Дураки

                Лондон  04.05.2012



     «Возможно он родился в феврале, немного нехватаёт».

     «Свободно искусство, скована жизнь!» - Михаил Врубель.
     В газете была статья прокурора, что Союз Художников подает в Суд на художников за то, что они рисуют без их разрешения. Одного скульптора Гапар Айтиев, председатель Союза Художников, посадил на четыре года за то, что тот свои скульптурки продавал на базаре. Это считалось частная капиталлистическая практика – уголовное преступление.
Вечно пьяный Гапар все художественные должности держал под контролем, как особо важный идеологический фронт партии коммунистов. Он уже знал что,  дурак Лукин пришил мне «Аморалку», как опасное антипартийное преступление.
      Дядя Леня, профессор университета, защитил диссертацию на тему «Кокильное литье.»  Он побывал в любимой его Корее, вернулся быстро, надоело там голодать и больше об этой стране разговора не заводил. Он своим авторитетом Элю с дипломом учительницы начальных классов кое-как устроил в литейном цехе пирометристкой. Ночью фиксировать температуру плавления. Коля Пак там был дежурным инженером. Они нам с Элей сыграли скромную свадьбу. Тетя Люба подарила ей свадебный матрац. Эля поселилась в моей коморочке. Она после ночной приходила  вся истощенная. Мало того моя мачеха, эту Бабу-Ягу звал я  тетя Феня, стала к ней придираться, «Ты плохо ухаживаешь за нашим Любеком».                                Повёз я отца моего в Чим-Коргон, знаменитый дурдом. Там в палате сидел мой брат. Отец смог только плакать. Брат мне говорит: - «Ты не Любик, а какой-то еврей.» Показал мне на какого-то мужика, «Подселили ко мне тихушника из КГБ. За мной следят. Надо бежать.» Этот мужик ходит вокруг и повторяет, «Значит я заболел. Вот так так! Так! Так! Так! Твоего брата отправят в Ош, в дурдом Джанги Джер. Там больные умирают от заворот кишок. Врачи тренеруются на них делать операции.»
     Чингизу Айтматову показал я рукопись, на двадцати страницах, написанную, как курица лапой. Он читать её не стал, но дал мне умный совет: - «Если ты художник, покажи свои успехи в этом деле, а потом будут печатать все что угодно.». Отнес я бумаги эксперту в Союз Писателей, по рекомендации Чингиза». Маститый писатель, какой - то профессионал, Сальников долго выяснял, откуда меня знает Маршак и кем я довожусь Чингизу. Он неделю продержал эту пачку  и сказал: - «Никогда больше не пиши. Из-за тебя мы вынуждены отрываться от важных проблем. Положим я напечатаю, а меня в ЦК спросят, что это за повесть, о какой-нибудь революционерке или передовой доярке? Какая нам идеологическая выгода от твоей стряпни?».
     Известный художник Николай Федорович Ефременко, давно это было, с талантливыми художниками Образцов, Сечин с образованием Акадамия Художеств, учредили Союз Художников. Образцов жил среди киргизов и рисовал их. Вскоре его укусила вошь, он умер от тифа. Через Союз Семен Афанисиевич Чуйков продвинулся в Академики, поселился в Москве. Все мечтали о такой карьере. Мой первый учитель Григорий Иванович Сечин очень плохо говорил об этом Союзе и ушел оттуда. Он преподавал черчение в школе и вел кружок рисования довольно интересно.
     Худфонд, производственная база Союза Художников. Место денежное, его захлестнула преступность. Николай Федрович до этого уговорил начальника милиции Косинова переводом перейти на должность директора, дела с трудом шли на поправку. Косинов меня принял, но с условием, чтоб Гапар не пронюхал это дело. Плохой разговор с ним обо мне уже был. Косинов направил меня в Ош с перспективой стать в роли руководителя. Получил я гонорар от издательства. за оформление книги. Николай Федорович мне предложил, «Хочешь, я выгоню Макарова и тебя устрою главным художником киностудии». Я человек не практичный, никакие подлости не по мне, я хочу честно работать и только. Поехали мы с моей Элеонорушкой в Ош. В поезде рослый худощавый узбек удивлялся, про Элю все спрашивал на узбекском языке, где я раскопал такую кралю? Руки его были черные, белели только там, где он облизвал, когда руками ест плов.
