Когда я стану бабушкой

 Вот, наконец, оно и настало, - нежное моё, любимое, вожделенное лето! Сижу на даче  - радуюсь, щурюсь как кошка на солнце. В открытое окошко влетает местный, ласковый  ветер, треплет по–свойски мои занавески, шуршит бумажками на письменном столе. Работать лень. Встаю, потягиваюсь, подхожу к зеркалу, долго и придирчиво разглядываю себя. «Да, моя дорогая,- говорю я своему отражению,-  через пару месяцев тебе стукнет 50!»

 Ну, что ж, переживем и это! В конце концов,  пятнадцать лет назад, я и выглядела, и чувствовала себя, пожалуй, хуже! Опять  кидаю оценивающий взгляд на себя в зеркало, и, не удержавшись вдруг, улыбаюсь, и подмигиваю себе любимой!  У меня есть ещё  время, целых два месяца, что бы, не думать пока  о неприятной для  каждой женщины, дате!

 Из беседки в саду раздаётся взрыв хохота, там вовсю веселиться молодежь. У нашего внука сегодня гости. А вот и он сам, идет по тропинке, между цветущих пионов, стройный, вихрастый, улыбчивый.  Наш внук - я зову его именно так, младший у своего деда и моего мужа, выращенный,  и любимый мною, как собственный сын, которого у меня  ни когда не было. Он заглядывает ко мне в окно, опирается локтями на подоконник, и призывно улыбаясь, кладет свою кудрявую голову себе  на руки. Такая милая детская поза,- работает со мной  безотказно.  Я запускаю пальцы в его волнистую кипу волос, глажу по голове,  он прикрывает глаза от удовольствия. Котёнок ты мой, - говорю ему, как в детстве говорила кудрявому ласковому мальчику.

 – Мяу! - С готовностью продолжать наши детские игры, отзывается красивый, восемнадцатилетний юноша. Кто там у тебя?- киваю я в сторону беседки. – Все наши, как всегда,- бросает мне в ответ Ника, и влезает в окно. Я с привычной грустью смотрю на испачканный подоконник. Этот мальчишка,  уже десять лет, как не заходит в  дом  через дверь, предпочитая ей открытые окна первого этажа. Бороться с этой «сезонной» его  привычкой бесполезно, так же, как и ставить цветы и другие милые безделушки на подоконники открытых днём и ночью, летом окон.

   - Лен,  а у нас есть, что нибудь вкусное?  - Задаёт он вечный вопрос, и идёт инспектировать  холодильник и буфет.Я собираю все свои бумажки, и иду вслед за ним. На кухне ставлю себе чайник, и смотрю, как Ника выбирает  угощенье.  Вкусы еще детские – кола, сладости. – Колбаски порежь, - советую я ему,- вдруг мальчишки голодные.  – Не-а, мы пиццу заказали, - отказывается он. – А у нас мороженое есть?  -  В морозилке посмотри, было. – Отвечаю я ему,  и иду   на веранду. Через пару минут, передо мной появляется наш внук, с умильной, просящей мордашкой. – Что не так?- Вопрошаю я его,  отрываясь от своей писанины.


 – Там только шоколадное!  - Приседает он перед моим стулом и заглядывает мне  в глаза. – А чем тебя не устраивает шоколадное?- изумляюсь я. Ты же его любишь!                - Да мы съедим  шоколадное, а Ланка, любит только сливочный пломбир, или фруктовое! – сообщает он мне, с тем же просительным взглядом. Ах, вон, в чём дело, - Ланка любит  фруктовое! Значит, моя заначка в морозилке, тоже обнаружена! Я смеюсь, треплю его за вихры.  – Бери, дамский угодник, корми свою Ланку! Ника вскакивает, быстро целует меня в щеку, чуть не опрокидывает кресло качалку.– Куплю тебе сегодня, много-много,  разного, вкусного -вкусного!– Кричит он мне уже с кухни, - За  дедом поеду, и куплю!

  Я  перебираюсь в моё любимое, укачивающее кресло.  – Так  значит, Лана тоже здесь!  Примерно, чуть больше года назад, у нас в дачном посёлке появились новые соседи, и к нашему внуку нагрянула первая любовь. Но Светлана, или Лана, как  звали её родители, не  спешила отвечать ему взаимностью.  Местную компанию молодёжи она практически игнорировала, а робкие ухаживания  Ники принимала свысока. С переездом её на зимнюю квартиру, наш мальчик чуть не зачах от любовной тоски.

 «В любви, как на войне!» - сказала я ему тогда, и, кажется, разбудила в нём неплохого стратега, и теперь, настало время наблюдать  за полной капитуляцией  «осаждённой крепости».  Юная Снежная Королева стала таять ещё до начала весны, не ожидая такого напора от стеснительного прежде воздыхателя. Да и наш внук сильно изменился за эти полгода. Из милого, домашнего мальчика  любовь лепила мужчину. Потихоньку наблюдая за ним, я заметила, как вдруг появилась у него особая  тактика в общении со всеми окружающими его женщинами.  Всегда жизнерадостный, азартно коммуникабельный, остроумный порой до дерзости, при всём своём бьющем и искрящем темпераменте, он всегда оставался безукоризненно вежливым и чутким. Это природное чувство меры, необыкновенная  для мальчишки его лет, сенсорика души,  делали его обаяние по настоящему неотразимым. И, что особо меня радовало, в нём не было ни малейшей склонности к манипуляциям.  Результаты такого взросления были  мне, более, чем приятны!

 Я потянулась к своим бумажкам, перечитала написанное, немного почеркала, на ум ничего  не шло. С удовольствием откидываюсь назад в качалку, и подставляю лицо солнечному лучу, пробравшемуся сквозь листву березы на веранду. Мысли упрямо возвращаются к предстоящему юбилею. Когда они пролетели, эти годы, куда?

 
Счастлива я стала, совсем недавно, как та героиня фильма, что говорила, что в сорок лет  жизнь только начинается. И моя сознательная жизнь началась, увы, только в сорок.  Судьбу свою я взяла измором.  От девичества до зрелости, я  кружилась как белка в колесе, и с таким же результатом, не сумев реализовать ни, своих способностей, ни возможностей, ни желаний.  Обессилевшая, как от голода, от дефицита  положительных эмоций,  все ж, таскала за собой   пудовый груз  из женских комплексов и  прочих отживших проблем.  Я, то падала в депрессию, как в яму, то, включив душевный форсаж, сама вытягивала себя из неё, подобно Мюнхгаузену, чуть ли не за волосы.   И как мне казалось тогда, моя собственная   реальность не всегда была настроена ко мне миролюбиво.  Так было, пока я   однажды, не познакомилась с   женщиной, которая,  смогла развернуть  мою собственную жизнь, наконец, лицом ко мне.

