Про Чехова, Сибирь и шампанскую бутылку. Часть 2

В мае того же 1890 года Трофимыч отправился на рыбалку. За стерлядкой. Взял не много, полмешка. Пару-тройку на ушицу, остальное - коптить.

Когда уже возвращался, в тальнике увидал пузатую бутылку. Выловил. Она была запечатана сургучом и внутри виднелась какая-то бумажка.

Трофимыч принёс бутылку домой, поставил в угол, у дверей. Сейчас, вечером, при тусклом свете лучины, открывать не стал - подождёт до утра, ничего с ней не случится.

Трофимыч был уже не молод, шестой десяток разменял. Спину к вечеру ломало, да и руки были уже не те, чтобы грести три версты кряду. Он взбил подушку, лёг на печь и накрылся тёплым одеялом – вроде май месяц, а с протоки тянет сыростью.

Наутро Трофимыч проснулся, соскочил с печи, умылся холодной водой, крякнул и развёл руки в стороны. Суставы хрустнули. Он быстро сгоношил завтрак, поел, облизал ложку. На дворе, весело опуская колун на берёзовую чурку, мурлыкал себе под нос про Марусеньку и белыя ножки.

Он провозился весь день – в своём доме всегда работа найдётся. Вечером, закрывая дверь, задел ногой давешнюю бутылку. Она, казалось, светилась каким-то внутренним светом. «Чудны дела твои, Господи», - подумал дед и поставил бутылку рядом с печкой. Ночь принесла удивительные сны: ему снился городской худой человек в пенсне и с учёной острой бородкой. Человек грозил пальцем и говорил лекарские слова.

С этого дня хвори покинули Трофимыча. Стал он бодр, весел и удачлив, как в молодости. Да, а бутылку чудесную спрятал. Вынул в боковой стенке печи два кирпича и туды её, значит, определил. А чтобы от чужого глаза оборонить, дощечкой прикрыл и побелкой помазал – как так и было.

Прошло много лет. Дед рыбачил, охотился, ростил на огороде репу, редьку и картоху, держал курей. Где-то далеко была война, потом ещё одна, и ещё. Где-то далеко менялись начальники, иногда они добирались и до Трофимыча, записывали его в свои гроссбухи. Но до времени не трогали.

Однажды появились молодой рыжий парень с милицанером, документами интересовались и возрастом зачем-то. Сказали, что документы у Трофимыча сомнительные и надо ему прибыть в город, в Остяко-Вогульск, для сверки. А не то. Времена нынче опасные, враги кругом советской республики и проче само то.

Трофимыч и сам знал, что так не может продолжаться вечно. Что однажды кто-нибудь посмотрит на его документ, потом на него самого и не поверит своим глазам.

Он, в общем-то, давно был готов к этому. Лодка новая, тулуп тёплый, одежонка какая-никакая, снасти-ружья. Всё было приготовлено заранее и на сборы много времени не ушло. Самое важное – бутылку – он вынул из печи в последний момент, завернул в тряпицу и сложил в мешок.

Он знал, что там, на востоке, можно войти из Оби в реку Кеть, подняться до истока, пройти старинным каналом и далее, по речке, название которой он забыл, попасть в Енисей. А уж за Енисеем, рассказывали, такая глухая тайга, что ещё полвека тебя никто не сыщет. И можно будет начать новую жизнь. С чистого листа