Он разломил плод гранат и предложил такой вкусный гостинец Эле. Она скромно отказалась и мне сказала по-корейски, что её тошнит от таких грязных его рук.
     Начальник мастерской Виталий Саныч Белянкин принял нас радушно. Элю он оформил к себе секретарем и устроил на квартиру к старикам таджикам. Я очень бедно, но с удовольствием говорил по таджикски. Мы там прижились. Хозяйка библиотекарь. Она Элю снабжала самымими интересными книгами. Эля лучший её читатель. Старушка была чем-то непонятно тяжело больна. Она говорила, что муж своим пьянством довел ее и продолжает мучать. Он в прошлом в Таджикистане был на самых видных постах. Все там ему опротивело, всех он ненавидит и пьет. Человек окончательно скатился на дно. Когда он появлялся, она начинала плакать, кричать, ругаться и гнать его из дома. Таджики народ рослый, потомки греков. Темпераментные необыкновенно. Их навещал, только иногда, взрослый сын Ахтям. Он уходил весь заплаканный. Его отец когда-то был знаменитый коммунист депутат Бабаджан Гафуров, если не ошибаюсь. Таким я знал его в Таджикистане, мир тесен. Теперь белки его глаз налились кровью, стали какие-то бурые. Был он безвредный добряк, душа нараспашку. Я заподозрил, что бесноватый сын причина их всех бед. Невесты говорят, «Если дурак, то надолго.». Старик был умнейший человек. Я, как полный дурак, слушал его байки с неохотой. А он очень за меня боялся и старался выпутать из беды, о которой я своими короткими мозгами и не догадывался. Он видел и четко понимал кто есть кто, куда Белянкин и Гапар клонят. Как бы я не оказался козлом отпущения. Воровать будете вместе, а сидеть будешь отдельно. Они тебя подставят и умоют руки.
      Белянкин устроил мою выставку. Главный архитектор Куцемелов специально пришел познакомиться . Он сказал: - «Буд-то в твоем лице вижу живого Врубеля». Начальник дома политпросвещения Москвин дал мне заказ – написать портрет Героя Соцтруда. Я нарисовал его впрофиль. Правление колохоза осталось недовольны: – «У нашего Турды два глаза, а ты нарисовал его только с одним глазом.». Я безуспешно пытался объяснить, что впрофиль бывает виден только один глаз. Меня с Белянкиным вызвал Москвин. Виталя меня предупредил, «Это бывший первый секретарь Обкома. Известный дурак. Мастер портить любое хорошее начинанье. Дом политпросвещения, это его (приход) для коммунистического перевоспитания пролетариата». Москвин набросился на Белянкина, почти как мне уже известный Ахтям: - «Что ты нам нарисовал инвалида с одним глазом!». Потом мне говорит: - «Ты своей образованностью нам тут демагогию не разводи. Я воробей уже стреляный, меня на мякине не проведешь. Ты свою футуристическую мазню с одним глазом больше нам здесь не протолкнешь! Не думай, что мы такие темные тупые! Футуризм запрещен, можем тебя и посадить за идеологическое извращение!».                В Оше азиаты орут кричат в очередях, на базаре и транспорте. Могут и с топором бегать друг за другом. На стене написано, «Узбеки, сволочи, уходите!». Были не раз случаи, когда хулиганы в роддоме вспарывали беременным животы. Это башибузуки (испорченые головы) курят - кайфуют, дуреют.
      Москвин настрочил донос в ЦК Киргизии. В предчувствии большой беды, Белянкин дома весь вечер меня обрабатывал, давал инструктаж, чтоб я снял свои розовые очки и понимал, что происходит. Он поставил мне условия, «Назначим тебя председателем худсовета и ты будешь нам подписывать финансовые документы. Никого не интересует – работа выполнена или нет. Деньги будем делить с Гапаром, как он захочет. Ты будешь принимать и увольнять, кого мы скажем. Москвин тоже будет получать на лапу. Он наша опора.».