    Не зря, всё то, что изначально  исполнено особого, сакрального, мистического смысла для человечества   имеет в основе женское начало и названо женскими именами.  Каждая из нас, дочерей Евы, повинуясь природе, из века в век,  держит в руках  не только  своё личное счастье, а целое мирозданье. Но тогда, я далека была  от  вековой женской мудрости,   и тратила годы на  страдания  от неразделённой любви.

 Вообще то, конечно, разобраться с ней, большой  и  безответной, нужно  было как можно раньше. Взрослой женщине  несчастная любовь плохой попутчик, а советчик и вовсе, никудышный! И вот, когда  в очередной раз  моя «неудобная» любовь, фигурально выражаясь, отправила  меня в нокаут, в моей жизни вдруг появилась она,- моя планида, и его жена.

 -  Весёлый гомон молодёжи стал ближе, громче,  заставил меня открыть глаза и оставить воспоминания. Компания явно собиралась расходиться. Ника провожал гостей, но крепко держал за руку девушку, которая порывалась уйти вместе со всеми. Я помахала ребятам с веранды на прощанье рукой, поднялась, на ходу собирая посуду, ушла на кухню. Однако, очень скоро, сквозь шум воды, и гул закипающего чайника, до моих ушей опять стали доноситься  обрывки спора между нашим внуком и Ланой. Подхватив вскипевший чайник, я отправляюсь назад, на веранду.

 – Что за шум, а драки нет? – Интересуюсь я шутя, и обращаюсь к девочке: -  Ланочка, чай со мной будете?   Будет, будет, она будет!- мгновенно отвечает мне за неё Ника – и, буквально впихивает Лану в плетеное кресло, чмокает её в макушку сверху, а  мне посылает воздушный поцелуй и мчится между цветниками к калитке. Мне, оторопевшей,  уже на бегу   кричит:  - Я за дедом! Он звонил, я уже опаздываю! Ба, поразвлекай,  пожалуйста, Ланку, и не отпускай её ни в коем случае! Я туда и обратно! С меня мороженое!

  - Не гони, сорванец!– Кричу ему вслед, и опускаюсь в соседнее  кресло, рядом со смущенной девушкой.  – Мне, наверное, следует подождать его в другом месте, Вы заняты, я Вам помешаю. – Робко заводит она разговор, когда отъезжает машина, и кивает на кинутую мной  в кресло –качалку стопку бумаг, по которой уже давно снуют две  деловые мухи.– А, - отмахиваюсь я, - что-то сегодня ни как не думается, лень страшная, пусть лучше они почитают,- показываю ей на мух, которые, перебегают со строчки на строчку, снуют по рукописному тексту. Лана проследила за моим взглядом и фыркнула, совсем по –детски. Ну вот, кажется, справляюсь, уже начала развлекать.

 А вслух спрашиваю:  –Ну, так как с чаем? Она безразлично пожимает плечами,- Если можно, то зеленый, но можно и черный,  мне за компанию, без разницы!   - Всё что делаешь, нужно делать не за компанию, а с удовольствием! – Назидаю я, -  сейчас красивый заварю, и напьёшься и насмотришься! Достаю прозрачный стеклянный чайник, вынимаю из нарядной, китайской коробочки причудливо связанные в многослойный шарик чайные листья. – Теперь смотри, какая красота, - говорю я Лане. Через несколько секунд шарик в кипятке начинает раскрываться, превращаясь в экзотический  цветок невиданной красоты, выбрасывая лепестки разного цвета. -Чем дольше стоит, тем красивее становиться.  Но, если любишь  зеленый, наливай быстрее, а то, потом начнут настаиваться листья красного и черного, и перебьют букет белого и зеленого. – Подаю я девочке чашку, и осторожно пододвигаю  к ней чайник.- Я хочу ещё посмотреть, - отвечает мне она, - надо же, цветок меняется каждую секунду. - А ты наливай  по глоточку, всё успеешь, и полюбоваться, и попробовать все вкусовые варианты. – Даю я совет, и устраиваюсь опять в качалке, отбросив свою неудавшуюся сегодня писанину.

- Наконец  Лана оторвала  от  дивной чайной метаморфозы внимание, и осторожно, как будто боясь повредить эту хрупкую красоту, наливает себе чай в старую, фарфоровую  чашку, продолжает разговор.- Мне Ника говорил, что у вас в семье пишут все, потому он и выбрал профессию сценариста. -Да,- посмеиваюсь я в ответ,-  теперь вообще пишут все, только кто-то, по необходимости, кто –то исключительно по вдохновению, а кто то просто графоманит! Писателей у нас  теперь больше, чем читателей, так утверждает статистика. Она в ответ на мою иронию лишь пожимает плечами. -  Я мало что знаю о вашей семье, Ника почти ни чего не рассказывает о своих родственниках.  – Ну чему тут удивляться,  - откликаюсь я,- он молодой человек, ему неинтересно разговаривать с тобой  об этом. Вот когда он станет старым, как его дед, то, пожалуй, начнет писать мемуары, и там нам всем  найдётся место!

  Перспектива увидеть Нику седовласым старцем, корпеющим над мемуарами, мою гостью веселит, и она быстро прячет от меня улыбку в чашке.  Я потихоньку любуюсь её юной красотой. Тонкие пальчики со сделанным по последней моде маникюром обнимают аккуратно тонкую чашку, глубокие серые глаза с пушистыми ресницами смотрят вдаль, за  сосны.  – У вас большая семья? – спрашивает она, переводя на меня детский чистый взгляд.  -  У Ники  большая, - честно отвечаю я ей, - я в этой семье приёмыш.

  Она недоуменно смотрит на меня, но, не решаясь любопытствовать, продолжает прежнюю тему:  - А я вообще не знаю, что это такое, жить в большой семье. Нас трое: - я, мама и отчим. Когда я была совсем маленькая, я тоже жила с бабушкой и дедушкой. Но это было так давно, что я даже и помню уже смутно. – Грустно вспоминает она.

– Бедняжка, - думаю я, - видно не сладко ей с отчимом живётся! И, как бы в ответ на мои мысли, Лана начинает говорить, что с отчимом у неё отношения хорошие, и человек он хороший. Не обижал, не ругал, не наказывал, в воспитательный  процесс  никогда не вмешивался, им руководила мать, денег не жалел, как на родную, не отказывает ни в чём. Только вот с мамой они постоянно заняты, или в разъездах. У них у каждого свой бизнес. Вот и сейчас, с ней  на даче  живёт только домработница,  а они заскочат, может быть, лишь на выходные.


