова.
А есть ли различия, естественно, кроме содержания, между миниатюрами Деткова и Шатохина? Есть. Если Владимир Павлович, на мой взгляд, во главу угла ставил философию, то в произведениях Николая Аверьяновича преобладает больше натурализация, неотретушированная жизненная правда, необычайная, до интимного откровения, открытость и исповедальность. Впрочем, они и философского подтекста не лишены, и юмором насыщены, как золотистая шляпа подсолнуха семечками, и самоиронией искрятся.
Еще одной особенностью появления этой книги стало то, что за Николаем Аверьяновичем с легкой руки его друзей-журналистов закрепилось почетное звание «прозаика-деревенщика». И он одним махом попал в когорту таких известных в России писателей-деревенщиков как Виктор Астафьев, Евгений Носов, Василий Белов и ряд других звучных имен и фамилий. Не ведаю: радовало ли оно автора или же огорчало, но что было, то было…

А вот то, что в 5 сентября 2009 года перестало биться сердце одного из самых первых его благожелателей – Владимира Павловича – Николая Шатохина явно печалило. Впрочем, как и другие смерти коллег по перу.
В связи со смертью Деткова, в курской писательской организации произошли некоторые изменения. Организация стала именоваться Курская региональная общественная организация Союза писателей России. Если кратко и аббревиатурно, то КРО СПР. Председателем Правления был избран Гребнев Николай Иванович, а в Правление вошли Борис Агеев, Михаил Еськов и Виктор Давыдков. Еще был организован секретариат, в который вошли Геннадий Александров из Железногорска, Иван Зиборов из Курчатова и Юрий Першин из Курска.
Одним из практических деяний нового руководителя КРО СПР стал ремонт помещений писательской организации и учреждение Дома литератора. Из других озвученных им задумок было проведение в Курске Фестиваля литературы и искусств и создание Союза литераторов в Курской области. Николай Аверьянович, в отличие от некоторых курских писателей, считавших себя едва ли не корифеями современной отечественной литературы, и  воспротивившимися нововведениям, Гребнева поддержал. Помнил, как тяжко приходилось подниматься на писательский Олимп.


«ТОПОЛЕК В МАЛИННИКЕ»

