ЧИТА

    Небольшой южный  городок, расположенный на берегу Чёрного моря, встретил меня мелким нудным дождиком. Почти таким же, от которого  я сбежала три дня тому назад из нашего северного, утопающего в  непролазной грязи, посёлка. Хотя, если сказать честно, здесь было гораздо теплее, градусов на  двадцать. И всё-таки моё хорошее настроение куда-то  улетучилось.
В этот небольшой городок Кабардинка я приехала по путёвке в санаторий « Смена», которую мне выделили по месту моей работы. Короткое северное лето нынче так и не сумело согреть теплом, а впереди ждала долгая морозная зима и, уезжая  к морю, в предвкушении  отличного отдыха под южным солнцем, я настраивала себя именно на эту благодать,  чтобы  хватило заряда и курортных впечатлений до следующего приезда.
   Разложив и развесив свои наряды в насквозь пропахшем нафталином шкафу, я решила прогуляться по территории. Яркая зелень, цветущие гибискусы и юкка, стройные кипарисы и южные вечнозелёные пальмы  окружали  трёхэтажное, ещё старой постройки, здание санатория. Его массивные балконы, поддерживаемые гипсовыми фигурами греческих богов и увитые лианами, выделялись на сером фоне здания.  Проходя мимо, я отыскала глазами свой балкон и заметила, что на соседнем  в тентовом шезлонге лежит уже немолодой мужчина, а перед ним на подлокотнике кресла сидит  светловолосая девушка.
«Интересно кто они?.. Отец с дочерью или старый развратный прохиндей с молоденькой  любовницей-содержанкой?» – рассматривая их, подумала я.
         Но оказалось, ни то,  ни другое. Эта, на первый взгляд, странная пара, оказались мужем и женой.   За ужином мне пришлось сидеть   с ними за одним столиком.  Представившись, словоохотливая Наташа рассказала, что два года назад,   окончив институт, вышла замуж за своего преподавателя, которого  любила ещё с первого курса, но поженились они  только после официального развода с его бывшей женой, проживающей  в Штатах.    Они, и в  самом деле, оказались довольно милыми  и приятными людьми.
«Вот  видишь, как обманчиво бывает первое впечатление.  Придумала чёрте что»,  –   ухмыльнулась  я,  вспоминая  картину знакомства  с этой парой, прогуливаясь по тенистой аллее парка.
        На третий день моего пребывания в санатории погода всё-таки установилась. Море успокоилось, тучи рассеялись,  и яркое  тёплое солнце осветило своими лучами  пляж и прилегающие окрестности. Отдыхающие, радуясь хорошей погоде и,  стараясь не упустить  момента  искупаться и позагорать, потянулись к морю. После обеда и я, натянув купальник и модный халатик, поспешила на пляж. Не смотря на прошедшие  осенние дожди  и штормовые ветра, вода в море оказалась довольно тёплой и  я, войдя в воду, недолго  думая, нырнула в набежавшую волну. Вода приятно освежила и взбодрила меня, и я  минут двадцать с удовольствием плескалась в ласковых  волнах.
Ещё дня три я  бегала на пляж: купалась,  и, лежа на   скрипучем   топчане,  загорала,   истосковавшись  по теплу и ласковому солнцу,  с удовольствием  любуясь прекрасным южным ландшафтом.
        И только по истечении недельного пребывания в санатории я, наконец-то, решила выйти в город:  осмотреть достопримечательности,   купить подарки и сувениры своим домочадцам и подругам, да и просто прогуляться.  Публика,  в основном  солидная, как и полагалось  в бархатный сезон, неторопливо прохаживалась по набережной.  Я присоединилась к ней, не спеша  вышагивая  по брусчатому тротуару, изредка останавливаясь  у киосков с сувенирами. Из небольшого прибрежного ресторанчика лилась мелодия популярной песенки: «Ксюша, Ксюша, Ксюша, юбочка из плюша…»  Настроение было приподнятое, всё радовало и вдохновляло. Вдруг впереди я увидела толпу людей, окружившую  длинный прилавок. «Наверное, распродажа сувениров», –    подумала я, направляясь к ним. Но подойдя поближе, я увидела нечто иное. На деревянном прилавке, под ту самую  песенку, доносившуюся из ресторанчика, кружилась в незамысловатом танце маленькая взлохмаченная обезьянка, одетая в грязное мятое платьице. На её загривке, ухватившись за шёрстку, восседал, нахохлившийся облезлый попугай грязно-серой окраски. Обезьянка монотонно повторяла одни и те же движения, равнодушно поглядывая на зрителей. Дрессировщика рядом не было. Толпа молчаливо созерцала  это неприглядное зрелище. Музыка закончилась и обезьянка, оживившись, забегала по прилавку, оттопыривая лапкой  карманчик своего,  замызганного    платьица.   Зрители,   подходя     к   ней, опускали в карманчик монетки. Кто-то положил рядом с ней яблоко. Обезьянка тут же схватила его и быстро надкусила, а  попугай, перевесившись через её голову, несколько раз клюнул яблоко, отрывая небольшие кусочки, и   с жадностью их проглатывая.  Зрители, опустив глаза, стали быстро расходиться. Я продолжала стоять, поражённая этим жалким зрелищем.  «Артистка», не  обращая  на публику  внимания, угощалась заработанным трофеем. Мне стало  невыносимо стыдно за весь род людской. «Да что же это творится?... Где же хозяин этих зверушек?... Почему они одни, ведь их могут напугать или обидеть мальчишки… Да и мало ли, что с ними может случиться?», –    негодовала я, направляясь  к стоящему неподалеку  пожилому  мужчине-кавказцу.
