Пентакль на лике времени

 
Я и другие.
 
Сокровенное письмо. Идиомы сознания. Ложность представлений о мире как о пространстве лабуды. Мир един! Его никто никогда не разделял на части, и он никогда не раскалывался как орех, потому что его невозможно расколоть; если от него отколупнуть краешек, то произойдет ужасный смерч и мы все тотчас улетим отсюда, в мир иной, что ли. Ну, вот так сказано в Книге - разорвать невозможно, потому что после не сшить разорванное... мн-мн... многое не превзойдено. Отсюда печаль наша идёт... а потому что! лапшу не надо бы на уши вешать кому-то; кому-то надо, а кому-то нет.
 
Пустующие отсеки души пыхтели злобой; им завидно было, что иные в курорты ездят вместо того, чтобы в них себя селить и там жизнью наслаждаться. Неумное я какое-то письмо тебе написала вчера, ненужное; не к тебе оно идёт, друг мой милый, а к душе иной, темно ей без меня, света просит - я даю ей свет. Она шумливая эта душа, ворошится всё, перьями наземь кидается, а я подбираю и тебе их несу; спроси меня - зачем я это делаю сейчас? зачем перья твои к чужому мне уму приставляю? чтобы ему лететь было куда. А куда?
 
Вот об этом сказание будет. Разверни лист и прочти написанное – там буквы одна за другой бегут и в строку ложатся. После они прямо встают, а пока так. Им надо ухватиться дружка за дружку, чтобы слой букв стал большим бумажным листом, как вперед смотрящий - как тот, кто одежду на себе одергивает прежде чем в дом войти. Я перед ними как курортный роман, то есть меня можно с охотой взять и почитать, а после в ведро бросить, что на палубе стоит и от трудов отдыхает. Корабль плывет, а оно стоит, а в нем моя жизнь валяется недочитанной книжкой.
 
Поэтому! Прошу внимания, господа! Отвлекитесь от чая с ложкой в стакане, и посмотрите на это небо. В нем звезда открылась и светит всем прямо в глаза. Да. Закройте глаза - я вслух читать стану вам эту книжку. Перед тем как мы с вами, господа, заметим, что на палубе нашего с вами корабля что-то изменилось, капитан чихнет три раза. Это будет знак, что глаза пора открывать и становиться лучше. Так. Закрыли. Все закрыли! Подсматривать не рекомендуется - это невежливо, да и не нужно, - посудите сами, кому это понравится, чтобы при нем рыбу чистили и требуху выправляли, а после эту рыбу подавали тут же? будто ярмо какое на стол выкладывали. Не должно быть этой тени, уберите её с себя - она вам глаза закрывает, а вы сами на свет должны смотреть, и видеть его ясно как созерцательный прибор.
 
Смяли все лишние бумажки и выкинули дружно за борт. Мы плывем без остановок, и это нужно понимать правильно. То есть мы нигде не останавливаемся, чтобы присмотреться к полученному результату; этот, отверзающий очи, - он ведь добровольно навстречу идёт, да? Поняли вы меня сейчас? Я думаю, поняли.
 
Тупая боль снова прошла сквозь кишечник, я застыл на миг, буквально на мгновение, а потом по новой открыл эту книгу - строчки плыли в сознании без остановок; их становилось всё меньше и меньше, наконец, они совсем исчезли. «Да, - подумалось без причины, - мы учреждены как бастующие сознания, мы что-то просим у Бога и он идёт нам навстречу, всё-таки он идёт!» Я смял страницу и бросил её в урну под стол; она мне чем-то не понравилась - я нашел её слишком грубой, чтобы соль могла проступить на поверхность содержанием - смыслом этого содержания, намеченного мной раз и навсегда: они должны быть вместе, эти двое, что бы ни происходило в их жизни, что бы ни отвлекало их друг от друга, что бы ни мерило их сознания своими аршинами, они должны прийти ко мне вместе. Это цель, и я назначил её в своей здоровой башке, которая сейчас почему-то вдруг заболела от этих мыслей, наверное, наверху, которыми запрудили моё я во сне - мыслей о том, что я печатающее устройство, а не явь, что я сам сон, который идет во сне, а я попросту говоря сплю и читаю какую-то книгу о себе самом; я почему-то не мог прочесть её раньше и мне приходится делать это, да.
 