Закономерным итогом всему литературному творчеству хомутовца Николая Аверьяновича Шатохина стал прием его в том же 2009 году в Союз писателей России. Кстати, членский билет ему вручал лично Валерий Николаевич Ганичев, председатель Правления Союза писателей России и профессор МГУ, во время пленума СПР, проходившего в Курске с 3 июня 2010 года в рамках Фестиваля литературы и искусств «Нам дороги эти позабыть нельзя…». Однако, заполучив членский билет СПР, Шатохин «почивать на лаврах обретенной славы» не собирался и продолжал творить. В результате, уже осенью 2010 года из городской типографии, приятно тревожа обоняние запахами краски, вышла очередная книга прозы «Тополек в малиннике».
Новая книга, изданная детищем Николая Гребнева «Славянкой», как и предыдущая, была в твердом цветном ламинированном переплете с прекрасным деревенским зимним пейзажем на лицевой и тыльной стороне обложки. Это, по-видимому, становилось традицией оформления книг Шатохина данного цикла. Кстати, редактором книги и ее художественным оформителем вновь выступил Борис Агеев. Очередная наметившаяся традиция.
Тираж книги, как и предыдущей, был небольшим – 350 экземпляров, но ее объем увеличился до 260 страниц. Что же касается произведений, вошедших в этот сборник, то часть их уже прошла апробацию в «Крутом озере», но не менее половины увидела свет впервые. Прием давно известный и вполне оправданный, не раз применяемый курскими писателями на практике. Так что в этом Шатохин первопроходцем не был.
На этот раз книга состояла из пяти тематических разделов, если вообще так можно выразиться. Разделы имели краткие, словно хлопок пастушечьего кнута, названия: «Характеры», «Судьбы», Долгожданный день», «Минувшее» и «Больше, чем дух».
Как и в предыдущей книге, предисловие было написано Борисом Агеевым, и на этот раз оно имело название «С трудами и праздниками». Начиналось чисто философской сентенцией: «Как интересна жизнь – и как коротка!»  А далее следует более сокровенное: «В новой книжке «Тополек в малиннике» Николай Шатохин возвращается туда, в начала жизни, в бедные селения центральной России, ныне исчезнувшие с лица земли. Исчезнувшие потому, что потеряли душу, – своих обывателей и тружеников, юродивых и праведников. Грешных, веселых, искренних или хитроватых, чутких ли к ближнему или пристрастных к нему – но интересных «лица необщим выраженьем», своими судьбами и характерами. С серьезным видом Николай Шатохин рассказывает о ведьмаческих склонностях односельчанок, классифицирует нечистую силу, как реальные объекты. Деревенские типы, все эти Лисехи и Алехи, Нефеды неуживчивые, Аньчи и Лебедихи не исчезли с исчезновением деревень, но в растворенном состоянии сохранились в других населенных местах, придаваяим своеобразный колорит. В каждом эпизоде минувшего можно обнаружить укорененность в слоях текущей жизни такую же, что явил тополь, проросший в малиннике: зимой мальчишки обламывали ему верхушку, мешающую им кататься с сугробов, но наступил год, когда сделать это стало невозможно».
Так как «Тополек в малиннике» является естественным продолжением «Крутого озера» и по стилю повествования, и по тематике, и по сюжетной конструкции, и по другим параметрам, то забираться в дебри анализа его отдельных произведений вряд ли стоит. Сказать что-то новое вряд ли удастся, только пустой перевод слов да трата времени. Но вот о первом рассказе «Не было любимчиков», задающим тон всей книге, поговорить необходимо. Причем не о художественной качественности – она замечательна, – а о главном посыле повествования – памяти, на которой все зиждется. В данном случае память – это стержень, на который нанизываются все события жизни, и хорошие, и не очень.
«Удивительная штука – память, – пишет Николай Аверьянович, начиная новый литературный старт. – Много забылось, а связанное с учителями помнится, словно было вчера. Разбуди среди ночи – и я назову своих педагогов по именам-отчествам, вспомню характеристики каждого. Разные были наставники, плохие и хорошие, добрые и злые… Не было только безликих. И со временем стали они почему-то дороги».
Николай Аверьянович использовал определение «не были безлики» конкретно к своим бывшим школьным учителям. Но это определение подходит и к остальным героям его невыдуманных историй, и к самим произведениям. Нет тут безликих. Все с собственными индивидуальными характерами.
Необходимо также отметить и другую особенность «Тополька в малиннике». Меньше стало автобиографических произведений и больше зарисовок со стороны. Но это нисколько не умаляет достоинств сборника, наоборот, делает его ярче и интереснее.
