Опустив голову шел человек

Я уверен, внутри каждого из нас живет некая сущность. Именно сущность. Не совесть, не душа, а что-то более реальное. Некая плоть, вроде животного, которая внезапно, и без нашего ведома просыпается, обнажая внутреннюю слизь, боль и злобу, а потом так же внезапно исчезает.

Как бы мы не хотели, но оно очень похоже на его носителя. Оно управляет им, либо четко копируя его действия, либо изменяя их. Но всегда, когда животное покидает тело, остается след.

След может оказаться как на песке - неся приятное воспоминание, так и на теле, в виде тяжелой раны или шрама - неся душевную боль и страдания.  А когда животное одного человеческого тела встречается с другим, остаются рубцы жестокой войны между ними.

Думаю, когда наступает физическая смерть тела, животное внутри него не умирает. Оно уходит в новое, молодое, неся с собой весь накопленный опыт, четко разложенный по полочкам и с прикрепленными бирками. Каким это животное станет потом и как себя проявит, зависит исключительно от ноши и безошибочно выбранной бирки.

                ***
Яркая вспышка. Сквозь липкие веки, на фоне ярких белых кругов хирургического светильника, вижу операционную маску, карие глаза и цветную шапочку хирурга. Интересно бывает, когда на тебя смотрят вверх тормашками. С левой стороны протягивается рука с тампоном и прижимается к моей губе. Это медсестра. Мое лицо шьют. Непонятные и хаотичные движения рук и ниток, мелькающие перед глазами, делают стежки на моем теле и добавляют паники в мое сознание. Происходящее ужасно...

- Вы вздрагиваете! Вам больно? – напряженным голосом спросил хирург.

- Нет.

- Как это случилось?

- Упал. В подъезде упал. Поскользнулся.

Я так ответил, но мое сознание, натянутое как струна и тело, вздрагивающее от каждого прикасания к моему лицу, просто умоляют открыть рот и рассказать все. Но мозг понимает, что искать правду нет логического смысла - есть право на месть, но нет права на защиту.

- По-моему, вы меня обманываете! – нависшая на до мной рука в голубой перчатке закрыла глаза доктора и мне показалось, что это она задала мне вопрос. - Рана не свежая! Когда это произошло?

- Вчера, вечером.

- Зачем ты врешь ему? - уже в паре со всеми фибрами души кричало все мое естество, но мозг давал команду держать рот закрытым.

- Почему не обратились к врачу?

- Я звонил в скорую. Сказали, что мой район сильно обстреливается, да и комендантский час скоро. В общем, сказали что не приедут.

Тот злополучный день начинался вполне обычно. Хотя, день, наполненный запахом войны, уже вполне необычен. С самого утра пасмурность заставляла небо прижиматься к асфальту и выдавливать слезы, а любимая музыка в наушниках становилась другой и практически не слышной – ее перекрикивали мысли.  Они, вероятно, что-то предчувствовали раньше меня.

Быстро забросив в пакет сверток, который знакомый попросил передать маршруткой в другой город, прячась от дождя под листвой, ожидаю заказанную машину. Это большая роскошь нынче, но ответственность перед выполнением просьбы и вероятность моего промокания, а также чужой посылки, заставили меня воспользоваться услугами такси. Шашечки с надписью «НОВОЕ» не заставили себя долго ждать. «Ну надо же, - подумал я, - ну пусть хоть что-то в моей жизни будет новое.»

Шипение рации, прокуренный салон, странный флажок на торпеде и телефонный звонок – это последнее что мой мозг записал детально. Еще, пожалуй, лицо водителя. Странным оно было. Дальше, как в порванной кинопленке: отдельные детали, щелчки, обрывки слов и вспышки.

На дисплее телефона знакомая фотография, а в ухе самый приятный голос на планете. Мне звонит мама. Много раз в тексте заменял это слово, подставлял другие, но оставлю именно так, с теплотой. Не мать, не человек, а «мама». Это та украиночка, которая меня родила, чей голос я услышал первым, и который приятно слышать, находясь за тысячу километров друг от друга в раковой опухоли под названием «война». Она что-то спрашивает у меня на украинском, я, естественно, на украинском отвечаю, улыбаюсь…

Язык общения – вот ключ, который разбудил внутреннее животное одного отдельно взятого человека. Он точно подошел в замочную скважину, открыл ему дверь и выпустил наружу. Все произошло мгновенно: резкий удар по педали тормоза, выпавший из рук телефон и удар бровями по пластиковой серой торпеде.

- Ты чё, бандеровец!?

- Что за…. Какие бандеровцы в двадцать первом веке? Что за вопрос? Какое это имеет отношение к поездке?

- Ты говорил на украинском, значит ты укроп!

Во всем виде человека, задававшего мне странные вопросы, было что-то звериное: прищуренные, допытливые глаза с расширенным зрачком, узкие сжатые губы и раздувающиеся ноздри. Наверное, также выглядит животное внутри него.

- Я украинец! Родился в Украине, вырос и, естественно, свободно владею языком! Если вы поняли, о чем мы разговаривали по телефону, значит тоже знаете украинский? Какая разница, если я даже проезд буду оплачивать вам украинскими деньгами!

- Ты сейчас не на автовокзал поедешь, а в другое место! – сквозь сжатые зубы прошипел водитель, шоркая рукой под сиденьем. – На подвальчик к ополченцам! Там точно знают, что с тобой делать!

Резкий удар по нижней челюсти чем-то тяжелым, заставил меня откинуться на подголовник сидения и второй раз уронить телефон. Металлический привкус крови на губах вселил в меня страх и реальное непонимание происходящего.
Дрожащей и липкой от крови рукой, я нащупал сначала телефон на резиновом коврике под ногами, а потом и ручку двери. Через мгновение в мое лицо брызнул дождь. Розовой струйкой он пробежался вниз по моей любимой рубашке, омывая события, происходившие секунду назад. А еще через мгновение я лежал щекой на бордюре, слушал как шелестят капли по полиэтиленовому пакету и не мог понять почему так сложно закрывать нижнюю губу. Капли дождя падали на нее, а я не мог ее контролировать…

Это было белым днем. Это было в центре моего города, но уже не в моей стране. Не в Украине!

Опустив голову шел человек. Мокрый, порванный и непонимающий. Его мучал и выгрызал изнутри единственный вопрос: «Что скажет этот водитель, этот «человек», своей маленькой дочери, о животном внутри него? Что он передаст ей?»

Вот мне хочется, чтобы это была именно дочка, именно маленькая девочка. Именно дома, в кругу семьи, за тарелкой супа, который у меня десять дней вытекал изо рта через порванную губу.

- Папа, а дядя, которого ты побил, в чем-то был виноват?

- Конечно! Папа только за дело бьет и только плохих!

- А что он сделал? Не дал тебе денежек или курил в салоне?

- Не на том языке говорил у меня в машине! Мы же живем в Горловке, верно? Значит мы русские и должны говорить только по-русски!

- А я в саду учу английский, это плохой язык? Я тогда не русская?

Думаю, ответ не имеет значения. Физическое тело этого водителя рано или поздно умрет, животное внутри - никогда. Оно перейдет к дочери. Опыт накоплен, бирка прикреплена, полка забронирована, можно переходить к следующему поколению.
Человек дошел домой, щелкнул замком, закрыл жалюзи, задернул шторы и лег на кровать, свернувшись в позу эмбриона. Кровать начала вращаться вместе с ним, закручиваясь по часовой стрелке, и медленно опускаться, а его внутреннее животное плавно выходило из него и поднималось все выше, выше и выше…

Сущность, живущая внутри него, умерла.