Путешествие в город L. глава 4

                4


Сколько ни ходил он по городу, всегда ощущал его особую геометрию – идешь по прямой его улицами, но попадаешь совсем не туда. Словно здесь своя местная математика, свое число измерений – и, к тому же, оно постоянно меняется. Глядя на знаменитую городскую брусчатку, он поневоле приходил к мнению, что она напоминает какой-то вид пчелиных сот; то же касалось и домов – будто путешествуешь в огромном улье – только соты не шестигранные.. Какой же мед туда заливают пчелы Господа Бога? Задавшись этим вопросом, он понял одно: в городе L.лучше брести, куда глаза глядят, безо всякой видимой цели – и  тогда будешь идти по воле Божьей. Так он и старался идти, пока не обратил внимание, что за ним постоянно следят – кто? Да это же.. Божья Матерь.. отлегло от сердца.. Его статуи тут всюду скрываются в нишах – словно Пресвятая Дева из смирения не навязывает Свое присутствие людям – верь, если желаешь. И Она не следит за тобой – Она оберегает тебя везде, на любых путях, даже самых темных. С этой мыслью ему стало легче дышать – он еще раз посмотрел на статую Богоматери в цветах, - как Она прекрасна; Она прячется от дождя? Но зачем? Она и так всегда в светоносных каплях благодати..
Он снова стал размышлять об образе местного благочестия: сразу видно, что горожане глубоко чтут Пресветлую Мать. Ее белая статуя стояла почти в самом центре города. В городе было и множество икон, но они в основном были в храмах, и только на церкви Успения была видна большая икона Приснодевы. Статуи же  были не столько в храмах, сколько выходили на улицы и площади. Конечно, он объяснял это католической окраской местного благочестия. Большинство местных жителей каким-то чудом совмещали и благоговение перед статуями Пречистой, и молитвы перед Ее иконами. Но какие все-таки разные это были образы! И те, и другие, - были прекрасны, и совершенно бессмысленно было бы спорить – что прекраснее; но красота была разной, и она показалась ему не совсем совместимой.. Посетив местный музей икон, он видел воочию религиозный путь этих горожан: в средние века у них преобладала православная икона во вполне классическом духе; затем, под влиянием соседнего католического края, иконы становились все более реалистичными, живоподобными, из них уходила та надмирная сакральность, которой особенно славились византийские иконы; на ланитах Христа, ангелов и Святой Девы заиграли розовые лучи; в выражениях лиц стала проявляться известная человеческая «приятность»; однако все же это были иконы – и им все еще было довольно далеко до европейских религиозных картин той же эпохи; но когда жители города стали католиками православного обряда – появились статуи, где тенденция к живоподобию, приятности и человеческой красоте Пренепорочной Девы – получила свое логическое завершение.
Миловидная Мадонна, Юная Прекрасная Дама, - в статуях и скульптурах, - победила Матерь Бога православных икон. Эти статуи и иконы изображали Одну и Ту же Преблаженную Деву – но они соотносились как земное и небесное, человеческое и божественное. Конечно, за столетия сосуществования  православия и католичества на этой земле, образовался их причудливый симбиоз. Но разница была в том, что статуи скорее разделяли земное и небесное во Христе и Приснодевы – оставляя на земле только человеческое, и предлагая через него воображать божественное на небесах; а иконы стремились явить единство земного и небесного уже здесь, в смертном мире – являя собой образ Боговоплощения в Церкви, и не желая давать места воображению божественного в отрыве от человеческого. В статуях было больше любовной лирики, фантазии, чувственного восторга; в иконе было больше строгой молитвы и таинства причастия. Но горожане научились за века совмещать и то, и другое, - и он не переставал дивиться тому, как их сердце способно на это.
Стремясь понять их душу, он заходил не только в восточно-католические церкви, но и в церковные лавки – чтобы увидеть, чтобы прочесть о том, чем они живут. И везде он видел родные для него православные иконы, и не так уж много статуй. На одной из статуй Божьей Матери, в которой было видно большое красное сердце, была видна надпись: руками не трогать. Во множестве книг особо подчеркивалось, что горожане хранят православный обряд, но при этом верны католической церкви. Но что для них важнее? Это оставалось тайной. И ее не так просто было разгадать – для этого надо было прожить в городе L. годы, а он – приехал на мгновение.. В тех же книгах постоянно проводилась мысль, что местные жители много пострадали и от православных, и от католиков, и от безбожников; это создавало ощущение, что для них очень важно провести разграничительную линию между собой и всеми теми, от кого они пострадали, и на кого они не хотят быть полностью похожими, чтобы сохранить свою уникальность – свою особую религию, историю, культуру, язык. Если представить, что никаких внешних врагов у них нет, и их вере и культуре ничто не угрожает – как бы вели они себя тогда?
По-видимому, для горожан был важен и их православный обряд, и «католичность» их веры – но  за обряд они держались крепче, ибо без него потеряли бы свою душу; и в этом обряде была и крепость православной веры; за католичество они держались – как их отцы и деды; однако здесь было все-таки что-то вторичное по отношению к обряду – и не случайно множество жителей L. исповедовали православие.. Он предполагал, что их католичество все же не так основательно, как у соседних народов: его исповедуют, но не всем сердцем, ибо это сердце открыто и православному обряду, через который всегда возникает возможность полного принятия православной веры – а вот возможность полного принятия католичества вместе с обрядом латинским – едва ли.. Принятие же и восточного обряда, и католической веры в одинаковой степени – всегда будет создавать состояние неустойчивого равновесия..