Новая книга, как и ее предшественница, быстро нашла своего читателя и вызвала горячие отзывы. Уже 22 ноября 2010 года в «Курском вестнике» Ян Богемский печатает статью «В Дом литератора за автографом», в которой сообщает, что в Доме литератора прошла презентация книги Николая Шатохина, на которой присутствовало большинство курских писателей и журналистов. Следом, 25 ноября, в «Курской правде» появляется очередная статья Николая Ферапонтова «Возвращение к началу», в которой он, как и раньше, весьма благожелательно отзывается как о новой книге, так и о творчестве Николая Аверьяновича. А 14 декабря в очередном выпуске еженедельника «Хорошие новости» Александр Прозоров публикует большую статью «Точка на глобусе», посвященную выходу новой книги Николая Шатохина. В ней, как всегда профессионально и эффективно, проводит анализ произведениям, не забывая «оглянуться» на высказывания редактора – самого первого критика и благожелателя в одном лице.
«Недавно из типографского цеха вышел очередной сборник прозы Николая Шатохина «Тополёк в малиннике», вобравший в себя как лучшее из созданного ранее, так и новые произведения, – пишет Прозоров, эмоционально подготавливая к предстоящему чтению. – Короткие, «летучие» зарисовки и новеллы разведены по циклам «Характеры», «Судьбы», «Минувшее».
По обыкновению, в центре писательского внимания – близкие Шатохину люди, односельчане, обитатели российской глубинки на стыке Курщины, Брянщины, Сумщины. Всего-то лишь еле видимая точка на глобусе! Но именно в этой «точке» жили и живут герои шатохинской прозы – труженики и пустозвоны, юродивые и праведники, сельские учителя, чинуши, калеки военных лет, бывшие полицаи, побирушки, вдовы, уполномоченные заготовители и, конечно же, самые рядовые колхозники – уцелевшие осколки русского крестьянства.
Их радости и горести, неиссякающие вечные заботы, мечтания и надежды, предания и байки не просто хорошо знакомы Шатохину. Он, дитя голодной послевоенной деревни, собственной Николая Шатохина судьбой со всем этим соприкоснулся, впитал, что называется, с молоком матери».
Редактор книжки Борис Агеев точно подмечает в предисловии: «На склоне лет человек оборачивается на прожитое и вдруг обнаруживает, что самое памятное, самое замечательное произошло в детстве». Да, детство – тот источник, который никогда не иссякает...
Шатохин, как выражался один мой знакомец, ничего «не выдумляет» – и это его сильная сторона. Автор лишь фиксирует события, не поддаваясь соблазну пусто го философствования и дешёвой моралистики. Что во все не говорит об отсутствии у него писательской и человеческой позиции в отношении рассказанного. Про сто она явлена не в лоб, не навязывается читателю – оценки и выводы делать ему самостоятельно.
Ещё одно достоинство шатохинской прозы – чистый, точный и образный язык. Наш молодой урбанизированный современник, воспитанный на уличном сленге, уродливом Интернет-жаргоне и гламурном щебетаньи глянцевых журналов, если ему попадётся в руки эта книга, с удивлением поймёт (по крайней мере, должен понять), что в родной стране он что-то вроде косноязычного иноземца. При этом Шатохин вовсе не «грузит» читателя архаикой, диалектизмами, местными словечками и речениями – перед нами живая разговорная, русская речь без огрехов стилизаторства, чем увлекаются порой даже такие титаны, как Солженицын».
Я мало знал рано ушедшего из жизни талантливого журналиста и литератора Александра Прозорова, но, читая его рецензионные статьи на произведения и книги курских писателей, постоянно отмечал как его профессионализм, так и точность оценок. А еще их яркость и бескомпромиссность. Это он «наградил» писателя Николая Гребнева эпитетом «старатель слова», а в стихах Юрия Першина обнаружил такое «тяготение поэтического поля», какого у других и близко не случается. Вот таков Александр Прозоров в оценках и эпитетах.
Не оставила новая книга в покое и другого талантливого журналиста, литератора и самобытного поэта Владимира Латышева, которого мы уже не раз вспоминали и цитировали. 8 февраля 2011 года в «Курской правде он публикует статью «Пора исполнения надежд».
«Не легким чтивом потчует нас Н. Шатохин, – делясь с читателями своими впечатлениями, серьезно рассуждает острый на слово и весьма ироничный Владимир Алексеевич. – Он ставит перед нами глубокую проблему современной жизни, упаковывая ее, эту проблему, пусть и в художественную этикетку. Нет, не сушеной, выхолощенной публицистикой пичкает нас автор «Крутого озера». Он ненавязчиво будит нашу скорбь и жалость, он пытается достучаться-дозвониться до наших сердец, чтобы тоска о прошлом не превратилась в бездейственную ностальгию, а позвала нас к действию, к поиску путей, к тому, чтобы вернуть утраченное, потерянное доброе, а не всякое, не то, которое «пришло отцвесть и умереть».
Яркое свидетельство тому – вышедшая в курском издательстве «Славянка» новая шатохинская книга «Тополек в малиннике». Это не продолжение, не новый кусочек смальты в мозаичную картину нынешней жизни – это, скорее всего, органично выросшая внутри всего написанного Н. Шатохиным добрая проза, зовущая нас любить наши истоки, нашу землю, нашу великорусскую речь, наш труд, наш быт и отдых».
Вот так была встречена культурным сообществом Курска книга небольших, но запоминающихся рассказов  «Тополёк в малиннике» талантливого писателя и беспокойного человека Николая Аверьяновича. И это прекрасно!