Я в ответ только молчу, боюсь озвучить свои «взрослые» мысли.  Вот так оно и выглядит детское одиночество -  вроде бы кормят, одевают, не истязают, удовлетворяют потребности и капризы, но откуда у благополучной девочки из хорошей семьи столько болезненной горечи в словах.

                – Не грусти, - наконец осторожно отвечаю я ей, - твои родители живут, так, как считают нужным, а ты свою  жизнь можешь построить по другому. Ты ещё такая молодая, всё будет так, как захочешь – и большая дружная семья, и  дом в котором всегда полно народу.

 -  Вы не подумайте, я ведь не жалуюсь, мне просто вдруг стало казаться, что у нас дома, всё какое то, не настоящее, всё не так, как у моих подруг, и у Ники. – Она опять опускает глаза в свою чашку. Я  встаю,  и наливаю ей настоявшегося чая. Касаюсь её,  по – матерински, глажу по волосам. Она  удивлённо подымает на меня свои серые глаза. Пытаюсь улыбнуться ей ободряюще, а на самом деле, жалость к этой девочке ноет у меня под ложечкой, как  и к той, которой, я  была когда то, сама.

– На самом деле, у всех всё по-разному, - успокаиваю я её. Люди разные, более эмоциональные, и менее, уклад, традиции в разных семьях разные, - говорю я ей. – Плохо только то, что по большому счёту, родители часто не могут дать любви больше, чем дали им самим. Кому, как ни мне знать это.  Ну вот, я, наверное, сказала всё-таки что то лишнее, - отступаю назад, в своё кресло, а девочка смотрит на меня уже заинтересованно.

                - Но , с Ником,  у вас такая настоящая дружба и  взаимопонимание!  Так забавно, что он всерьёз, зовет Вас бабушкой! - Это он просто играет на публику, раз  жена дедушки, значит, бабушка!  Свою родную бабушку Ника помнит хорошо, а меня зовёт по имени, когда рядом эпатировать не кого. – Открываю я маленькие семейные секреты.                – А вы  давно живёте вместе?  У Вас ведь разница  в возрасте с мужем большая?!- любопытничает дальше  гостья. -  Большая,- киваю я ей и прячу улыбку. Я живу здесь уже десять лет, Ника почти ровесник моей дочери. Так что, я ему - альтернативный взрослый, потому мы всегда ладим.

 – Жаль, что у меня никогда не было своего  альтернативного взрослого! – смеётся Лана. - Это наверно неприлично, что я так вот всё выспрашиваю, - спохватывается она вдруг, но у вас действительно, такие не типичные отношения в семье!  Мне Ник один раз сказал, что  только по вашей с дедом истории, такой  сериал можно запустить, что Бразилия и Аргентина съедят  свои сомбреро от зависти!

 Я так удивилась  этакому повороту нашей беседы, что взяла себе тайм-аут. Молча, налила себе остывшего чая, поняла, что мне он больше не лезет в горло, и принесла колы из холодильника. Ставлю и, перед Ланой, бутылочку и стакан, а она уже заглядывает  мне в лицо виновато. - Вам неприятно,  я вижу,- простите!

               
-Да нет, - отмахиваюсь я, дело не в этом. История у нас конечно не банальная, но я, как- то привыкла думать, что Ника, как самый младший, не в курсе. Тему эту, уже давно в семье  для обсуждения закрыли, сам он тогда был слишком  мал, чтобы, что- то понимать и запоминать. Мне интересно было бы знать, кто мог нарушить это священное табу?  Меня лично, он ни о чём не спрашивал! - Я плюхнулась со стаканом колы опять в качалку. Кресло привычно принялось меня успокаивать, а девочка моя, смутилась пуще прежнего, даже покраснела, прежде чем ответить.

 -Ему  рассказал сам дед, это я знаю наверняка!  - А к чему бы им вести подобные беседы, на кой предмет?! – интересуюсь я дальше.  Она смущается еще больше, опять глаза в стол, еле шепчет,- Ник хочет, что бы мы поженились! - А-а, - начинаю я понимать ситуацию,- так дед его, значит, уговаривал отнестись к браку серьёзно, и  проверить чувства?!                Лана мне кивает, и я начинаю хохотать. Меня разбирает всё больше, вот уже я вытираю слёзы, но всё еще не могу остановиться. – Извини, -  наконец говорю я девочке, - просто мои чувства проверялись тридцать лет! Слава Богу, Ника не дед, а то не быть бы тебе  раньше пятидесяти невестой! - Опять смеюсь, опять извиняюсь, и, отсмеявшись вволю, спрашиваю:  -Ты сама- то, к этому как относишься? Ника, если хочет, то непременно жениться!

  -Не знаю, - ведёт она хрупким, голым плечиком, на котором дрожит бретелька топа,-  я думаю, что и мать, и  отчим будут против. Моё замужество планируется ими, только после окончания  института. – Это разумно, и не так страшно, как в моём случае,- опять хихикаю я. Наш внук упрямый, и чего доброго, однолюб! Так что,  четыре года потерпит, как нибудь!  И уже серьёзно добавляю: -  Вообще то, брак это многоступенчатая ракета, если прогорела одна ступень, то тут же должна включиться вторая, за ней третья, и так далее. Так вот, чтоб взлететь высоко, и долететь до цели, а не грохнуться, едва стартовав, вам понабиться много  качественного горючего. Копите!

 Я опять откидываюсь в возлюбленное кресло, и блаженно покачиваясь в нём,  смотрю, как уходит солнце и подкрадывается вечер.  Мое идиллическое  созерцание   прерывает вкрадчивый голос Ланы: - А я могу вас попросить, рассказать мне вашу историю? - Зачем?! – Искренне удивляюсь я, потом пытаюсь пошутить,- сценарий для телесериала будешь писать на пару с Никой?! У него мужская линия, у тебя женская. А потом, объединить ваши  вариации  в общий  сюжет.

 – Да нет, ну что Вы!!! – Частит моя любопытная гостья. – Я,  столько про любовь прочитала, и та, книжная любовь, она сплошь  необыкновенная, красивая, а в жизни всё выглядит не таким привлекательным. Всё намного проще.  Да бывает ли она вообще, эта большая и необыкновенная любовь? – Вдруг печально вопрошает меня она.

  Боже мой! Книжки  про любовь! Страшное дело,  девочкам книжки про любовь читать!!! –  Со снисходительной  улыбкой  я гляжу на глупышку.   Давным – давно, в отрочестве,  я тоже читала книжки и мечтала о необыкновенной любви! А потом,   поняла, что сладкие девичьи мечты, увы, ни чего общего не имеет с теми страданиями и лишениями, что приносит с собой «большая и необыкновенная», у неё, зачастую, горький  привкус!