Простите, господа! мне пришлось прерваться на минутку, мы решим этот ваш вопрос обязательно, не сомневайтесь - мы обязательно всё решим. Ведь решение неизбежно придёт - почему? Вы спросили меня это «почему оно придёт неизбежно»? Отвечаю. Потому что мы сами этого хотим. Иначе зачем спрашивать, господа, если мы не ждем никакого ответа? Бессмысленно задавать вопрос, если его нет. Он может стоять вверх тормашками, да он как угодно может стоять!.. только бы выглядеть как вопрос - ваш собственный вопрос Богу. Да, задавайте, пожалуйста, свои вопросы и пишите на них ответы, только берегите зрение - очки могут внезапно соскочить и вы увидите лицо Бога ничем не прикрытым. Это, господа, святое лицо и смотреть в него большой труд, пожизненный, я бы сказал, - планка поднята и я вам скажу, что её разглядеть тоже без необходимости практически невозможно, потому что она кому-то видна слева, - а кому-то и справа. Лицо Бога это большой свет, ух, огромнющий такой свет с неба шпарит и ничем от него укрыться невозможно. Нет такой возможности укрыться от него, потому что он не дождь и также не ветер... а? почему я замолчал вдруг? Я о счастье подумал, которое вам испытать придется, м-да. О великом счастье! господа, перед вами лежащем сейчас. Вы только уши поплотнее зажмите, когда оно к вам придет, чтобы не слышать кудахтанья этих кур на помойке вашей души, может статься, господа, что вы не так совестливы оказались как сами о себе думали. Понимаете... видите ли, все дело в том - я не успел вас предупредить об этом, а уж теперь поздно с корабля сходить - мы плывем как никак, так что в воду прыгать я вам не советую, смерть неминучая в водах-то наступает при сорокаградусном морозе... Да! на чем мы остановились? на этом предмете, из моих рук выпавшем, когда я вам смерть в водах предрекал. Что это за предмет? возьмём его снова в руки и рассмотрим. Вам он кажется маленьким? А вам? Большим кажется? А вы что скажете?.. да-да, вы девушка, - а почему мужчиной одеты? Ах, мне самому показалось!..
 
Послушайте, увольте меня отсюда, а? Я босиком по снегу пойду лишь бы не топить это судно. Ведь со мной вчера кундалини подрался, видите, я в царапинах весь? Увольте, я уйду, лучше смерть в снегах, чем справлять этот бал...
 
ОТВЕТ. Не представляется возможным.
 
Ага!.. не я, значит, уйду отсюда одиноким... Да побудьте же вы рядом! Куда вы торопитесь глаза закрывать? Я же не просил еще! и одежду снимать не нужно, пусть она на вас останется висеть, как шлагбаум, наперевес. Поройтесь в памяти - поищите этот значок «путь открыт», как будто вы его сами себе повесили на грудь. И сейчас чихнет маэстро, раз два три, дружно сняли парашюты и приземлились. Без приземления невозможно землю понять - я вас правильно понял, нет еще? Не понял, оказывается. Невозможно понять то, на чем ноги никогда не стояли. Земля это шар. Мы на шаре летим - вот и весь наш корабль, а кому охота на землю сесть, тот должен немедля парашют с себя сцепить и за воздух руками не цепляться, а по земле ползти, ползти, вот так ногами едва волоча, ползти...
 
Я бормотал эти слова всё лето. А зимой вдруг уснул, неожиданно для себя. Я застыл в положении стоя, став переменной облачностью и временами снегопадом. Я ложился на асфальт чем-то белым, кружась в воздухе небольшими каплями, я переставал слышать то, что мне говорил этот голос во мне, неумолчный, не претендующий на состязание со мной в крике, потому что я охотно кричал, когда мне становилось невмоготу слушать его причитания возле уха, моего единственного уха! которое я спер у Господа Бога, когда он лег спать на правый бок, потому что во сне я слышал как он храпит иногда в моём сердце - такой тихий небольшой храп в сердечной мышце, называется тонус.
 
Я нумеровал страницы во сне. Я лез на башни и ложился копотью на стены, я пер дымом из этих труб, торчащих повсюду, где только можно их было воткнуть! Я стремительно возвышался и стремительно опускался, я хотел струиться и одновременно с этим, господа, я не понимал, где я нахожусь; я не понимал кто я, стоя у этих ворот со знаком плюс на лбу. Моё сознание стерлось на изгибах, оно испортилось как сознание человека, оно стало инертным и каким-то могущественно безучастным ко всему, что происходило перед его глазами. Я слепил из него шар и стал его Богом, подходящим таком Богом для этих небес, которые я повесил однажды на стенку в своей комнате в виде портрета милой мне девушки, и стал ждать, когда отзовется её сердце, также созданное моим воображением - как инкунабула в отеческих руках заботливого мастера перестает быть книгой, а становится переплетом страниц в кожаном одеянии сверху и нежным ропотом голубиц внутри.
 