В ТРУДАХ И ЗАБОТАХ

Можно верить и не верить обжигающим своей искренностью словам Латышева, только не очень часто трудники пера «проявляют любезность» к творчеству своих коллег. Возможно, не из-за ревности, а из-за скромности стараются «спускать все на тормозах», вопреки призыву Булата Окуджавы: «Давайте говорить друг другу комплименты». А тут столько комплиментов сразу от двух литераторов-конкурентов, что и маститые позавидовали бы…
Впрочем, и сам Николай Аверьянович добрых слов при оценке творчества коллег писателей никогда не жалел. Например, о поэте Юрии Першине написал несколько статей. Первую еще в далеком уже 1985 году в своей районной газете, величавшейся еще по-советски громко «Заря Октября». Статья называлась «Задевая душевные струны». Вторую написал в 2009 году по случаю издания Першиным сборника прозы «Измерение друзьями». Она называлась «О Мастере, его друзьях и собратьях по перу», была опубликована в «Курской правде» и являлась настолько доброй и благожелательной к автору, что в значительной части использовалась мной при работе над очерком о Першине.
В январе 2010 года в «Курской правде» он опубликовал большую статью о творчестве Агеева «В «стране» Бориса Агеева», для подготовки к которой не поленился добраться из Хомутовки до деревни Кочановки Льговского района и собственными глазами увидеть «главную пристань» этого Одиссея от отечественной литературы  – родительский дом. И хотя журналисту свойственно «мотаться» из одного конца области в другой, но Шатохин ведь давно не журналист, а солидный главный редактор. А тут вспомнил молодые годы и «мотнулся», чтобы не шаблонами пользоваться, а живым словом творить.
В марте 2011 года, ознакомившись с творчеством собрата по перу Михаила Лагутича после выхода очередной книги прозы этого самобытного автора, влюбленного в город Льгов и историю этого города, написал статью «Правда, которая всего дороже». Статья была опубликована в «Курской правде» и вызвала новый прилив читателей книг Лагутича.
И вообще в период с 2009 по 2011 год Николай Аверьянович в областной газете «Курская правда», с которой у него сложилось тесное творческое сотрудничество, кроме названных выше статей, напечатал еще семь рассказов и очерков. В том числе в 2009 году – «Любовь небесная», в 2010 году – «Генеральская вдова» (11 ноября), «Собачья доля» (9 декабря), «Шурик и Андрей» (21 декабря). В 2011 году были опубликованы «Тайна бабки Степаниды» (27 января), «Горький хлеб Победы» (17 марта) и «Воспаление копчика» (5 апреля).
Таков уж Николай Аверьянович: и прошлое старается не забыть, а если надо, то и воскресить, и за добро добром платит, причем сторицей, и теплое дружеское слово первым сказать не затрудняется. При этом, несмотря на загруженность работой, про литературную деятельность, само собой, не забывает.   


ПИМЕН КАРПОВ В ДЕЛАХ И КНИГАХ

2011 год в жизни Николая Аверьяновича стал знаменателен тем, что вместе с Борисов Агеевым он трудился над выпуском двухтомника произведений Пимена Карпова. Агеев взял на себя роль редактора, а Шатохин – составителя. Если кто знаком с литературным наследием Карпова или с работами Шатохина о трудах этого земляка, тот знает, что творческий багаж Пимена Ивановича весьма обширен. Но в этой массе редко издаваемых и почти не переиздаваемых произведений и книг надо было выбрать самые главные, самые значимые. Причем как в поэзии, так в художественной прозе и в широком эпистолярном наследии, чтобы дать более полное и развернутое представление о его творчестве. Вот и пришлось Николаю Аверьяновичу, словно археологу, поднимать со всей осторожностью культурные пласты карповского наследия.
В результате подвижнической деятельности Николая Шатохина, дружеской поддержки Бориса Агеева, напористой энергии  и организаторских способностей Николая Гребнева, в период с 2010 по 2012 год, из издательства «Славянка» вышли в свет два тома избранных произведений Пимена Ивановича Карпова. Тираж значительный – по тысяче экземпляров. Но так как с финансированием были проблемы, то издание книг «растянулось» на целых три года. Зато все курские библиотеки – и городские, и сельские – получили свои экземпляры. Издание двухтомника стало триумфом всей многолетней пименокарповской одиссеи Николая Аверьяновича, положившим на «воскрешение» забытого имени писателя-земляка несколько десятков лет.
В связи с этим традиционные Карповские чтения в 2010 и 2013 годах проходили с необыкновенной торжественностью, размахом, подъемом и массовостью. Только представителей писательской организации, организации художников и комитета культуры из Курска было не менее двух десятков человек. А еще были гости из Москвы, Смоленска и других городов России.
Личное гостеприимство и хлебосольство Николая Аверьяновича курским писателям давно известно. Но тут проявилось и гостеприимство представителей районных властей – главы районной администрации, руководителей отделов культуры и образования – что, на мой взгляд, говорит о большом авторитете Николая Шатохина среди хомутовцев.

