Сложная проблема

Вадим был человеком добрым. Он был, вообще, хорошим человеком. Случайно услышав по радио в одной из передач, что надо быть непримиримым к расхитителям государственной собственности, он решил всемерно   бороться с этими расхитителями всю свою жизнь.  Ведь,  как он, они причиняют всем страшное зло, с которым тоже надо бороться. Правда, были затруднения при выяснении, что такое собственность государственная, и чем она точно  отличается от обычной.

Поначалу, никто не мог дать более-менее ясного определения. Лена, например, просто выпучила глаза, услышав, чем интересуется Вадим, Пашка посоветовал такими глупостями не заниматься, а Петька сказал с умным видом: «Это то, что не твоё, и не моё, а, вообще, ничьё».

С одной стороны, это кое-что проясняло. С другой же, было ещё непонятнее. Почему  нельзя брать, если ничьё? Тогда зачем оно вообще нужно, если никому нельзя им пользоваться? На это Петька ничего не смог ответить, но пообещал расспросить подробнее более знающих людей.

На следующий день он доложил: «Это, с одной стороны, ничьё, с другой – общее, то, что для  всех. И, поэтому, кому-то одному брать это для себя нельзя» - довольный, что разобрался в столь сложном вопросе, он занялся чем-то своим.

Для Вадима тоже многое стало яснее. Обобщая, он понял, наконец, что к чему, и даже удивился, что всё так просто. Только осталось непонятным, почему это называется именно «государственной собственностью». Но какое, в конечном счёте, это имеет значение, когда знаешь, что имеется в виду под таким умным названием.

Итак, нельзя позволить, чтобы кто-то брал себе то, что принадлежит всем. И тут Вадим глубоко задумался. Он впервые столкнулся с неразрешимым жизненным противоречием.

Как же так? Вот, например, тётя Дуся, которая всегда так приятно улыбается, и всегда, когда встречает, говорит что-то хорошее. Ведь она в своей сумке каждый день уносит то, что принадлежит всем – капусту, которую привезли для всех, морковку, хлеб, мясо. К тому же, Вадим слышал, как она, при этом, вздыхая,  приговаривала: «Что поделаешь, не я, так другие. Они всё равно сгноят дома, или собакам отдадут, а я хоть своих накормлю. Шутка ли? Что на восемьдесят рублей купишь? А ведь эти всегда голодные». «Этих» Вадим знал. То были Мишка и Колька, которые всё свободное после школы время играли перед кухней, ожидая мать.

Вадим загрустил. Он любил тётю Дусю, и ему не хотелось с ней бороться, хотя она и была расхитительницей. Тут он вспомнил Катерину Ванну. Её он тоже любил, потому что с ней приходилось проводить много времени. Он  слышал, как она жаловалась слесарю, дяде Коле,  что работает ежедневно с раннего утра до семи часов вечера не покладая рук, что ей приходится делать работу за тех, кто должен работать, но не работает, так как либо на больничном, либо в декрете, либо, вообще не хватает рук.  Ей приходится, помимо своих прямых обязанностей, мыть полы в двух больших комнатах, мыть три раза в день посуду после тридцати человек, стирать полотенца и многое другое. А обстановка нервная, все требуют воспитательной работы, а какое тут воспитание? Короче, одни нервы. Вечером по дому никаких сил нет ничего сделать. А зарплата – восемьдесят пять рублей, да за еду пятнадцать вычитают – итого, семьдесят остаётся. А ещё взносы, квартплата, подоходный. И муж пьёт, домой ничего не приносит, только последнее продаёт.

Конечно, многое из сказанного, Вадим не понимал, но у него была хорошая память, и услышав что-то непонятное, он не забывал этого до того времени, пока ему всё не становилось понятно. Но вздохи и  интонации голоса Катерины Ванны делали для него ясными саму суть сказанных ею слов. Катерина Ванна тоже часто уносила домой в банках и кастрюльке то,  что отливала из общей большой кастрюли во время обеда, завтрака и ужина. Однажды Вадим видел, как  она клала в сумку взятое из шкафа бельё. В другой раз она положила туда тарелку и чашку. Вадиму было очень горько и её причислить к расхитителям государственной собственности.