 – Знаешь,- говорю я ей, -  любовь всегда необыкновенна, для того кто любит. Это такое богатое всяческими нюансами состояние души, что влюблённые  могут  испытывать  самые противоречивые чувства и эмоции одновременно. В отличие от книжных героев, они не всегда могут так красиво говорить про свою любовь, но чувствуют и переживают так же остро и пламенно. Поверь мне, девочка, только оформление из слов, отличает книжную « лав стори», от тех, что рядом повсюду!  А твоя любовь пусть будет самой, что ни на есть, обыкновенной, как самое обыкновенное чудо!


 - Ну почему?! - Отчаянно вопрошает у меня романтичная, юная дурочка. -  Потому что большую и необыкновенную  можно не потянуть, и сильно надорваться на всю оставшуюся жизнь! – жестко отвечаю я. Лана поражена моей взрослой истиной, но ей ещё хочется со мной спорить, вопреки своему разочарованию.

– Но разве Вы сами не пережили нечто подобное?! Я резко подымаюсь с качалки, острой болью в сердце отзываются чувства, те, что я пережила… - Вот именно, деточка, вот именно! – отвечаю,  а руки мои, что-то переставляют, передвигают на столе. Мне многое пришлось пережить, потому я и не желаю этого ни кому! – Ухожу на кухню, что-то уношу туда, что-то приношу, вижу вжавшуюся в стул Ланку, мимоходом  опять глажу её по голове. Бедный ребёнок, напугала я её своей резкостью! Беру себя в руки, и продолжаю беседу как можно непринуждённей.


 – Да, у меня именно она – большая, необыкновенная, и единственная!  И влюбилась я в Никиного деда ещё подростком!  Девочка распахивает на меня свои  бездонные глазищи, и невольно подаётся вперед, что бы ничего не пропустить. – Только имей в виду,- большая любовь - большие жертвы большие разочарования, большие потери! – как можно спокойнее говорю я ей. -  Я никогда не дружила с мальчиком, не бегала на свиданья, не испытала много того, из чего состоит  жизнь молоденькой девушки - ни чудо первого поцелуя, ни  волнующую радость первых робких прикосновений любимого.  Вынуждена была прожить большую часть своей женской жизни с мужчинами, которых не любила, родила дочь, чтобы не остаться совсем одной, тоже не от того, кто мне был необходим и дорог, и ей некого было назвать папой.

 Когда я стала взрослой женщиной, я поняла, какую непомерно высокую цену я заплатила за  «необыкновенность»  своего чувства. Поверь, девочка, женское счастье  выглядит проще!  А так получилось, что я украла у себя самой целый пласт жизни, невосполнимый в дальнейшем.

 – Вы не любите его больше?!- с ужасом прошептала мне Ланка, по-своему истолковав мои откровения.  -  Люблю, всю жизнь и каждый день, – признаюсь я ей,-  но моя  любовь так и могла остаться только моей, у него было всё своё,  и любовь и жизнь. А моя собственная жизнь проходила мимо меня, и так и прошла бы, если…- Тут я спохватываюсь, и замолкаю, потому что, от  допустимой воспитательной нотации, я уже близёхонько подобралась  к скелетам в своём собственном шкафу.

 Но упрямая девчонка складывает молитвенно руки, и просяще заглядывает мне в глаза.-  Я ни кому не расскажу! –  Клянётся она мне.-  Ну, пожалуйста, хотя бы в двух словах! - Меня  раздражает её азартное любопытство. Ага, прямо сейчас, начну пересказывать! Сколько ей?  Семнадцать – восемнадцать?! Зелена ты ещё моя маленькая!  Я беру её  лапку, глажу, и, улыбаясь, качаю головой. - Нет, моя деточка, жизнь в двух словах не расскажешь! Может потом, когда нибудь,  когда повзрослеешь, и будешь понимать, о чём я говорю,- откровенно отвечаю я ей.

                – Я, конечно, не имела права. Вы извините, пожалуйста, меня,- бормочет виновато Лана,  пряча  взгляд, - с моей стороны досужее любопытство, а для Вас целая жизнь. Любопытной Варваре на базаре нос оторвали! – Неожиданно совсем по-детски, и с очевидной злостью на собственную  бестактность вдруг заканчивает она свою мысль.

                – Ну, не кисни, любопытство не порок, а способ получения информации! Ты говорила, что ни чего не знаешь о Никиной семье, - хочешь посмотреть старые фотографии? – предлагаю я ей. Она радостно кивает, и мы, восстановив  доверительные отношения,   идем ко мне в комнату.Свои архивы я храню по старинке, в коробках. За последнее десятилетие всё здесь перемешалось. Когда то в мою жизнь проникла жизнь еще нескольких дорогих мне людей.  Вываливаю на кровать ворох бумаги, разных форматов, колора и датировки.

    – Смотреть будем вперемежку,- предупреждаю я,- рассортировывать долго. Устраивайся, как хочешь, но поудобнее. – Советую ей, а сама  принимаю свою извечную позу, и любимый матрас нежно  заключает меня в родные  упругие объятья. Лана  скромно присаживается ко мне, на краешек широкой кровати.


 Я тяну из кучи, наугад черно-белую фотку, и вижу себя годовалую, щёки, как у хомяка, стою на стуле, на фотографа гляжу исподлобья. – Это я! Мне  здесь год.  - Передаю я гостье фото, и заодно  объясняю девочке родившейся уже в другом веке  и уже другой стране  - Тогда существовала стандартная хронология событий; - детей обычно водили к фотографу в день рождения, плюс обязательно фотографировали на новогодней ёлке, потом ежегодная групповая фотография в школе или детсаду. Ну и любительские снимки, часто жуткого качества, если у кого-то  был фотоаппарат.

 – Тащу еще одну:- Вот, кстати дедушка Ники, примерно в тоже время снят, а вот и
бабушка, только, совсем - совсем молодая.  – Боже, какие они красивые оба!- с восторгом говорит Ланка, перебирая и разглядывая фотки, которые подаю ей я.                - Да, она была редкостная красавица! А вот его красота, как и зрелость, ещё впереди – выискиваю я изображения мужа, обозначенного мной периода. – Вот, таким он был тогда, когда я в него влюбилась! Девочка так долго рассматривает фотографию, что я начинаю ощущать что то, похожее на ревность.