Но жар небес испарял и эти небесные создания. Они шептались озоновыми дырами, они шушукались как карлицы в моем мозгу, они шевелились как светоносные жилы, по которым течет кровь неведомых мне историй; они истязали моё я, из которого они вырывали куски тканей и образовывали из них свои маленькие я, заменявшее им одно большое моё, заданное им как их собственность - как мост, может быть, в те пространства мелководья, в которых они жили. Я не хотел делиться с ними своим я, я не хотел отдавать им то лучшее, что у меня было, но мне приходилось это делать, потому что я понимал - иначе им не выжить, иначе это место превратится в болото и станет скорее похоже созерцательный угол, чем на стремнину внутри перекрещенных потоков сил света, идущих один от жара сердец, другой от ясного света в голове. Но мысль моя бежала от меня, и я оставался один, с тупым карандашом в руке и резинкой ластиком для стирания ненужных точек и тире, занимавших место и ниоткуда не приходящих, а просто так набегавших. Требовалось время, чтобы избавить это пространство от пустующих в нем мест.
 
Кому-то пурга ударила в голову и она закружилась. Я освоил понятие добродетели и, знаете, преуспел в этом! Я вам покажу сейчас, что это такое. Посмотрите направо - да, с закрытыми глазами - глаз открывать нельзя, я же сказал об этом, и не прижимайте пальцами! Они сами откроются, когда время подойдет; так. Бессердечных попрошу не волноваться - это всего лишь звук планета издает, да, планетарный шум - слышите!.. (я поднял палец в небо; оно светилось голубыми оттенками, хотя я ожидал большего свечения). Нам придется отступить минут на пять назад, потому что это небо не готово. Так, господа! Резко открыли все рот. Я попрошу встать тех, кто сидит. Угу. Это пересечение мы должны пройти стоя. Так. Попробуйте волноваться - вы, вы, я вам это говорю. Вдохнули побольше воздуха, грудь колесом выкатите, так, замрите на миг, выдохнули. Хорошо. Теперь замкните себя на ключ и забурлите водами - то есть чувства гоните из себя, выгоняйте их вместе с мыслями! Мол, я то-то и то-то, я есть хочу, я не спал вчера, мне бы хворосту побольше и я поджег бы этот дом... ну, что же вы, делайте, делайте это - я с вами, я прослежу. Так. Что у вас в руках сейчас? Да посмотрите! это не больно - миска? с хлебом. А чай налили? Хорошо. А вы, у вас что? постель приготовлена? Ну, и ложитесь в нее! И спите, можно и похрапеть даже, но не слишком, а то остальных разбудите. Та-ак, - так-так... А вы? Глаза завязаны?.. отойдите-ка в сторону, я сам посмотрю. Вы задачу мою правильно поняли? Бурлить сознанием и из себя вместе с чувствами выбрасывать; почему вы на костре стоите? Как так получилось, что вы стоите? а не тот, другой? Вы кому пожар приготовили? Ах, власть у вас отняли. Ну, понятно.
 
Я не смел приближаться к этой особе - она чувствовала меня даже с завязанными глазами, она сжимала в руке моё я всё сильнее и сильнее, я неистовствовал от боли; я бредил сознанием истины наверху, а внизу я продолжал жить как запятая в её строке. «Потому что фраза не окончена...» думал я собой, а мысль утаскивала меня всё дальше и дальше, становясь длиннее и ненадёжнее; я мог бы назвать её своей перебежчицей, потому что она внезапно вспыхивала на другом конце провода, воткнутого в рамку её ума.
 
А я?.. разве я не страдал полями этой книги, исчерканными вдоль и поперек! Разве я не жил в особых условиях ради неё одной, этой милой девушки с фотографии? А? разве я не старался превзойти мир и остаться в нем...
 
А для чего остаться-то?
 
Ну-у... для чего... я не знаю - так просто, остаться в нем. Ну-у... как бы на века, что ли... Я не знаю! - вдруг заорал я, и проснулся от этого крика.
 