Что же касается собственного литературного творчества Шатохина, то в 2013 году он издал две книги. Это книга публицистики «Друг ты мой, товарищ Пимен…» и книга художественной прозы «С самой солнечной стороны», являющаяся тематическим продолжением книг прозы «Жили-были…», «Однажды вернуться», «Лоскутное одеяло», «Крутое озеро» и «Тополек в малиннике».
Книга «Друг ты мой, товарищ Пимен…» издана в «Славянке» в мягком переплете тиражом 210 экземпляров. В ней 190 страниц текста и много фотографий как самого Пимена Ивановича с его друзьями, в том числе с Аркадием Гайдаром, так и Николая Аверьяновича с единомышленниками – В. Ковалевым, С. Куняевым, В. Латышевым и другими. Редактировал книгу Николай Гребнев. Он же написал и предисловие.
 В аннотации сказано: «Новую книгу журналиста и литератора, исследователя жизни и творчества нашего земляка писателя Пимена Ивановича Карпова составили статьи, заметки и зарисовки, посвященные этому замечательному человеку, публиковавшиеся в периодической печати на протяжении четырех десятков лет. Николай Шатохин шаг за шагом раскрывает образ некогда знаменитого, а до недавних пор напрочь забытого прозаика и поэта, друга С. Есенина, собеседника Льва Толстого, Максима Горького, Александра Блока и др.».
Пусть и кратко, но по сути, по существу… Чисто по-шатохински.
И если в «Крутом озере» Шатохиным и редактором была представлена небольшая часть многолетней кропотливой работы автора о жизни и творчестве Пимена Ивановича, то в данной книге дается широкое полотно как начала всей эпопеи по воскрешению забытого в советские годы имени писателя, так и образцы его творчества разных периодов.
Кроме того, в книге много ранее неизвестных фотографий и документов, в том числе ксерокопий собственноручных писем писателя, в том числе к Мусе Джалилю по поводу перевода поэмы последнего с татарского на русский язык. Речь идет о 1936 годе. Имеются воспоминания о нем родственников и односельчан. Украшают книгу и авторские работы хотя бы отца и сына Куняевых, и образцы переписки Пимена Карпова со своими знакомцами.
По большому счету «Друг ты мой, товарищ Пимен…» – это не только дань памяти одного писателя другому, что, несомненно, присутствует, но и добротное учебное пособие по литературоведению. И здесь вполне уместно вспомнить слова Владимира Латышева, что книги Шатохина «не легкое чтиво». Действительно, «Друг ты мой, товарищ Пимен…» легким чтивом никак не назовешь. Эту книгу читать стоит неспешно и вдумчиво, ибо она не только о непростой судьбе талантливого писателя, но и о нашей стране на разных этапах ее развития и о нас самих.
Возможно, я и ошибаюсь, однако что-то не заметил бурного обсуждения этой книги ни в обществе, ни в прессе. Хотя о самом авторе, как о подвижнике, как о великом труженике на ниве литературного творчества, открывшем для современников Пимена Карпова, говорится и часто, и много. Но это разные вещи. По-видимому, наше общество еще не созрело для глубинного восприятия данной работы и оценка ей еще впереди. И тут важно, чтобы с «созреванием» не опоздать…
Мне неизвестно, как автор «Крутого озера», «Тополька в малиннике» и других книг пережил девяностые годы прошлого века, когда не стало Советского Союза и в немыслимых политических, социальных и демографических корчах рождалась Российская Федерация. Я, например, очень и очень тяжело. До сих пор не покидает чувство обкраденности и невосполнимой потери. Но то, как он передал в книге «Друг ты мой, товарищ Пимен…» страдания Пимена Ивановича при коренных изменениях в стране, боль Пимена за российское крестьянство, делает ему честь. Правда, первенство обнаружения данного документа принадлежит Куняевым, но в Курском крае он опубликован впервые Шатохиным.    
«Русскую революцию погубило германофильство её вождей, – опасно откровенничает в начале двадцатых годов Пимен Иванович. – Особенно большевиков. Удивительно – ведь и старый режим погубило германофильство. Не отсюда ли это родство души в дальнейшем: смертная казнь, охранка, крепостничество, ненависть к мужикам, барство, кастовая отчуждённость от широких масс, ложь, достигшая геркулесовых столбов, и кровь, кровь без конца, без края. Николай Кровавый – мальчишка и щенок перед Владимиром Кровавым. Чуть кто заикнулся о гнёте – «бандит» – и к ногтю».
Признаться, до этого мне подобные откровенности не попадались. О «кровавом Николае» слышать доводилось, но чтобы о «кровавом Владимире», то есть Ульянове-Ленине, никогда. А тут на тебе, кушай на здоровье… Не мудрено, что в доме Пимена Ивановича проводились обыски. Было бы весьма удивительно, если бы они не проводились…
Весьма необычны в своей противоречивости и следующие размышления Карпова: «А всё-таки дело большевиков – в идее – христианское дело. Но проводит это дело в жизнь – Сатана. И ведь в том-то и ужас, что иначе, как сатанинской тактикой, нельзя ничего провести в жизнь – даже Божье дело».
Не жалует Пимен Иванович и буржуазию, и кулаков – эксплуататоров народа. Но и новых властителей не щадит, усматривая параллели со старыми, «между Лениным и Николаем, Троцким и Распутиным, Дзержинским и Протопоповым».