– Я Вас понимаю,-  наконец произносит она, - в том смысле, что у Вас хороший вкус! - Спасибо,- смеясь, благодарю её за комплимент,- я сама  рассудок потеряла,  едва глаза подняла! А вот эта девочка с огромным бантом – мама Ники!

      Перебираю фотографии, свои и чужие, подаю, рассказываю, и прошлое накрывает меня как волна, с головой.  Вот они, совсем поздние снимки,  счастливые, улыбающиеся люди, - бабушка рядышком с дедушкой,  держат на руках своего самого младшего  внука  - Нику  … Она подошла ко мне сама, тогда, когда я уже почти в тупиковом состоянии, из последних сил боролась с отчаянием. Он не хотел меня ни понимать, ни видеть, ни слышать, я была для него  не только непонятной, но  чужой,  опасной  женщиной.

 И мне было уже много лет, меня не нужно было больше  жалеть и щадить, выбирая слова. А я с каждым прожитым годом чувствовала, что он необходим мне как воздух, для того чтобы выжить, притом в самом простом смысле этого слова – физически – физиологическом! Я чувствовала себя неполноценной калекой, у которой отсутствовала какая-то совершенно необходимая часть тела, и этой частью уже  долгие четверть века был он, безжалостно отторгавший меня, пресекающий любые мои попытки сближения. Сказать, что он причинял мне боль, это ни чего не сказать. Я задыхалась, как от ударов под дых, хватала ртом впустую воздух, испытывая ни с чем несравнимые страдания, что  достаются отвергнутым женщинам, которыми пренебрегли, даже не оценив.

 Я была похожа на большую, наивную дворнягу, над которой, куражится подвыпивший хозяин. Получив пинок, тихо поскуливая, отлеживалась, кося на него недоумевающим взглядом,  мол, «за что?», а потом всё равно, опять  выбегала ему навстречу, радостно махая хвостом, не помня обиды, любя, и веря в человеческую доброту.                Ни о какой женской гордости и растоптанном самолюбии речь просто не заходила. Так далеки и  не важны были для меня эти себялюбивые признаки суетной гордыни.  Инстинкт самосохранения  неумолимо приводил  меня опять к нему, и моя судьба вновь и вновь толкала меня кулаками в спину сквозь  годы,  разницу в возрасте, и социальном положении.

 И вот, после того, как в очередной раз, мне суждено было выслушать его гневливые и  нелицеприятные речи, я стояла, привалившись спиной к холодной мраморной колонне, чувствуя, как холод мрамора сменяет   холодный ужас безнадёжности, заползавший в душу, меня вдруг, окликнул незнакомый женский голос. Я обернулась, и оказалась впервые с ней лицом к лицу.  Передо мной стояла пожилая  женщина со следами некогда ослепительной, величавой красоты на лице.
 
 – Это Вы?! – спросила она меня скорее с любопытством, нежели с раздражением, -  А что у Вас происходит с моим мужем?!   Не припомню случая, что бы  он так сердился на женщину!   Первой моей реакцией был испуг: Его семья, жена, это всё было за гранью моего отношения к нему. Вначале, огромный  пиетет, и разница в годах, не позволяли мне воспринимать его как обычного земного мужчину, а потом, повзрослев, я поняла, что за успехом любого мужчины  неминуемо стоит женщина,  и что быть женой и матерью это огромный труд, а  в чём-то, возможно, и великий подвиг. И вот сейчас я напугалась, что где то я запросто перескочила эту грань, и  бестолково и кощунственно топчусь на чувствах, о которых сама ни  имею не малейшего понятия. Как случайно забредший в чужой двор пьяница, топчется на любовно взлелеянной кем -то клумбе. Без умысла, и не со зла.

                Но поняв, что она не собирается меня не уличать, ни обличать, говорю ей чистую правду: – Он  мне не верит!  Она пожимает плечами и спрашивает опять:- А во что собственно он должен поверить? - В моё существование, - уточняю я, не глядя в её сторону.  – Это так страшно?-  Осторожно продолжает допытываться она.  – Очень,  всё равно, как подойти к зеркалу, и не увидеть своего отражения!- Отвечаю я ей,  и сажусь без сил на скамейку. Она долго думает, как поступить, а потом всё -таки присаживается ко мне.

 – Вы не много от него хотите, он ведь он уже  не молодой человек!- Заводит аккуратно разговор в нужное ей русло. – Не  много, практически ничего, - опять говорю, не поворачивая к ней головы и продолжая глядеть в стену напротив. – Хочу, что бы он принял моё существование, и  общался со мной нормально,  вот и всё! А он  придумывает мне какие-то чудовищные  пороки, ищет во всём подвох или аферу, самые простые и естественные объяснения ему, почему то,  в голову не приходят. Мне всегда казалось, что достигнув определённого возраста, люди мудреют, и на многое смотрят проще.

 – Ну, допустим, Вашу привязанность к нему простой и естественной не назовёшь.- Возражает мне она.   – Моя привязанность к нему  более чем естественна. Когда я росла, я видела мир его глазами, он был для меня самым большим авторитетом.  Я, открыв рот, слушала его, и верила ему абсолютно!- Выступаю я  в защиту своих чувств, смотря ей теперь  прямо в лицо, медленно и жестко проговариваю фразы.- Он поневоле стал моим учителем, что удивительного в том, что я сохраняю к нему привязанность?!

  - Плюс первая любовь, - добавляет она первопричину, и я вижу её ласковый прищур внимательных глаз, и губы в полуулыбке.  Я киваю ей, молча и сокрушённо, вполне успокоенная её ко мне расположением,  продолжаю: - Вся  эта болезненность, родилась от нехватки общения, ему, понимаю, не нужно, а мне?! – Сначала я была слишком мала, потом слишком  опасна для репутации, сейчас он искренне не понимает вообще, что мне вообще от него нужно, и потому, мягко говоря, меня опасается.


  –Всем людям свойственно бояться того, чего они не в состоянии понять. – Опять её полуулыбка мне в ответ.   – Но он не глупец, и не мужлан, просто настолько закрытый для внешнего мира человек, а я для него диверсант, который хочет проникнуть в его святая – святых, во внутренний круг!  Чужой, от которого нужно обороняться. Враг, одним словом! Меня это оскорбляет, и я вновь пытаюсь убедить его в обратном.  Безнадёжная бесконечность! -  Машу  я рукой.