Простите! Я вас уже понял - вы хотели... простите! ещё раз умоляю вас об этом, и не обижайтесь на глупость переменных чисел в вашем сознании, они, знаете, сами идут. Глупость, конечно, а что делать? вы уже вопрос свой задали, Богу-то. Он ответ на него ищет - ну, и получается, что вы ничего у Него толком и не спросили, мол думай Сам, что мне такое от Тебя нужно. Я, конечно, ересь приготовил. Ну, сами знаете как это бывает с теми, кто будто бы сумел дорожку найти. Ну, правильно, правильно, господа! Конечно, я имел в виду поле нашего с вами обзора действительности, действенного такого поля, в котором мы себя осуществляем - когда в нем находимся. Вы спросили меня о нем? Кто это? Я вас не расслышал, кажется, - мне показалось, что вы пузырёк с ядом попросили, нет? я ослышался? Ах, это буква я... Понятно. Стоп! Приготовились! Сейчас капитан чихнет. Раз! Два! Ну... три же! Ура, господа. Мы все очнулись - все, все очнулись, и вы тоже очнулись, да потрите ему глаза! Ага, вот так, хорошо. Теперь мы онемели. От изумления - как от чего?.. Мы с вами присутствуем на потолке, и прошу обратить внимание на его высоту. Это - небо. (И я опять указал пальцем в небо, там на этот раз висела звезда; она подмигнула мне - мол, давай, вещай, а я тут на тебя полюбуюсь). Это - звезда в небе (я уперся в нее пальцем), единственная. Давайте рассмотрим её поближе. Вот она смотрит на вас, господа, - полюбуйтесь её свечением и прекратите с нею связь. Как? Молчанием.
 
(Длинная пауза, звезда свешивается с небес на ниточке).
 
Тсс... Все молчим... еще молчим... и молча так наблюдаем. Что это с ней происходит?.. почему она не падает? Так. Вы! Подойдите поближе - что вы о ней подумали? Вслух, пожалуйста, скажите это нам всем. Удобно расположились в креслах и слушаем. Приступайте!
 
Прости, душа, прости! Я не знал, я ничего не знал о тебе! я с порога бросил цветы на пол... Ах, какая боль!..
 
Примкните к нему душой - он ничего не знал, оказывается. Садитесь на место. Поблагодарим все! Аплодисменты. Хорошо. Это настоящая удача! Что вам показалось? его нет с нами? Ему не место среди нас? А почему вы так подумали?.. Ах, он неграмотен.
 
Этот спектакль продолжался еще часа три. Я размяк, раскис, распух! Я сделался богат утробой. Бульканье воды простиралось до горизонта моего я, и там закачивалось. Я хотел встать и уйти. Выйти! просто выйти. Моё сцеженное в кюветку я плавало как звучащая основа меня самого, а я не мог разобраться где я нахожусь - на земле или в небе, мерцавшем надо мной как полярный круг. Слушай мою команду! - опять забарабанил в мозги этот неугомонный чудак, этот сиплый голос, крушащий всякую надежду на смелость мысли во мне; параллельное сознание заработало осмысленно. - Ну, северное сияние заработало во всю мощь. Значит, берем этот круг и ставим его на попа. Зачем вы сняли с себя шапочку? Наденьте назад. Да, я хотел сказать на голову наденьте! а не сверху положите - натяните её, натяните на уши! вот так. Теперь топайте ногами по палубе - вверх вниз... еще... еще... ать-два, ать-два... Та-ак. Теперь сияйте. Да, сами. Светитесь же! почему вы не светитесь? Я же велел! Простите, - вмешался женский голос, - вас опять к телефону. Да, на верхнюю палубу, поднимитесь, пожалуйста.
 
Моя больничная койка плыла вместе со мной на эту верхнюю. Я барабанил в двери, я стучал костяшками пальцев и мне открывали какие-то люди в маскхалатах; я заряжал их пистолеты и летел пулями, я разрывал чьи-то сердца и отчаянно нуждался в своём собственном, а ты всё сидела рядом со мной на табурете и думала что-то своё.
 
«Почему ты не ушла домой? - спросил я тебя, - зачем ты сидишь тут?»
 
Я что-то перепутал, глядя как ты показала рукой на грудь - там лежала большая звезда. Она расположилась ровно посреди моей груди. Я зажег спичку и заставил её гореть, она вспыхнула. Пламя огня текло вверх, я понуждал его двигаться. Я перемещал в него свои силы, и они шли, становясь этим пламенем. Я усиленно жег в нем всё, что доселе (на деле) составляло мой жизненный опыт, мои пространства любви, мои веру, надежду и любовь - мои я, которыми я так гордился в своём сознании! Я становился этим пламенем. Мой рот хватал воздух, пропитанный слюной опускался в желоб. Он проникал в щели и раздувал это пламя внизу живота, которое затем направлялось к выходу через сердце. Нет! – я запротестовал, - не надо, я не хочу, я не смогу так жить, - сказал я кому-то, и мне ответили, - а ты попробуй!