«Толпа единодушна только в несчастье и нищете – размышляет он с болью и скорбью. – Но как только нищие дорвались до «общественного пирога» – прощай единение, разговоры о солидарности трудящихся, о коммунизме и пр.! Борьбу с крестьянами они называют «борьбой с эпидемией рогатого скота». Крестьяне для них – не больше, чем рогатые скоты. Отряды ЧК так и называются «отрядами по борьбе с чумой рогатого скота». Кулаки изобрели средство борьбы с тружениками: чуть что заметил за бывшим эксплуататором и заговорил о законности – сейчас тебе: «А, бандит, саботажник! В Чеку». А так называемые ответственные и партийные работники, эти чекисты и проч. – теперь все кумовья и сваты бывшим помещикам: поженились на ихних дочерях, перероднились».
Да, такого в школьных учебниках советского времени не писали, в институтах не преподавали, на партийных форумах не обсуждали. Впрочем, здесь не только острота момента, но и сколок с нашего времени. И в том, что в высших кругах все перероднились, и в том, что произошло «сращивание» бизнеса и власти, а нередко – криминала и власти. Хотя в «демократической» России бизнес и криминал – «близнецы-братья», если вспомнить Маяковского.
Что еще замечательно в этой книге, так это неиссякаемая любовь автора к своим персоналиям, как давно ушедшим в мир иной, так и к тем, кто так или иначе оказывал ему помощь в сборе материалов, в подготовке книги к изданию, в проведении мероприятий по чествованию памяти Пимена Ивановича, в организации Карповских чтений и ежегодного литературного конкурса. И здесь не только слова благодарности в адрес деятелей литературы и культуры страны и области, но и в адрес местных единомышленников. Да, в книге немало слов благодарности представителям районной власти, в том числе главе администрации Хомутовского района Юрию Хрулёву. В этом – суть писательской стези Шатохина: нести людям свет и добро.
И чтобы закончить разговор о книге «Друг ты мой, товарищ Пимен…» и перейти к другой, «С самой солнечной стороны», «предоставим» слово редактору Николаю Гребневу. 
«Талантливый человек превосходен во всём, к чему прикладывает руки… – начинает свое предисловие Николай Иванович к книге «Друг ты мой, товарищ Пимен…» и далее продолжает: – Общеизвестное утверждение связано самым непосредственным образом с Николаем Шатохиным. Сперва он заявил о себе как умелый организатор газетного дела – уже 20 лет и доныне он – редактор райгазеты в Хомутовке, корифей в журналистике. Прозорлив, точен, смел…
Николаю Шатохину как мастеру художественного слова никогда областная газета не жалела места (из писателей удавалось это не многим) на самобытное письмо – рассказы деревенской тематики. На первый взгляд, простодушные, если по отдельности и преисполненные философской, житейской мудрости, объединённые книжной обложкой… Общественно признанное звание «писатель» связано с именем Николай Шатохин по праву вот уж несколько лет».
Дав общую характеристику многогранно талантливому автору, переходит к его книге: «Новая рукопись – сборник статей – итог труда многолетнего. И жанр иной: публицистика, литературоведение. Тема и цель едина: Пимен Карпов – поэт, прозаик, публицист, драматург крестьянского роду-племени – воскрешение имени из славного литературного созвездия вековой давности, имени неправедно забытого на родной земле… И вновь воссиявшее на очередном витке времени… Благодаря Шатохину! За газетными, а теперь книжными строками – многогранный собирательный труд исследователя, краеведа, на протяжении нескольких десятков лет. Отчаянные поиски и отрадные находки, работа с полуистлевшим архивом… А чего стоят хлопоты по организации литературных чтений! С последних, шестнадцатых, прибавились теперь и заботы, связанные с конкурсом имени знаменитого земляка. Итог – солидный двухтомник собрания сочинений, рукотворный памятник и талантливому самобытному сочинителю, и... тому, кто воскресил его имя, а главное – его творения. И потому отныне имя Пимена Карпова без Николая Шатохина и наоборот в наших окраинах, на малой родине безоглядно не произнесёшь. Быть может, всё так, как в ещё одной, не менее известной, поговорке: «С кем поведёшься…» Наверное, тем наша литература сильна: не только вдохновенным, талантливым словом, но знатным наследием и духовной преемственностью… И последнее, о чём бы хотелось сказать, предваряя книгу. Материалы, помещённые здесь, писались в разные годы. Поэтому где-то в них вы будете встречать какие-то фактические повторы, что абсолютно неизбежно и объяснимо. Впрочем, от этого сборник нисколько не теряет своей ценности и актуальности».
В этих строках опытного журналиста, писателя, общественного деятеля и предпринимателя дань уважения и автору, и его творению. Редко кому из курских писателей что-то подобное говорит и тем более публично публикует Гребнев, а тут, как ни удивительно, раскрылся полностью…
Из пишущей братии откликнулся на эту книгу и литературовед, ученый из Санкт-Петербургского университета Сухих И., опубликовавший 16 января 2014 года в «Курской правде» статью с одноименным названием книги «Друг ты мой, товарищ Пимен…». Сухих весьма высоко отозвался как об этой книге, так и о творческой деятельности писателя Шатохина, что не может не радовать почитателей его таланта. А как не отозваться, когда книга Николая Аверьяновича не просто склеенный блок печатных листков, втиснутый в нарядную обложку, а нерукотворный памятник одного человека и писателя другому человеку и писателю. А по большому счету – это памятник нашей памяти.