В полной растерянности он вспомнил и о нянечке, Тёте Паше. Она тоже иногда немного откладывала себе после ужина то, что оставалось в кастрюле. Она уносила с собой ещё и мыло, веники, тряпки, которыми мыла пол, и всякую другую мелочь, принадлежащую всем. Она была какая-то несчастная, хотя об этом никому не говорила. Всё она делала с трудом, потому что была очень старенькая, и бороться с ней, как с расхитительницей, Вадиму, почему-то, тоже не хотелось.

В поисках других расхитителей государственной собственности, Вадим вспомнил и отца, приносившего, когда Вадим болел, с работы лекарство, которое нигде нельзя было достать. Отец говорил, что там оно никому не нужно, всё равно пропадёт, а зарплата его грабительская, и он имеет право хоть чем-то пользоваться. Мама тоже что-то иногда приносила, да и сам Вадим однажды….

Тут он похолодел…. Дело оборачивалось совсем не так, как ему бы хотелось. Он понял, что так просто бороться с расхитителями не сможет, потому что все известные ему расхитители - хорошие люди, только чем-то обиженные. Некоторые даже без такого расхищения не могут жить. А иногда  что-то взять себе гораздо лучше, чем оставить это для всех. Именно так  получилось у него самого.

Вадим просто не знал, что делать. Чувство гражданского долга требовало объявить всем этим людям войну, а прежде всего, раскаяться самому и вернуть взятое. Но он не мог ни объявить войну, ни вернуть. Не потому, что был жадным. На это были другие причины. Он уже был готов разрыдаться, но тут нашёл простое решение проблемы. Он решил ничего не делать сгоряча и подождать, когда вырастет, а тем временем понаблюдать и постараться очень хорошо во всём этом разобраться.

Вадим подошёл к Катерине Ванне, приласкался к ней и попросил посмотреть, не пришёл ли за ним папа. Она погладила его по голове и сказала, что можно одеваться и ждать папу во дворе. Одевшись, Вадим столкнулся с тётей Дусей, которая улыбнулась и сказал: «Ну что, пострел, набегался, скорей, скорей, я отца видела». Вадим вихрем вылетел за дверь и бросился навстречу отцу.

Когда они возвращались домой, Вадим с нежностью вспомнил о самом дорогом и достал его из кармана пальто. То была маленькая красная пластмассовая машинка с треснутым верхом и без колеса.

Это  и было то, что причисляло Вадима, в числе прочих, к расхитителям государственной собственности. Но он ни за что на свете не согласился бы вернуть её туда, где ей грозила верная гибель, и откуда он её вызволил. Ведь теперь она могла спокойно доживать свой век.

Когда Вадим в первый раз увидел эту машинку в куче игрушек, она была ещё целенькая. Тогда он и почувствовал, что они созданы друг для друга. Вадим мог часами с ней играть, но, к сожалению, с ней играли и другие. Трудно описать, что пережил Вадим, когда у неё отпало колесо под ногою Саньки. В другой раз, когда Света с Лёнькой кидали друг в друга чем попало, он с ужасом увидел, что Лёнька, размахнувшись, со всех сил запустил в Светку именно этой, уже покалеченной, машинкой. Светка вовремя отскочила, и машинка врезалась в шкаф. К счастью, она только треснула. Больше Вадим такого издевательства над беззащитным другом вынести не мог, и, не рассуждая, потихоньку спрятал её сначала под шкаф, а когда надо было уходить домой, в карман пальто. Теперь по ночам она спала с Вадимом, а утром переселялась к нему в карман и сопровождала его в детский сад. Там, как верная собачка, она весь день ждала, чтобы вместе возвратиться домой. Часто на прогулке Вадим украдкой запускал пальцы в карман, чтобы проверить, на месте ли друг. Сейчас же, вспомнив, что он мог бы предать  его, подчинившись голосу голого разума, он даже испугался. И тут же порадовался правильности своего решения.



Сентябрь 1978.