   – Здравствуйте! Скажите, уважаемый, Вы не знаете, чьи это зверушки?.. Почему-то не видно их хозяина… Ведь не одни же они здесь…,  –   я не успела договорить, как мужчина прервал меня:
  – А, это Чита и Митрошка.  Нет у них никого, дорогая… Уже две недели они здесь одни. Сезон закончился, и студенты эти уехали, а их бросили. Не нужны они больше им. Их же кормить надо, ухаживать… А  на следующий сезон они новых найдут… Ай, ай, ай! Как не жалко людям   беззащитных  животных. Много их  сейчас по курортам осталось,  таких же, без  приюта. Не стыда, ни совести у людей нет…
  – Да, как же так! Что это за люди? Как же зверушки зимовать-то будут?  –   продолжала возмущаться я.
  – Жалко их, вот я  и  подкармливаю,  Чита  бананы
любит. Когда им  не  подают  корм,  я  угощаю.  Она  это знает,   ко   мне   бежит…  А    деньги,  что   люди   дают, мальчишки забирают. Им корм давать надо, дорогая! А живут они тут же, под прилавком. Сейчас уже не торгуют, так они там внизу  в коробке прячутся. Пока тепло, ещё ладно, а холода придут, пропадут они. Жалко, дорогая, их, но что поделаешь.
        Ты, вижу, добрая душа, болеешь за них… Вот, возьми,  дорогая, угощаю. – сказал он, протягивая мне шампур с шашлыком. –     Меня дядя Вартан зовут… Да ты бери, бери, не стесняйся.
  – Спасибо Вам… Я не хочу… Честно сказать, мне сейчас даже кусок в горло не полезет… Ещё раз спасибо Вам! –   ответила я, срываясь с места.
В овощном ларьке, расположенном на другом конце набережной, я купила связку бананов, две груши, горсть инжира и со всех  ног бросилась обратно. Заглянув под прилавок,  я увидела в коробке, с набросанным в неё тряпьем,   Читу, которая спала, прижав к себе лапками попугая. Осторожно, чтобы их не разбудить, я положила лакомство рядом и отошла. Обратно  чуть плелась, совершенно без настроения. «Куда мы катимся?  Ведь люди  в ответе за тех, кого приручили. Неужели мы стали настолько жестокими, что не понимаем этого? Да, времена настали трудные. Лихие 90-е…  Работы нет, денег почти не платят, и каждый выживает, как может. Только и видишь, как длинные очереди стоят уже не за дефицитом, а за обычными продуктами, чтобы хоть как-то прокормиться. Кажется, что вся Россия с сумками, баулами, котомками,  стремится в те города, где ещё есть   чем  поживиться…  Слава  Богу,  что  Север  хоть как-то     держится     за    счёт    нефтяных   потоков   за границу. Худо-бедно, но с продуктами у  нас  всё-таки  получше, чем у других,   не голодаем, и даже на курорты ездим»,  –   размышляла я, подходя к санаторию.
Весь вечер у меня из головы не выходило неприглядное  зрелище, это постыдное  издевательство  над  бедными животными. Даже сон приснился, что обезьяна, чуть ли не с меня ростом, лезет в карман моего халата и забирает из него все деньги, которые у меня были. Проснулась я в холодном поту  и заснуть больше уже не смогла. В голову лезли разные мысли о безысходности и беспросветности  нашей  теперешней жизни. А ведь жили  когда-то, пусть не очень богато, но зато стабильно, а сейчас…. Что же говорить  о животных, до которых нет никакого дела нашему больному обществу.