 – Ну, если Вы  сами  всё в состоянии понять, зачем  Вам его мучать?!- Опять участливо заглядывает она мне в глаза.  – Наверное, хочу, чтобы он тоже меня понял. Худо-бедно, с большим трудом,  и не сразу, но, я же, его понимаю! - Вы любите его до сих пор! –смеётся она негромко, и накрывает мою руку своей, предупреждая мои возражения. -  Да моя милая, здесь не надо быть психологом, отсюда и стремление  понять, и желание быть поближе, и прощение многих неизбежных обид.  Опять задохнувшись привычной болью, отворачиваюсь от неё, что бы скрыть слёзы, моментально  наполнившие  мои глаза.  Глотая их, выдавливаю  из себя сквозь комок в горле: - Вас оскорбляют мои чувства к Вашему мужу?   -  Над чувствами мы не властны. Оскорбляют обычно действиями, - спокойно отвечает она, и тут же, шутя, спрашивает,  - Соблазнять Вы его не пытались?!                -  Нет, как то всё не доходило до того, - сама  смеюсь я, утирая вырвавшиеся   на волю слёзы - Я пойду, пожалуй. – Она с усилием встаёт со скамейки, и, поймав мой взгляд, разводит руками, - мол, ничего не поделаешь, возраст!  - Спасибо, - говорю я, подымаясь вслед за ней,- Ваш муж меня так внимательно ни когда не слушал.

                - Я тоже довольна, что с Вами познакомилась, - улыбается она мне  такой родной улыбкой, что мне сразу хочется  по –детски к ней прижаться и спрятаться от всех проблем  у неё на груди.  – Я не знаю, как у Вас складываются взаимоотношения с другими мужчинами,  но, по отношению к нему, Вы всё-таки ещё  совсем девочка.- Мягко уличает она мою душевную незрелость .- Я знаю!  Мне с другими  самой намного проще.-  Соглашаюсь я.  – Постарайтесь его не идеализировать, он, в сущности, просто пожилой человек, со многими характерными его возрасту проблемами, -советует мне она.- Это и здоровье, и житейская усталость, и не желание принимать ситуацию,если она ему не нравиться.Надеюсь, Вы меня понимаете?

 -Да,- грустно отвечаю, понимаю, но себя всё равно, очень жаль!Она ободряюще касается моего плеча,- У Вас всё  поправимо!  Я думаю, мы ещё увидимся. На этом обнадеживающем моменте мы прощаемся, и расходимся, а через некоторое время я получаю официальное приглашение в гости.

 Ой! – вскрикивает Лана,- это Ника! Правда, я угадала?! А это что за девочка? И  показывает мне на фотографию, сделанную десять лет назад.  На ней Ника и  Марго, оба с портфелями собираются в школу, она в четвертый класс, а он в первый. – Это моя дочь.  Они с Никой  первого сентября идут вместе грызть гранит науки.  –Возвращаюсь я из  своего прошлого.

– Серьёзная такая девочка, -Лана изучает  фото с пристрастием, и спрашивает будто невзначай – А она ведь не живет с вами ? - Да, - успокаиваю я юную ревнивицу, - она живет с мужем в другом городе. – А я никогда бы не смогла уехать далеко от мамы.- С детским страхом в  глазах признаётся она. – Она всегда была очень  самостоятельной.  А потом, у неё замечательная свекровь, так что, я за неё спокойна! – Отвечаю я, и,  тащу следующую фотку.

Домашние снимки - посиделки на даче, застолья…  На более поздних из них, уже, кое-где  мелькаю  и я…Какое-то время она устраивала нам добровольно- принудительное общение.  Он, разумеется, был недоволен, холоден и сух со мной, но мирился с моим присутствием, уступая жене. Ей же, приходилось брать на себя роль лоцмана, чтобы моя утлая любовная лодочка, сколоченная пусть крепко, но из ненадежного материала женских переживаний, не разбилась о множественные подводные камни его непостижимого и противоречивого характера.  Периодами  он забывался, и я видела перед собою того человека, которого любила столько лет. Льды и снега, которыми он в  изобилии вымораживал мою душу, начинали таять.  Я раскрепощалась, и была почти счастлива, и благодарна ей несказанно, за это свое маленькое счастье. Зная теперь его  чрезвычайное упрямство, до сих пор удивляюсь, как она смогла его заставить всё- таки смириться с моим появлением в его жизни.  Полюбить меня как родную, он, конечно, не мог, но бояться явно перестал, доверяя жене полностью. Мы все научились терпеть: я его корректную холодность ко мне, он моё присутствие, а она, любовь чужой женщины к своему мужу. Мне  с ней было проще и уютней, и мы неплохо общались, понимая друг друга, а я, так вообще, считала её своей доброй феей, убеждаясь в который раз, что женщины устроены качественнее мужчин.  Так, за не частыми встречами, прошло ещё несколько лет. Не могу сказать, что в моей жизни что-то кардинально поменялось, но я научилась за эти годы улыбаться, и перестала акцентировать внимание на своих житейских проблемах, их, в конце концов, у всех хватает!

В тот  свой визит к ним, я нашла её сильно сдавшей. После «официальной части», и соблюдения всех этикетных тонкостей гостеприимства, она вдруг, позвала меня к себе в комнату для разговора с глазу на глаз.  Я удивилась,  зная, что в квартире,  кроме нас, сейчас никого нет.

                – Я хочу поговорить с Вами, очень конфиденциально,- садясь со мной рядышком, как тогда, в день нашего знакомства, начала она. – Речь сейчас пойдёт об очень важных для меня вещах, поэтому, прошу, постарайтесь меня выслушать, не перебивая, и не принимать скоропалительных решений.  Я, признаться, напряглась, но пообещала.

                – Как видите, я уже не в той форме, что была  раньше, ничего удивительного, ведь я старше мужа. – Я, было, открыла рот, что бы чего ни будь  ободряюще возразить, но она протестующее вскинула руку, напоминая мне о данном  обещании. – За то время, что мы знакомы, мы попытались обоюдно, как можно лучше узнать друг- друга. Сейчас,  я буду просить Вас об услуге, и может быть даже и жертве, и оттого, насколько допустимой Вы её сочтёте, будет зависеть, насколько спокойно я проведу остаток своих дней на земле.-  Опять предупреждающий жест в мою сторону.                Я остаюсь сидеть с открытым ртом, потому как звук застрял у меня в гортани.                Она берет не большую паузу, ей трудно проговаривать своё решенье не выбирая слов.


 – Я стала хуже себя чувствовать,- начинает она, собравшись с мыслями, - силы уходят. Я хочу предложить Вам переехать жить к нам. Хотя понимаю, чего стоит  взрослой женщине, которая долгие годы создавала свой дом, от него отказаться, и потом, у Вас всё таки семья… И, всё равно, я прошу об этом, не только потому, что возможно мне скоро понадобиться  уже не помошница, а сиделка, - тут голос её прерывается, а я,  уже давно безмолвно реву, держа её руку в своих руках, поэтому слёзы льются совершенно свободно.


