О притче Ф. Кафки У врат Закона

Мир Кафки собственно и есть одна большая притча. Иносказание. По мнению Т.Манна «Замок» Кафки – это аллегория поиска Бога. Аналогично можно сказать, что «Процесс» - это аллегория поиска истины. Главный герой «Процесса» однажды утром обнаруживает себя обвиняемым и в последствии весь роман пытается разобраться почему и на основании какого закона. И чем больше усилий он прилагает, тем как будто бы дальше и глубже зарывается в какие-то бюрократическо-канцелярские дебри. И это нисколько не проясняет ситуацию, скорее наоборот. Становится понятно, что автор имеет в виду не конкретную вину в юридическом смысле, а вину экзистенциальную, известную философам как родовую ответственность за грехопадение предков. Родился и уже виноват. Но Кафка предлагает героя внутренне свободного, опирающегося в своей жизни, в своих решениях и суждениях на разум. Рациональное мышление не готово согласиться с выдвигаемым обвинением, взявшимся непонятно откуда. А главное – в чем? Как может быть виновен человек, если его появление на свет, да и его существование никак не зависит от его воли? Человек не есть причина себя самого. Выходит, что вина есть что-то имманентное бытию, а не конкретной личности. Тогда само бытие – это и есть процесс, длительное разбирательство с неизбежным смертным приговором.
Кафка, будучи по своей профессии юридическим чиновником, в романе «Процесс» тонко уловил данную аналогию. Однако в обычном уголовном процессе вина определяется на основании свода законов. Тогда каков же закон для обоснования вины экзистенциальной? На самом деле это вопрос об истине. Притча «у врат Закона», предлагаемая в финале повествования, это ничто иное, как метафора рационального поиска ответа на извечные, проклятые вопросы.
Общий смысл притчи таков. Человек пытается проникнуть в недра закона, однако его туда не пускает привратник, который стоит у самых врат. Человек упрашивает, даже умоляет привратника, задабривая его разными вещами, но тот неотступен, приговаривая «беру, чтобы ты не подумал, что что-либо пропустил». Также привратник постоянно напоминает о том, что в последствии, возможно, он пропустит поселянина, но пусть тот знает, что он – страж – всего лишь самый первый и ничтожный по своему чину и вид уже третьего привратника внушал ему самому невыносимый ужас. И сколько там этих покоев и привратников, стоящих на пути к закону, вообще неизвестно. Так проходит день за днем и вот уже жизнь человека подходит к концу, и когда человек понимает, что приближается конец, он вдруг спрашивает привратника – почему кроме меня никто не подходил сюда к вратам закона, ведь закон доступен для всех? На что тот отвечает, что «эти врата были предназначены лишь для тебя одного, теперь я пойду и запру их».
В общем складывается ощущение полной безнадежности. Вроде бы вот он закон или истина, она тут рядом, всегда доступна, но какая-то сила не дает даже на йоту приблизиться к ней. Это и есть тот самый привратник. Действительно, рациональная попытка постичь основы основ, великую тайну, загадку бытия, истину, Бога, закон и все такое прочее уводит лишь в бесконечные дебри рассуждений, исканий, метаний духа, тупики безысходности. Хотя ясно понимаешь, что врата открыты. Все вроде бы доступно, но что-то мешает. А под конец жизни, когда будет виден струящийся свет из врат закона, ты ясно поймешь, что кроме тебя никому не суждено было туда проникнуть. У тебя был всего лишь один шанс – твоя жизнь, и ты не воспользовался им, потратив все драгоценное время на бессмысленные блуждания в канцелярских лабиринтах мнимого духа. Здесь прослеживается мотив солипсизма – диалектика трансцендентного «я», где только под конец жизни ясно осознаешь встречу-напряжение всего-навсего трех сил – «я», привратник и врата закона, откуда уже виден неугасимый свет. Все остальное прожитое становится похожим на бессмысленное кино с немыслимым количеством фантомов и призраков. И тут возникает острейшее ощущение тотального одиночества, даже если рядом близкий человек, потому что неугасимый свет видишь лишь ты один, а врата закона предназначены только для тебя одного.