Дорога к морю

Сейчас уже сложно вспомнить, когда именно мой отец решил, что я должен стать моряком. Возможно, это было, когда я ещё ребёнком управлял плотом на нашем пруду, а может быть, даже до моего рождения.

В молодости мой отец был штурманом дальнего плавания, но непосредственно морю он посвятил не так много лет. В основном он работал на суше в Министерстве морского флота. Однако это не умаляло его достоинства, и в душе он всегда оставался моряком. Недаром он так долго ждал, когда же в его семье появится сын.

Наконец, его ожидания увенчались успехом, и на свет появился я — четвёртый и последний ребёнок в семье. Почему последний? Всё просто: мать родила меня в почтенном возрасте — ей было сорок два года. Планировать ещё одного ребёнка было уже поздно. План был выполнен: родился мальчик — он должен стать моряком, и это не обсуждается! Так думал отец. Не зря он так долго ждал этого момента.

Как же он меня любил! Это я осознал значительно позже. Когда я появился на свет, отцу было пятьдесят три — это возраст, когда у многих уже рождаются внуки. Так и было: старшая дочь, от первой жены, родила ему внучку, и ей было уже полгодика. Он хорошо понимал, что скоро пенсия, а как сложится его жизнь — никто не знает. Пожалуй, боязнь за будущее ребёнка и стала одной из причин, по которой он решил отправить меня в мореходку.

Стареющий родитель заранее побеспокоился о судьбе своего отпрыска, которого нужно было вырастить и воспитать. Мореходка — государственное учреждение, где накормят, напоят, оденут, да ещё и дадут специальность — судовой механик. С этой специальностью не пропадёшь ни на море, ни на суше.

Капитан, штурман или боцман — это всё хорошо, но это лишь романтика? Эти специальности связаны только с морем: капитанский мостик, палуба, умение прокладывать курс корабля по звёздам. На берегу им делать нечего: ни дома, ни семьи. На такое идут люди по призванию, рождённые быть мореходами всю свою жизнь. Я такими качествами на то время не обладал. Моё детство прошло в небольшом подмосковном посёлке, среди лесов и полей. Думать о море мне вообще не приходилось. Какое там море, я его по телевизору и то редко видел.

Но отец думал по-другому: закончит сынок восьмой класс и отправится он сына в Ростов-на-Дону поступать на первый курс Мореходного училища им. Г.Я. Седова, которое отец ещё в тридцатом году закончил. Задумано — сделано.

Время прошло незаметно. Кто я был к восьмому классу — несостоявшийся лыжник, всегда второй или того хуже… Ну и на что это могло тянуть? На физкультурный институт, после окончания которого я работал бы в сельской школе учителем физкультуры. Были у меня успехи и в литературе, но какой толк от них? Опять-таки, в лучшем случае, — педагогический институт и «гоняй» на уроках своего Пушкина перед учениками, которые в морской бой будут играть и кнопки на стул подкладывать. Доводы отца в пользу мореходки были куда весомей.

— Саня, ты пойми, ну, а если ты не поступишь в эти институты? Тем более, что ты не очень-то в них и рвёшься. Прямёхонько в армию загремишь, а это целых два года жизни впустую. А из мореходки ты уже офицером запаса выйдешь, ведь там военная кафедра имеется. Пока твои сверстники на пузе по земле будут ползать, ты весь земной шар обойдёшь. Сейчас многие заграницу попасть хотят, но не каждый это сделать может, если только дипломаты какие, да высокопоставленные работники всякие, а для тебя весь мир открыт будет. Давай решайся, этим летом на экзамены надо ехать.

Незаметно подкатило лето. Средненько сдал экзамены за восьмой класс, не показав особых знаний по предметам. Сочинение, правда, литературно выдал на отлично, но по грамматике скатился до тройки. В общем, средние показатели моей успеваемости заставили отца взяться за мою серьёзную обработку: "С такими результатами мы не только в институт, но и в мореходку не попадём".

Нужно было что-то предпринимать и как можно быстрее. Думали, думали и решили ехать в Ростов не на экзамены, а сначала на подготовительные курсы, которые давали гораздо больше шансов поступить с первого раза. Просто сказать — решили, но кто бы знал, как мне не хотелось уезжать из родного дома, от мамы и друзей. Но пришло время становится взрослым. Родители уже в возрасте, отцу к этому времени шестьдесят девять стукнуло. Пришла пора освободить их от хлопот «по уходу за ребёнком» и переложить это бремя на плечи государства.

Казанский вокзал был заполнен под завязку. Июль месяц, отпускной сезон был в полном разгаре. Хоть и Москва, но солнце палило так, словно проверяло меня на прочность. Явно готовило меня к южным широтам.