 – Так вот,  - продолжает женщина, чьё благородство рвёт мне сердце,- ещё я не хочу, чтобы мой муж оставался при детях вдовцом. В любом возрасте это тягостный удел для мужчины. Они, в сущности, и есть,- слабый пол. Мы намного сильнее, и выносливее. - И она вытирает мне слезы с лица свободной рукой, и я опять вижу её умные, внимательные глаза. – Я конечно никогда  не решилась бы Вас к чему- либо принуждать, но видя Ваше к нему отношение, кто знает, может, сослужу  ему последнюю службу!

  Я закрываю лицо руками, качаю головой, и то ли шепчу, то ли кричу ей: - Как Вы говорите такое! Как Вы можете?!! - Могу! – Отрывает она мои руки от лица, и опять заглядывает мне в глаза. – Именно я и могу, потому что прожила с ним всю жизнь, и тоже люблю его, и хочу о нём позаботиться! И ты сможешь многое, если любишь!  Мне бы хотелось думать, что я могу на тебя рассчитывать, и что не ошиблась в тебе тогда.  – Жестко по-деловому, заканчивает она, откинувшись на спинку дивана. В жутком молчании проходят несколько минут, и я снова слышу её уже ровный голос - Пойдёмте, Я Вас провожу, не надо, чтобы кто нибудь из домашних застал нас в таком смятенье. Подумайте хорошенько, я не тороплю. С Вас только решенье, остальное я устрою, не волнуйтесь!


 Лана что-то оживлённо мне рассказывает,  держа в руке очередную, Никину фотографию. Я ей киваю, сама быстро отворачиваюсь, и смахиваю набежавшие слёзы.  Как ловко я научилась это делать!  При моей то эмоциональности, когда то, я была готова плакать по каждой причине и без, а теперь, даю волю слезам, дозировано, и только в полном одиночестве, чтобы даже следов от них никто не заметил. Уже давно никто не видит, когда я плачу. А я и не плачу!  У меня всё хорошо! Только вот иногда всё же придётся тайком, быстро –быстро, сморгнуть неуёмную водицу.  В это время, моя гостья находит большое семейное фото, сделанное в годовщину их свадьбы. Посередине, как водится, виновники торжества, а вокруг них дети, внуки и даже правнуки. Показываю Лане, кто есть кто, а она, со священным ужасом водит пальчиком по фотографии, считает! Пятнадцать  человек! – Восклицает поражённо она,- Неужели ещё такое  до сих пор бывает!   Мне понятны её удивление, и даже страх, и для меня десять лет  тому назад, жизнь в большой семье, ещё к тому же и чужой,  мёдом тоже не казалась!


  Аргументацию она сумела выставить домашним железную: - В доме маленький ребёнок, силы уже не те, вы все работаете, а в помошники по хозяйству не хочу чужого человека! Расчёт её был верен, и уже через пару месяцев я перебралась к ним, бросив и дом, и работу, из прошлой жизни забрав  с собой только дочь.  Я боялась всего:-  и то, что, будучи сама достаточно властной, не смогу ужиться с чужими людьми, и что явлю миру свою полную несостоятельность, как домохозяйка, и как я буду жить с ним под одной крышей, и наконец, как воспримет эти наши перемены во всём, моя собственная, десятилетняя дочь. Она то, как раз, адаптировалась раньше меня. Бабушка со стажем приручила моего ребёнка моментально. Я думаю, что та энергия добра и уюта, что она излучала, и чью благодать я ощущала на себе не раз, не оставила равнодушной мою колючую, недоласканную дочь.

Теперь мы постоянно жили на даче, впятером – Ника с бабушкой и дедушкой, и мы с Марго. В городской квартире остались  родители и старший брат Ники.  Детей возил в школу водитель,  и я, привыкшая таскать своего ребёнка  за руку   за собой всюду, вначале нервничала, потом пообвыклась, и нашла это удобным, поскольку сама была занята тем, что училась выступать в роли домохозяйки. День за  днём, меня посвящали в семейные тайны  вкусовых пристрастий мужа, детей, внуков.  На даче её здоровье стало лучше, чем в городе, но  я видела, как она  торопилась, научить, рассказать, объяснить.  С единственным моим, самым дорогим мужчиной, мы, не сговариваясь, заключили пакт о ненападении,  теперь мириться с моим  присутствием ему было легче, ведь я стала  человеком, приносящим его семье  конкретную пользу.  Тогда, не переча ей, я решила сама для себя, что если уж она доверилась мне, то я, обязанная ей приобретенной  душевной целостностью, буду с ней до конца, а потом исчезну из этой семьи, потому как, совершенно не возможно занять чьё либо место в чужой жизни,  не найдя там своего.

                Мы редко оставались впятером, к маме и бабушке постоянно наезжали то дети, то внуки, а то и все сразу. Жизнь шла своим чередом, страхи мои  потихоньку рассеялись,  и, мудрое её спокойствие передалось и мне. Казалось, что так будет всегда, потому что, ничего не может быть лучше, той размеренной, несуетной жизни, полной приятных хлопот и  заботы о любимых и родных людях. А вот, держу в руках её фото со мной.  Мы сидим на веранде, перед нами на столе полное блюдо клубники, её любимый чайный сервиз, и ваза с пышными пионами. А, вот, тем же летом – Марго и Ника обнимают с двух сторон бабушку, сидящую в шезлонге под деревом в саду. Все счастливо улыбаются в объектив,- это я фотографировала, и не знала, что это лето будет для неё последним.  Убираю эти фотографии, как бы невзначай, от гостьи, подаю ей другие, те, что могу комментировать безболезненно. Пережив зиму, она совсем ослабла, сильно исхудав, превратилась в хрупкую тень, и  даже по дому передвигалась с чьей нибудь помощью.  Только глаза не поддавались старости, оставались яркими, теплились интересом  и вниманием ко всему.


  – Я хочу дожить до настоящей весны, хочу увидеть, как всё зацветёт, собрать всех вместе опять под этой крышей!  - Твердила без конца  она мне, а может,  уже самой себе. Именно тогда, я научилась незаметно смахивать слёзы с глаз, и мастерски уходить от больных и неприятных тем в разговорах. Весна, как назло, была в том году затяжная, холодная, и только в мае природа, наконец- то, взяла своё, буквально за несколько дней украсив мир зеленью,  цветами и ярким солнцем. Майские праздники прошли великолепно. Наш дом был полон гостей, угощений, детского гомона, нежных объятий, смеха, добрых чувств, и искренней радости людей всех возрастов.  Ландыши и сирень некуда было ставить – вазы и банки закончились.  Она смеялась тихим, счастливым смехом, поднося к лицу  душистые гроздья своей любимой сирени, вдыхала их аромат с наслаждением и хвалилась мне- « Ты видишь, какая я молодец! Я просто не могла  ещё раз не увидеть всё это, то, что так люблю!» Я отворачивалась, а она ловила меня за руку, говорила, что в окончании земного бытия нет ни чего страшного, просто человеку не дано  этого знать, пока он не подошёл вплотную  к  тому по порогу.