       Белянкин в мастерской собирал только нужных ему людей. Художников с дипломами, умеющих рисовать, он близко не подпускал, они с гонором, начнут командовать.            Сильченко театральный художник, потом воспитатель детдома. Пришел к нему воспитанник говорит: - « Воспитали, вырастили, поставли на колени. Спасибо». Шаталкин,.бывший полицай при немцах, Отсидел и присоединился к Белянкину. Капранов, ему гранатой оторвало обе ноги. Он говорит: - «Я в военном училище до войны был такой дурак, мечтал погибнуть За Родину.». Он вышел из дурдома и жил на наркотиках. Белянкин меня предупредил: - « Мишу Рудых и Соколова, с дипломами художников, сюда и близко не подпускать». Пришел ко мне бывший студент ЛВХПУ Гена Старшинов. Он пережил Ленинградскую блокаду потом учился в числе детей особо одареных. Повадился пить и с дружками «Влепил скачек» что значит ограбил квартиру. Отсидел пять лет и теперь он здесь. (Потом оказалось, что ссученый он к Белянкину нанялся «сукой», следить и доносить).
        Белянкин наконец-то поручил мне работу, огромный политический плакат по заказу пединститута. Работал я долго, истратился, деньги кончились. Оказалось, что деньги за эту работу Белянкин давно получил. По совету Старшинова: - «Советский Суд самый справедливый» собрал документы и подал в Суд.
       Я Косинову, по свойски написал частное письмо, «Дела не идут. Контора не пишет. Заказов нет. Материалов нет. Белянкин дурак.» Это письмо Косинов опрометчиво показал Айтиеву. Приехал Айтиев с председателем ревизионной комиссии Белевичем. Сильченко меня предупредил, что Белевич человек ссученный. Он стряпчий у Айтиева – подготовит любую подлую документацию, оклевещет кого угодно.
      На собрании Айтиев сказал, «Косинов дурак, я его уволил. Мы будем комплектовать кадры художников только из киргизов. Русские художники ненавидят киргизов, они не могут поднять киргизгизскую национальную культуру».
      Оказалось, Белянкин и Айтиев с депутатским значком напугали бабу-судью и забрали мой документы. Она мне сказала: -«Ой, документы я потеряла!».
      Белянкин вывесил приказ, «Шамсутдинова уволить за создание атмосферы кляуз и демагогии.». Я сорвал это объявление и отнес его второму секретарю Обкома. Вдобавок я ему сказал, что я знаю и очень уважаю Никиту Сергеича. Он все понял и сказал: - «Чуть наберись терпения, я создам комиссию и наведу порядок.».
      Так заведено, что беда приходит не в одиночку, таков «Закон Подлости». Опять объявился бесноватый Ахтям. Он, накуреный, избил отца и выгнал за пьянство. Стал учить и приставать ко мне: - «Спаси мою маму. Недопускай старика близко к ней! Займись воспитанием своей жены! Она какая-то скрытная. Надо жену бить, чтоб боялась».
      Я срочно принял давнее предложение главы кинопроката, рисовать «Анонс», переехал в город Джалал-Абад. Герой Советского Союза знаменитой Панфиловской дивизии Роз Азимович Азимов устроил меня в коморке при кинотеатре, пока там идет ремонт. Начал я рисовать, как бывало в армии. Редактор местной малотиражки приходила, я ей много чего понарисовал. Пришел председатель Горсовета и с ним  весь перепуганый Герой Советского Союза Азимов. Тот на него напустился: - «Кто тебе разрешил селить без прописки, этот художник потом начнет требовать квартиру, где я ему возьму».
      Случилось большое несчастье. Художник автобазы Борис Росийский взял у парторга малоколиберку убил музыканта Шахова. На суде музыканты хором доказывали, что Шахова следовало убить. Он плохо руководил оркестром, особенно на похоронах, это была их халтура, так называемая «Жмурика лабать». Российского всеравно Суд приговорил к смертной казни. 
       Парторг автобазы Абдувасиев меня пригласил к себе и обеспечил комнатой в общежитии среди шоферов. Жена моя Лида писала жалобы прокурорам всюду и через Военкомат отыскала. С меня стали взыскивать задолжность пол-зарплаты. Близилась зима, Эля ждала ребенка. Она созвонилась с папой. Он прислал деньги и мы срочно уехали в город Углич к родителям. Там жила младшая сестренка Лия. Эле так нетерпелось увидеть её, маму, папу и семью Шарцевых. Это святые люди.

                ***