В ПОТОКАХ СОЛНЕЧНОГО СВЕТА

Книга «С самой солнечной стороны», как отмечалось выше, продолжила шатохинское дело, начатое им в «Крутом озере» и «Топольке в малиннике». Она таких же размеров и такого же тиража – 350 экземпляров. В твердом цветном переплете книги на 384 страницах дружески соседствуют пять разделов: рассказы, байки, миниатюры, цитаты из записной книжки и публицистика.
Как следует из небольшой аннотации, «новую книгу известного в Курской области писателя и журналиста составили написанные совсем недавно вещи, а также взятые из предыдущих книг. Основная тема новой книги – деревня и деревенские жители, зачастую земляки Николая Шатохина».
Более точно будет, что раздел «Рассказы» составляют как уже печатавшиеся в других книгах произведения, так и совершенно новые, написанные автором в межкнижье, то есть после выхода «Тополька в малиннике» и до появления рассматриваемой. Причем «старых» там не более половины, и некоторые переработаны и дополнены. В остальных же разделах представлены совершенно новые произведения.
Все рассказы, конечно, хороши, но обращает на себя внимание первый, делающий зачин книге, «Горький хлеб Победы», в котором автор дает небольшую историческую справку об образовании поселка Варванцев, а также рассказывает об отце, партизанившем в Хинельских и Брянских лесах и о некоторых соседях. Этот рассказ, как, впрочем, и другие – срез сочетания воспоминаний и яркой наблюдательности автора.
Как уже отмечалось, раздел «Байки» – это новое творческое детища Николая Аверьяновича, состоящее из трех новелл. Одна из них посвящена коллеге по перу – курскому писателю Николаю Балабаю. Точнее, рассеянности этого писателя, после одного из застолий прихватившего пиджак гостя – представителя властных структур города Курска. Случай известный. Но изюминкой его является четверостишие, сочиненное Шатохиным. Его и процитируем, раскрывая очередной талант нашего героя:
 Балабай – весёлый гений,
Шустрый гений Балабай…
Куртку чью-нибудь наденет
И до дому – баю-бай!

Из «Миниатюр», чтобы читатель смог почувствовать аромат творческого поиска автора, в качестве примера приведем этюды об узелке на память и о памяти.

***
«Помню, мать, устав смотреть, как мне с трудом дается заучивание наизусть очередного стихотворения к уроку литературы, совала в руку суровую нитку со словами: «Завяжи узелок… быстрее запомнится…»
И действительно. Стихотворение или отрывок тут же легко откладывались в памяти…»

***
«Даже во сне не отпускает память, память детства. Почти каждую ночь я спешу в сновидениях по знакомым и дорогим тропинкам босоногой поры. Надо бы уже давно забыть, вычеркнуть из сознания безвозвратно ушедшее, ан нет, не забывается…»

