Путешествие в город L. глава 1

                ***

                1

Он приближался к городу, совершенно не представляя себе, что будет там. Мимо мелькали пейзажи, мало отличавшиеся от русских – леса, поля, неказистые здания, церкви – разве что церкви встречались тут чаще. Нет, ему приходилось видеть фотографии этого города, и они, конечно, разжигали воображение, но… Но тут вдруг в правом окне поезда, уже замедлившего ход, появился пейзаж, который раньше ему никогда не встречался. Что ощущалось тогда? И разве можно передать это «тогда» в сиюминутном «теперь»? Да-да, проще писать о чувствах генуэзца, впервые в истории Запада достигшего Багамских островов, из которых первым был Сан-Сальвадор; можно вспомнить о европейцах, увидевших кенгуру, и описавших его, как помесь кролика и лошади; можно даже привести сравнение с человеком, будто бы увидевшим динозавра – или, хотя бы, лох-несское чудовище (если оно и вправду существует); наконец, можно сравнить эти чувства с чувствами землянина, оказавшегося на Марсе или какой-то другой планете, и притом – планете населенной людьми, во многом напоминающими нас.
Все эти сравнения в какой-то степени дают представление о городе L. Однако всегда присутствует вечная проблема: как высказать невысказываемое? Не находился ли путешественник в том же состоянии, как и те, кто впервые увидел кенгуру? И разве можно узнать кенгуру, читая, что этот зверь передней частью напоминает кролика, а задней – лошадь? Нет, кенгуру можно либо увидеть, либо.. Когда путешественник проезжал мимо предместья города L, он сразу понял то, что и понять нельзя: его язык и все слова, которые приходили на ум, были жалкими нищими, для того, чтобы описать невиданное зрелище, представшее перед его очами. Словно человека, никогда не писавшего стихи, не помнящего ни один стих наизусть, не имеющего никаких талантов в стихосложении, вдруг заставили написать поэму, более гениальную, чем у Гомера, Данте или Гете, вместе взятых. Что тут поделать? Немому остается или полностью замолчать, или невнятно мычать. Наш путешественник, будучи разговорчивым от природы, выбрал второй вариант.
Что же он увидел? Как будто чья-то рука (и вряд ли человеческая рука) вылепила из глины эти вереницы двух- или трехэтажных домиков, - и вылепила их сразу старыми, видевшими на своем веку столько событий, что не хватило бы и всей мировой литературы. В узком пространстве между домами ходили люди, и это было поразительно: неужели эти люди – настоящие? Такие же, как мы, существа с неповторимым сочетанием плоти, крови и духа? Как они живут в этом сказочном пространстве? Увидь он на появившихся улицах гномов, гоблинов или эльфов, удивление, видимо, было бы меньше. Да, люди вроде бы похожи на нас, но уж больно не похож на наши этот город.. Поезд проехал еще немного, и дальше восторг путешественника взорвал сердце и горло так, как никогда доселе – он увидел розоватую церковь с большим круглым куполом, - маковка, но и не совсем маковка. Как если бы рука, что вылепила те улицы, которые он уже видел, постаралась тут как-то по особенному – и к этим гномьим жилищам добавили Большой Праздничный Дом, увенчанный, как в легенде. Словно бы рука, что вылепила этот Дом, не оставила его, а продолжала лепить, и он рос и возвышался над всем городом. Что-то игрушечное было в нем, но не искусственное – что-то подлинное из детского мира, из мира невинности, из мира ангельского, когда сказка является реальностью, а реальность – не более, чем крайне неправдоподобная история. Было что-то из ощущения, что твое сердце отныне и есть этот старый купол, и он бьется, передвигая твою кровь по венам, ведь без него ей суждено остановиться..
Вот и вокзал. Как и всегда, путешественник спустился в подземелье вокзала – надо же сойти в ад, чтобы потом вознестись к раю. Он вышел из вокзала, и ему захотелось перекреститься, ибо он ощутил себя скорее паломником, чем туристом. Это чувство возникло бессознательно – тогда он не думал об этом, но впоследствии, побывав в городе L не раз, он понял, что это было чувство, близкое к благоговейному. Все было новым: и булыжники мостовой, уложенные как детский паззл, в виде какой-то странной картины; или то были элементы цепочки местной ДНК? Или неизвестный путешественнику ребус, который он должен был разгадать, чтобы вернуться домой? В общем, он сразу ощутил себя в лабиринте – или впустил город в свой внутренний лабиринт: он блуждал в городе, пока город в это время блуждал в нем? И кто из них заблудился больше? Он хотел сесть в трамвай, однако ноги повели его в ином направлении – к  темным шпилям костела. Они были видны еще с вокзала, и, казалось, они направлены не в небо, - а прямо в него.
Завидев их, он стал практически невменяемым, - гипноз ли это был, или временное помутнение рассудка, - но теперь он был сродни медиуму, через которого вещают духи, и духи были добрыми.. Через несколько минут он подошел к костелу, чтобы все-таки сесть на трамвай; костел был справа; правильнее сказать: костел был, а его практически не было, словно он исчез, словно его субстанция растворилась в камне костела, а от самого паломника остались только внешние признаки, один телесный вид. Он чувствовал себя громадным как костел, но его человеческие масштабы все равно оставались маленькими – он не мог вместить это огромное готическое тело, и его собственная плоть трещала по всем швам, начиная выпускать наружу непослушную душу. Путешественник попытался тронуться с места, и понял, что он не в состоянии этого сделать: разве можно сдвинуть с места эту каменную гору – нет, он не мог понести этот храм; он помнил, что вера и горами движет, но его вера была слишком слаба, а костел слишком тяжел – о, если бы было наоборот! А пока он не мог отвести взор от церковных остроконечностей. Тяготение, которые было намного больше ньютоновского, влекло его войти в храм и остаться там – тогда бы он точно потерял сознание; но путешественник чувствовал себя недостойным; кроме того, притяжение суеты уже начало сказываться в нем – сначала нужно устроиться в гостинице, а уж потом.. Но покинуть пространство рядом с костелом все равно было выше его сил.
Чему он подобен? Разве эти шпили – не рога единорогов? Скорее всего, так. Или это персты ладони, в благословляющем жесте, вытянутые туда, где живет Спаситель? Видимо, сравнение с единорогом подходит больше – и костелу, и городу. Единорог – вроде бы обыкновенная лошадь, но вот его чудесный рог делает его существом сверхъестественным; и поймать его может только непорочная дева. Так и здесь: город, его улицы и храмы – все вроде бы похоже на остальной мир, но везде этот чудесный рог единорога, который превращает реальность в легенду. А ты – непорочен ли ты, чтобы жить в этой легенде? Разумеется, нет; вот и блуждаешь в ней, ища разгадку тайны, которой тебе не найти.