        Наутро, едва позавтракав, я ринулась на набережную. Залихватская песенка «Ксюша» уже  встречала меня на подходе  к знаменитому прилавку. Несколько отдыхающих, остановившись напротив, с любопытством  глазели на выступление  маленькой артистки. Я с нетерпением  ждала  окончания этого жалкого спектакля. И снова, едва закончилась песенка, Чита, вышагивая по прилавку и  раскрыв лапкой свой карманчик,  выпрашивала медяки у оставшихся зрителей. Выражение её мордочки, по-прежнему оставалось совершенно равнодушным. Когда все разошлись, я подошла к ней поближе. Попугай, всё также полузакрыв глаза и уцепившись лапками за шёрстку, сидел на спине у подружки.
–   Здравствуй, Чита!  –    тихо сказала я, протягивая к    ней    руку.    Она,    по   привычке,    раскрыла   свой
карманчик. Но я сунула  ей  в  лапку  очищенный  банан, который она тут же цепко схватила.  Затем   насыпала на прилавок кунжутных семечек, богатых  йодом,  так нужных для  больной птички,  и постучала по поверхности. Попугай, встрепенувшись, мигом слетел к угощению.
–  Чита, девочка моя хорошая, ну как ты спала сегодня, –   ласково заговорила я с ней, –   съела ли бананы? А, Чита?
Обезьянка, грустно посмотрев на меня, продолжала жевать, держа лакомство обеими лапками.
«Милые зверушки, и вам достается от жизни такой. Страдаете безвинно, не понимая за что», –   с сожалением думала я, разламывая яблоко пополам, от которого, видимо уже насытившись бананом, Чита отказалась. Зато попугай, зажав дольку лапкой, стал отщипывать маленькие кусочки и быстро их проглатывать.
–  Здравствуй, дорогая! –   услышала я голос за спиной и, обернувшись, увидела   шашлычника. 
–  А, здравствуйте, дядя Вартан. Как у Вас сегодня дела? Идет ли торговля? –   улыбнулась я.
–  Спасибо, дорогая, торговля сейчас, не то, что летом. Отдыхающие  пошли в большинстве своём люди пожилые, а они мясо не едят, здоровье берегут. А торговать всё равно надо, ведь семью кормить нужно. Всем сейчас трудно. Хотел в Армению уехать, но кто нас там сейчас ждёт? Родным моим там тоже не легче. Работы нет, денег нет, торговли нет…
Старый шашлычник перевёл взгляд на   зверушек и продолжил:
        –  А    ты,     дорогая,     смотрю,     снова        Читу подкармливаешь…  Э-э-э,  добрая  ты  душа…  Уедешь, они опять никому не будут нужны…
–  А что, если забрать их с собой на Север? –  неуверенно пробормотала я.
–  Э-э-э, дорогая, разве будут они там жить? У вас холодно, зима длинная, солнца мало. Они здесь привыкли, это их климат. Они уже по-другому жить не могут. Чита так и будет выступать, может быть с голоду и не помрёт, а Митрошка, не сегодня-завтра,  сдохнет… Он совсем больной, –  с сожалением поглядев на них, ответил дядя Вартан.
Вечером я снова собралась на набережную, чтобы убедиться, всё ли  в порядке  со зверушками.  Но оказалось, что «отработав» они снова спрятались в своей коробке. Рядом лежал заработанный трофей –  почерневший банан и небольшая потрескавшаяся дынька.
Остаток отпуска я провела между редкими посещениями пляжа и трехразовыми набегами на набережную. Чита, узнавая меня, радостно подпрыгивала, раскрывая свой карманчик, но я, не поддаваясь на провокацию, угощала её каким-нибудь лакомством, отчего она,  повизгивая  от удовольствия,  забиралась ко мне на руки, продолжая жевать  принесённый гостинец.   Оказалось, что Чита очень любит творожные и плавленые сырки, а оклемавшийся   Митрошка, с удовольствием  лакомился  изюмом.   Привязываясь,   друг к другу, я  понимала, что вскоре предстоит неизбежное расставание,  но пока старалась об этом не думать.  Чита,  видимо тоже  предчувствуя разлуку, завидев меня, бросала всё, забиралась ко мне  на руки и, прижавшись,  грустно  заглядывала    в   глаза, отчего они предательски влажнели.