Купе в фирменном «Тихом Доне» показалось раем после уличной жары. Я впервые уезжал из дома и тем более без провожатых. Отец, чтобы не тратиться на второй билет, решил отпустить меня одного: «Ничего, в Ростове встретят. Не потеряешься, родственников много, — помогут».

Действительно, в Ростове жили мои двоюродные братья — сыновья родных сестёр отца. Всё просто: меня встретят, а там уже, как получится. Поживу у кого-нибудь из них, а в мореходку буду ездить только на занятия.

Мне было интересно ехать в поезде и смотреть в окно. За стеклом проплывала Россия — всё только начиналось. Шестнадцать лет я просидел в своём посёлке и дальше Москвы, которая была рядом, никуда не выезжал. И вот я стою у окна и вбираю в себя бескрайнее пространство, пытаясь понять: куда я? И зачем? Но постичь это до конца я не мог, хорошо зная, что так надо: я должен стать моряком и точка?

— Молодой человек, чайку не желаете? — раздался голос проводницы.

Я оглянулся и увидел её. Не знаю, какие чувства я вызывал у неё. Взгляд её был добрым, понимающим. Наверное, ей стало жалко меня. Я был одинок и напоминал собой затравленного зверька, который понимает, что уже пойман и деваться некуда. Да, именно таким я себя представлял.

— Желаю, желаю и даже очень, — с радостью воскликнул я.

За окном леса сменились полями. Вот и Воронеж проскочил, а это уже полпути. Подошло время ложиться спать. Утром приедем. Романтично было лежать на верхней полке, непринуждённо рассматривая потолок. Под перестук колёс хорошо думалось, я наслаждался воспоминаниями прошлого: передо мной проплывали друзья, пришедшие проститься со мной перед отъездом. Вспомнил девушку, с которой у нас так ничего и не получилось, — чмокнул её один раз в щёчку. С родителями расставался молча, только мать была вся зарёванная. Отец был сух и сдержан на слова. Скорее всего, свои эмоции он прятал в себе. Да и чего говорить, всё уже и так было сказано. За окном вагона в это время стали появляться пирамидальные тополя — верный признак юга России.

В Ростов прибыли утром. Я сразу почувствовал жаркое прикосновение солнца. Оно здесь было другим, — обжигающим, не то, что в Москве. Брат со своей женой ждал меня на платформе. Я сразу их узнал, хотя до этой встречи никогда не видел. Скорее всего, я их почувствовал: они стояли и примерялись взглядом к каждому молодому человеку, проходящему мимо.

Мы сели в такси и отправились в посёлок «Северный». Как сейчас помню: Кольский переулок, дом 4. Это так называемый «частный сектор» города. Довольно удобно жить в черте города, но при этом, в собственном доме, да ещё с большим земельным участком, на котором умещался сад-огород и приличное подсобное хозяйство. Для меня это всё было в новинку. Мне трудно было привыкнуть к тому, что, проходя по тротуару, приходилось топтать ногами абрикосы, которые здесь, назывались жердёлами. Это я потом узнал, что жердёлы те же абрикосы, но дикие: от этого маленькие и более кислые, а чтобы они не занимали место в садах, их высаживали вдоль улицы.

Земельный участок Петра, моего двоюродного брата, был огромным. Помимо сада, на нём располагался одноэтажный, но довольно вместительный дом с гаражом, пристройками и множеством помещений. Внутри дома были проведены все коммунальные услуги. Меня поселили в одну из комнат в левом крыле, и я сразу же стал называть её «каютой».

Уже на следующий день я чувствовал себя в этой комнате как дома. Позже я тщательно исследовал весь участок, открывая для себя много нового и удивительного. Я впервые увидел, как растут лимоны и виноград, а огромное количество крупной спелой клубники не оставило меня равнодушным. С разрешения хозяев я мог срывать и есть фрукты и ягоды в любое время, но с условием, что они будут хорошо вымыты.

Наконец, пришло время занятий! Настал день, когда я впервые посетил мореходное училище. Добираться до него было довольно далеко: на трамвае через весь город, а потом ещё немного пешком. Но я был рад этому, и путь не казался мне утомительным. Для молодого парня это даже полезно.

Само училище не произвело на меня особого впечатления. Главный корпус представлял собой старое здание, построенное в начале XX века. Однако всё здесь дышало историей. Каждый кирпичик знал своё место и явно повидал на своём веку многое. Ведь именно в этом здании когда-то учился мой отец на штурманском отделении. И вот через сорок с лишним лет его сын уверенно шагает по плиточному полу вестибюля.

Как же всё интересно! Дежурный офицер и вахтенные, все в форме, были вышколены и, как мне тогда казалось, очень строги. Но узнав, что я абитуриент, они снисходительно пропустили меня в здание, подсказав нужный номер аудитории.