Раздел же «Из записной книжки» представим также двумя произведениями. Первое написано 2 августа 2010 года: «Как стремился вступить в члены Союза писателей! Вступил. И что же? А ничего. Оказывается, билет писательский не открывает дверь в славу, которая «очень узкая». Как и раньше, так и теперь можно и нужно только творить. Прав наш классик Евг. Ив. Носов: «Само по себе получение звания писателя еще не путевка в некий рай. Это всего лишь тот колышек отсчета новой жизни, перед которым ты берешь особую клятву и ответственность».
Второе – несколько позже, но такое же откровенно-яркое: «Заметил: чем меньше страна, чем малочисленней народ, тем чаще в ходу там слово «национальный»: национальный театр, национальное радио, национальная литература…»
В разделе «Публицистика» опубликованы статьи о Курских (и не только) писателях, в том числе о Борисе Агееве, Евгении Носове, Петре Сальникове. Эти статьи дают некоторое представление о том, как непросто входил Николай Аверьянович в писательскую среду края, как непросто  выстраивались отношения и тончайшие нити взаимопонимания. Вместе с тем все эти статьи проникнуты непоказушным уважением и откровенной любовью к этим представителям писательского сообщества.
А из очерка «Многотиражка» можно почерпнуть информацию о становлении Шатохина журналистом после окончания Воронежского университета. Вот такая веселая мозаика!
В итоге Николай Аверьянович в очередной раз показал себя мастером короткого рассказа, а его новая книга в совокупности  всех разделов представляет большой интерес для читателей. Беда лишь в том, что тираж разлетается в одно мгновение и до широкого читателя не доходит. По этому факту Юрий Александрович Бугров как-то с нескрываемой горечью пошутил, что и он, и другие курские писатели «малотиражные», а потому малоизвестные.
Вместе с тем эту книгу заметили не только в писательском сообществе, в котором Николай Аверьянович, придерживаясь устоявшейся традиции, многим коллегам ее подарил, но и в журналистском. Так, корреспондент «Курской правды» Олег Багликов в этой газете  13 марта 2014 года опубликовал статью «Солнечная книга Николая Шатохина».
«На днях из типографии вышла книга редактора Хомутовской районной газеты, члена Союза писателей России Николая Шатохина, – сообщает он читателям. – Название ее очень емкое и светлое: «С самой солнечной стороны». Это четвертый литературный труд нашего коллеги-журналиста. Основная тема книги – деревня, деревенские жители, зачастую земляки Николая Аверьяновича Шатохина. А их в искренности написанных рассказов, баек, миниатюр не обманешь… А то держись, автор!!!
Вот и держится курский писатель Николай Шатохин на нелегкой стезе писателя-деревенщика. Это вам не хлеб фантаста или производителя гламурных любовных или детективных литсериалов. Писателей-деревенщиков в хорошем смысле и в стране почти не осталось: Валентин Распутин, Александр Арцыбашев, Борис Агеев, слава богу живы, Василий Белов – недавно умер. Кого еще вспомнить… Кстати, про Василия Белова… Всего одно предложение из новой книги Шатохина: «Писателя разбил инсульт после того, как односельчане ограбили в его родной Тимонихе деревянную церковь, которую он (глыба российской литературы) восстанавливал на свои средства». Не все у нас в глубинке, в провинции «С самой солнечной стороны».
Литературные пятилетки писатель Николай Шатохин теперь отрабатывает в год по книге. А вообще, 40 лет на журналистско-литературном поприще. Читатели «Курской правды» знают его не только как исследователя жизни и творчества Пимена Карпова…»

Завершая очерк о талантливом курском писателе и журналисте, хочу отметить, что он продолжает свое сотрудничество с «Курской правдой», на страницах которой 7 ноября 2013 года напечатал подборку небольших рассказов под названием «Деревенские истории». А в 2014 году, 13 февраля – очерк о творческой деятельности Пимена Карпова «Мысли, проверенные временем».
В 2014 году в журнале «VIP», редактируемом известным курским журналистом и членом Союза курских литераторов Михаилом Изотовым, опубликовал рассказ «Крестьянская застава».
Кроме того, Николай Аверьянович с удовольствием печатается в литературном альманахе «Курские перекрестки», издаваемом Курским городским отделением Союза курских литераторов». А еще он один из тех писателей, кто не кичится своим статусом перед литераторами. И во время собраний писателей не раз давал «укорот» так называемым «маститым» поэтам и прозаикам во время приема новых кандидатов в члены Союза писателей России.
«Что-то я не вижу здесь ни Пушкиных, ни Толстых, – привстав со стула и оглядев присутствующих, заявил он твердо и спокойно. – Так чего же вы, коллеги, закрываете дорогу молодым? Нехорошо это…»
После этих слов все записные критиканы и самоназначенные радетели за «чистоту русской литературы» примолкли. Ведь никому не суждено предугадать, чье слово ярче и громче отзовется в душах читателей. А вот соучастие, любовь к ближнему должны быть всегда.

PS. В начале 2016 года Николаю Аверьяновичу исполнилось 70 лет. Но возраст – не про него. Он по-прежнему плодотворно трудится главным редактором в хомутовской районке, по-прежнему полон жизненной энергии и творческих планов. А потому – удачи этому мастеру коротких, но таких ярких рассказов.