В один из самых жарких дней, когда на небе не было ни одного облачка, а волны спокойно и лениво, облизывая берег, откатывали назад, я решила взять Читу с собой на пляж, чтобы выкупать и постирать  её грязное платьице. Увидев воду,   обезьянка заволновалась. Видимо она  уже бывала на пляже, и водные процедуры были ей знакомы. Едва я подошла поближе, как она сама потянулась к воде. Сняв с обезьянки платьице,  я  взяла её  на руки и вошла в  море.  Осторожно окунув,  быстро намылила шампунем  шёрстку. К этим действиям Чита отнеслась спокойно. Ополоснув её в чистой теплой водичке и,  быстро завернув  в махровое полотенце, положила на топчан. Но лежать она не стала,  вылезла из полотенца и опять поскакала к воде. Мне пришлось ещё минут десять полоскать её, держа на руках.  Повизгивая от удовольствия, она шлёпала лапками по воде, отчего тысячи брызг  разлетались вокруг, вызывая у обезьянки бурю восторга.
Только вволю наплескавшись, Чита успокоилась и дала завернуть себя в полотенце. Присев на топчан, я прижала её к себе. Она, как маленький ребенок, высунув лапку, потрогала мой крестик, но  недолго  поиграв с ним, прикрыла  в блаженстве глазки и  быстро  заснула.
         В последний день отпуска   тяжёлые серые тучи, снова закрыли небо. Накрапывал мелкий дождик. Я, оставив немного денег  себе на обратную дорогу, на все оставшиеся  накупила  фруктов  и любимого лакомства для зверушек и  подошла к дяде Вартану. 
–  Вот завтра утром уезжаю, пришла  попрощаться 
с Вами  и… Читой.  Вы   даже   не   представляете,   как  жаль оставлять её, – грустно  призналась  я.
–  Да, скучать она будет… Никто к ней так,  по-доброму не относился: поиграют с ней, погладят, а только отойдут, тут же забудут.  А тебя, дорогая, она очень ждёт, и долго ещё ждать будет… Эх, эх, эх! покачав головой, ответил он.
– Дядя Вартан, тут фрукты  и продукты, которые она любит, да и для Митрошки  есть  угощение. Давайте им понемногу, а то без холодильника  они под прилавком испортятся,  –  попросила я старого шашлычника,  отдавая ему  пакет с продуктами,  –   а Чита поймёт, что это от меня. 
– Конечно, дорогая, буду подкармливать, да и внукам скажу, чтобы приходили, присматривали  за ними.  Не брошу их, дорогая, не переживай. Холодно будет, заберу их к себе, пусть до тепла живут на веранде. У меня ведь тоже сердце есть!
Я обняла его, смахнув,  непрошенную  слезинку со щеки.
– Спасибо Вам, дядя Вартан! Спасибо за всё! Желаю Вам всего самого хорошего. Прощайте!
 Увидев меня, Чита,  впервые прервав выступление, радостно завизжала, постукивая себя по  груди. Я подошла к ней и, надев выстиранное платьице, которое снова забирала в стирку,  и шерстяные носочки, погладила  по вихрастой головке.  Она, первым делом проверила свой карманчик, в  котором  лежал нежный творожный сырок.   Умело  развернув его, она впилась зубками в сладкую мякоть. Редкие зрители, поняв, что продолжения не будет, стали нехотя расходиться. Закончив с лакомством,   она   быстро   забралась   ко  мне на  руки, обхватила  лапками мою шею   и,  положив  голову  на грудь,  замерла, прикрыв глазки. 
– Чита, милая моя!  Я пришла проститься с тобой, –  тихо шепнула я ей, –   мне надо уезжать, а ты  будь умницей. Дядя Вартан будет  вас   кормить, а когда будет холодно, он заберёт вас. Слышишь, девочка моя?!  А на следующий год я приеду к тебе. Дождись меня, милая.  Дождись меня, девочка хорошая моя!
Прижав обезьянку к себе и нежно погладив, я опустила её на прилавок, и едва сдерживая слезы, бегом кинулась прочь. Позади меня  слышались истошные крики Читы, разрывающие мне душу…
         В автобусе я села так, чтобы была  видна набережная. Проезжая   мимо,  привстала с места,  стараясь  сквозь слёзы  разглядеть   прилавок, но за  головами ранних зрителей  ничего не было видно.   Набережная, с прохаживающимися по ней отдыхающими,  быстро скрылась из вида.  Только  разухабистая  песенка, модная в этом сезоне, летела вслед:
«Ксюша, Ксюша, Ксюша, юбочка из плюша…»
                2013г.