На занятиях были математика и русский язык — предметы, с которыми я не дружил. Было бы лучше сочинение, я хотя бы что-то придумал, а тут всё под диктовку. Математика — это вообще отдельный разговор. Я до сих пор не могу понять, каким образом в моём аттестате за восьмой класс оказалась четвёрка.

Занятия проходили с утра до обеда. Затем был час на перерыв, кто успеет отдохнёт, кто не успеет — их проблема. А потом начиналось самое страшное для многих из нас — хозработы. Не все были готовы к такому повороту событий. Как можно было смириться с этим, если люди приехали на подготовительные курсы, чтобы повысить свой уровень знаний, и совсем не были готовы к тяжёлому физическому труду?

Основным объектом работ было постройка нового общежития, которое называлось по-морскому — «Экипаж». Работали по системе «принёс — отнёс». Конечно, лопаты, носилки, наполненные кирпичом, раствором или другим строительным материалом. Были и другие работы, но разве всё упомнишь.

К концу первой недели занятий наша группа уменьшилась наполовину. Почему? Да, всё просто, многие не выдержали испытаний, предложенных нам организаторами. Теперь-то я хорошо понимаю, что слабакам в море делать нечего, но тогда не каждый мог об этом догадываться.

Я панически рассуждал про себя: "Ну, а мне зачем это нужно? Какой я моряк? В первом же рейсе расквашусь, а может у меня морская болезнь начнётся, кто знает? И вообще, я хотел быть лыжником, хотел гонять с ребятами мяч по полю. Да мало ли, чем на берегу можно заняться."

Кирпичи — это что? Однажды пришла разнарядка из Исполкома — надо помочь городу в строительстве трамвайной линии. Вот где пришлось попотеть — таскали булыжники. Мышцы в несколько раз выросли, но болели нещадно.

Тогда ни я, ни мои друзья не понимали, для чего нам это может пригодиться. Но пригодилось и довольно скоро: уже в первом рейсе, когда мы влипли в Эгейском море в свой первый шторм.

Нас так бросало из угла в угол, что устоять на ногах — это уже подвиг. А что говорить о том, что надо было вязать такелаж, крепить всё, что только могло двигаться и падать на голову. Да и просто нужно было хоть как-то функционировать и работать, а не бегать каждую минуту в гальюн, выворачивая себя наизнанку.

Как же я не хотел поступать в мореходку в тот год! Душа моя противилась, и весь мой организм был настроен против. В голову приходили разные крамольные мысли: может на медкомиссии срезаться? Это не было большой проблемой. Сделать вид, что плохо вижу или не различаю цвета, к примеру — можно легко изобразить. Совсем не трудно ещё что-нибудь придумать. Ребята подскажут. Отделаться от лишнего соперника им только на руку. Но Бог миловал, у меня хватило совести не симулировать. А вот диктант, к сожалению, провалил. Даже пятёрка по математике не помогла. Вылетай друг мой, ты не достоин быть в этом году курсантом мореходного училища. Конечно, я не обиделся, но не по себе как-то стало, другие поступили, а я, что? Хуже?

Скоро приехал отец разбираться со сложившейся ситуацией. Надо было решать, что делать со мной? Я помню, как он встречался с замом начальника училища — своим старинным другом. Тот предлагал на апелляцию подать, авось, что и получится. Шансы хоть и призрачные, но остались. Но тут выступил я и сказал, что несмышлёный совсем, мне ещё подрасти надо, а вот на следующий год, тогда уже точно.

Теперь, будучи взрослым, я хорошо понимаю, как огорчил отца тем, что провалился на экзаменах, но ещё больше тем, что не хотел учиться в мореходке, ломая все его планы.

Учёба в девятом классе ничего собственно не решала. Можно было уверенно сказать, что год выброшен впустую, ведь на следующее лето опять в мореходку. Отец с «замом» могли бы каким-то образом решить эту проблему, и я учился бы на первом курсе, но родитель пожалел меня и вернул домой к всеобщей радости матери и сестёр, которые не понимали смысла моей поездки.

Очередной год жизни пробежал незаметно. Я всё же поступил в мореходку, о чём совершенно не жалею. Я остаюсь благодарен отцу, который убедил меня сделать этот шаг. Прежде всего, я стал настоящим мужчиной! Сейчас мне трудно представить, кем бы я был, не поступи тогда в мореходку? Стены этого учебного заведения смогли сделать из меня настоящего морского волка. За небольшой срок я смог обогнуть практически весь земной шар. Побывал в трёх океанах, пересекая по нескольку раз экватор, тропики и сороковые широты. Впечатлений от этих рейсов, которые я совершил в то время, с лихвой хватило на всю мою жизнь. И то, что я в корне поменял впоследствии свою профессию, ни в коей мере не умоляет значимости мореходки и всего того, что она мне дала. Самое главное — она сделала из меня человека! 

                Февраль 2016 г.*)