После того, как все потихоньку разъехались по домам, по окончанию майских  десятидневных каникул, и я закончила прибирать опустевший дом, она захотела посидеть со мной вечером на веранде. Я постаралась устроить её в любимом кресле с комфортом, с подушками и пледом. Мы просидели там вдвоём  долго, вечер давно перешёл в ночь, а мы, то говорили, то молчали, дыша благоуханьем весны, любовались на ясное небо с яркими звёздами, и живописным, как на картинке, ярко- жёлтым месяцем.

  – Ты счастлива теперь? – спрашивает она меня вдруг.  Я отвечаю ей сразу и однозначно утвердительно, потому как нет у меня в этом ни малейшего сомнения,  теперь я полноценна и счастлива! -  Вот видишь, девочка, только даря любовь можно стать счастливым!  Когда мы встретились с тобой, в тебе было так много любви накоплено, что была она для тебя тягостным грузом. Боясь с ней расстаться, ты не умела её отдавать другим. А это, то богатство, которым  непременно нужно делиться, чем больше отдаёшь, тем больше прибывает. Любовь единственный,  всемогущий, универсальный закон жизни.  Только любовь может одолеть судьбу и победить смерть! Я благодарно сжимаю её руку своей, и, запрокидываю голову.   Отражения звёзд  в моих глазах  плывут по озёру слёз. А она, ещё долго сидит молча, умиротворённая и счастливая.  Следующим утром она уже не встанет…

После соблюдения всех должных сроков ритуала, я попыталась поговорить о своём отъезде. Надо  сказать, что, все эти недели  я страшно боялась, что он не справиться и уйдёт за ней.  Окончательно замкнувшись, днями просиживал в своём кабинете, не то работал, не то тосковал, и заходить туда, к нему, не решались даже дети. Пользуясь тем, что он позабыл притворить за собой дверь, я тихо появилась перед ним. – Мне, наверное, можно теперь уехать…- помолчав вместе с ним, выдавила из себя я,- Вам не зачем больше терпеть моё присутствие. -  Опять долгое -долгое молчание было мне ответом.

   – Хочешь меня бросить? Вдруг произнес он, когда я уже собиралась выйти,  приняв молчание за согласие.  –Нет, нет! Что вы!  - Впервые я дала волю чувствам, и прижалась щекой к его плечу. - Никогда! - Ну и зачем надо было заводить этот разговор?! Жена с меня взяла слово, да и с тебя наверняка тоже. Женщина она была очень мудрая и практичная, ничего, не подумав хорошенько, не делала, будем уважать её волю и свои обещанья.- Мягко оторвав меня от своего плеча, он проводил меня до дверей. – Ты иди пока, девочка, подожди меня в её комнате, сейчас я подойду, помогу тебе с вещами разобраться. – И уже за дверью, окликнув меня по имени, добавляет пару фраз, что так мне были необходимы всё это время – Прости меня, и потерпи, пожалуйста, ещё немного. Через год мы расписались.


  Со  стороны улицы слышится мелодичная трель автомобильного сигнала.   -  Ника вернулся! – Радуется Ланка, и мы, побросав семейную хронику,  бежим встречать своих мужчин.

                Мой единственный и   такой долгожданный, уже подходит к веранде, а в проёме калитки  появляется наш внук, гружённый пакетами из ближайшего  супермаркета.  Почтительно поздоровавшись с патриархом,  девушка  приходит на помощь Нику, и молодёжь тут же, затевает между собой весёлую возню. Я тоже спускаюсь с веранды навстречу мужу, припадаю на мгновенье к его плечу, а он, наклонив голову, в ответ целует меня в висок. Несколько секунд  мы молча смотрим друг другу в глаза. Я задыхаюсь от своей нежности и любви к этому человеку, а он лукаво блестит на меня  черным заревом зрачков,  а потом хитро спрашивает: - Что же ты, мать, трубку не берешь?!

   - А что, ты мне звонил? – Пытаюсь я припомнить, в какой части дома  бросила сегодня свой мобильник  .– Да не я, тебе дочь звонила, да так и не дозвонилась, - обнимает он меня за плечи, и мы вместе подымаемся в дом.

                – Ну, хорошо, что хоть тебе дозвонилась! -Легко прощаю я себе свою рассеянность. - Сейчас найду телефон и перезвоню. Ужинать будешь?-  Попозже, я отдохну полчасика, - и, снова, таинственный блеск  глаз в придачу  к ответу. Мы заходим в мою комнату, он видит ворох неубранных  фотографий на кровати.

-  Погоди, не собирай, я тоже посмотрю.  Накидав ему под спину подушек, вдруг нахожу свой сотовый, безнадежно разрядившийся, но так и не услышанный мной, ставлю его на зарядку, и иду накрывать на стол, оставив  мужа наедине с его прошлым. 

В пакетах нахожу не только снедь, и обещанное мне мороженое, а ещё и бутылочку недурственного вина.    -Винишко-то, по какому случаю?– спрашиваю у Ники.  – Не знаю,- пожимает плечами тот, - это дед купил. Через час мы вчетвером садимся ужинать.

Мой вечно любимый мужчина торжественно разливает по бокалам благородную жидкость цвета спелого граната, и опять хитрющими глазами посматривает в мою сторону.  – Ну, всё, сдаюсь! Заинтриговал! – Говорю ему, поднося фужер к лицу, что бы сначала насладиться ароматом вина.   -  Кто-то сегодня пропустил самую главную новость, - вкрадчиво начинает  муж, поднимая свой бокал, и приглашая всех жестом последовать его примеру, - и этот кто- то, скоро станет бабушкой!

 -  Я коротко ахаю, проливаю на себя вино, и бегу звонить дочери…   А, ночью, перед сном,  долго опять смотрю на фотографию той, кому обязана я своим теперешним счастьем, и нахожу те несколько слов, в которых уместилась бы моя история:

  - Она меня пожалела тогда…- говорю я вслух. – Она тебя полюбила…- эхом отзывается муж.(Он теперь всегда меня понимает)  – Может быть потом,-  веду я свою мысль,- а тогда, она меня пожалела, и поделилась со мной и любовью и судьбою…