Моя Бутка

Моя  Бутка.


        Когда я вспоминаю и  рассказываю своим родным и близким факты из своей  детской жизни в  два - три года, мне верят редко и говорят, что я выдумываю, но слушая сопоставляют те события, и понимают, что я оказываюсь права, что это так и было на самом  деле…

Я  вижу  мир !

       Родилась я на зорьке  алой, в теплый весенний  и  ласковый  день, 21 мая 1961 года, в Зарекой, на улице Трудящихся дом 7. В доме этом жили мои дедушка с бабушкой по маминой линии Трусовы - Григорий  Власимович и Афонасья  Евграфовна. Это самые  главные  люди  в  моей жизни, которых мне не хватает, и по сей день.
      Семья у нас была большая, как говорили в то время - многосемейная.
Папа с мамой молодые, всего-то тридцать три и тридцать лет, а я в семье уже родилась пятым ребенком. Папа в то время работал зоотехником  в Буткинском совхозе, только переехали из д. Боровушки, где он был управляющим отделения. Начали строить дом рядом с дедом, поэтому, когда я родилась наша семья жила у деда. И все лето торопились, строили дом, чтобы  осенью зайти в него.
       В  моей  памяти почему-то остались  стены обитые дранкой, еще не щекотуренные. В комнате, стена которой выходила во двор, в ограду было окно прямо  у  ворот и печка, большая-пребольшая. Так вот, оказывается, около этой стены стояла детская кроватка.
       Затем, четко помню, как родилась моя младшая сестра Вера, мне тогда уже было три года. Было темно на улице и в большой комнате, ее тогда называли горницей, не было света и двустворчатые двери были закрыты. Я туда тихонько юркнула, а там в моей кроватке-качалке лежит маленькая девочка и ее укачивает папа. Он мне сказал, чтоб я вела себя тихо.
- Кто это, папа?
- Это ваша сестренка Вера. Она маленькая и боится когда кричат, поэтому вести себя надо тихо  и  не  баловаться!
Вот уж  не баловаться-то было совсем невозможно!
С этого  момента, как я сейчас думаю, дед с бабой и стали главными и самыми дорогими мне людьми. Мама  была замотана хозяйством, детьми, работой. Папа- учебой, работой, строительством, семьей и т.д.
А вот дед и бабушка всегда были мне рады, там я находила заботу, ласку, познавала жизнь.

 Дедушка  Гриша.

          Деда Гриша просто удивительный человек, прожив уже больше сорока лет, я все еще не встречала в своей жизни такого доброго, интеллигентнейшего человека, как он, человека с чистым, без намека на какую-либо пошлость, юмором,  открытой душой и светлым взглядом. И весь его облик был таков, как будто он заранее в чем-то виноват, кстати это выражалось и в облике его родного брата, дяди Яши. В этом я разобралась много позже, когда их уже не было рядом, о чем очень жалею, что не могу все у них расспросить. Ведь целый кусок жизни - десять лет репрессированных - выпадают из моего повествования о жизни самого любимого человека на земле. О них им было запрещено говорить.
         Дед Гриша родился 28 сентября 1906 года рождения в деревне Немковой  Буткинской слободы в семье крестьянина Трусова Власима Семеновича и его жены Трусовой (в девичестве тоже Трусовой) Настасьи Григорьевны. Он был четвертым ребенком. А вообще в семье было шестеро детей. Семья, не сказать, что жила зажиточно, но и не бедствовала.
Прадед имел мельницу и крепкое хозяйство: коровы, овцы, быки, курицы, лошади другая всякая  живность. Дом их стоял на красивом месте, на берегу речки, большой, как тогда называли, круглый. Это потому, что крыша имела  четыре ската, и все постройки на дворе закрывались одной крышей. В начале 20 века, в крестьянской Руси, это было типичное крестьянское хозяйство с десятинами  земли, с наемными работниками во время сенокоса и жатвы. Дети подрастали, помогали по хозяйству, смотрели за младшими детьми. После революции строили новую жизнь, вступили в колхоз, женили детей.
       Старший сын Александр Власимович, был женат на девушке - Апросинье Андриановне, у них была дочь Тамара Александровна. Репрессирован. Тамара жила в г. Богдановиче, у  нее  был сын , как его звать не знаю.
       Михаил Власимович, погиб в ВОВ, жена его Настасья Осиповна всю жизнь прожила в д. Немковой, с сыном Александром Михайловичем Трусовым, снохой Тамарой Полиеровной, в девичестве Буторина. У них дочь Галина Алесандровна Трусова (Микушина), работала  директором Буткинской вспомогательной  школы, педагог – логопед. У нее муж Валерий Кузьмич Микушин, работал в Буткинской пожарной части. У  Галины есть дети: сын Владимир, живёт в Екатеринбурге, у него трое детей; дочь Ольга Казакова, муж Алексей Казаков, дети Софья и Егор, живут в Уренгое;  и сын Евгений, живёт в Бутке, у него двое детей. Александр Михайлович умер в начале 21 века, дочь его Галочка скончалась в декабре 2014 года от болезни, а за ней и муж Валерий в июле 2015 года.
        Анна  Власимовна была замужем за Ведровым Иваном Семеновичем. У них две дочери: Руфина и Серафима, был еще сын. Иван Семенович  пришел с войны раненый, вскоре умер от ран. Сын погиб. Анна Власимовна  вторично выходила замуж, но в браке не состояла, за Саночкина Ермила. Принимала его в дом. Жили счастливо. Руфина жила в г. Камышлове, у нее сын Гомзиков Виктор Алексеевич, у Виктора сын Александр и дочь. Серафима вышла замуж за солдатика, Савицкого Осипа, и увез он ее в Белоруссию, в поселок Озаричи. У них дочь Таня Цурко(Савицкая) и сын Александр Савицкий.У Тани муж Василий Цурко, две дочери Елена и Евгения, а также внучка Анечка. У Саши две дочери. Живут в г. Минске.
        Григорий Власимович, мой дед, был женат дважды. Первая жена была Наталья, вроде как из д. Зарубиной или Упоровой, точно не знаю, но с той стороны. Дед ушел в армию, она его не дождалась. На бабушке моей, Афонасье Евграфовне Бердниковой женился в 1927 году. У нее тоже второй брак. Было у них три дочери: Анна, Валентина (моя мама) и Екатерина.
Анна вышла замуж за Завьялова Афонасия, прожили в Бутке, у них было трое детей: Володя, Вера, Николай. Вера умерла в младенчестве, Вова жил с родителями, Коля женился на девушке Галине, живут неподалеку  от родителей. У них два сына: Роман и Александр., внук Егор.Николай работает главным инженером на Буткинском радиозаводе.Анне Григорьевне в декабре 2014 года исполнилось 85 лет.
Валентина была замужем за Микушиным Сергеем Макаровичем (моим отцом), имели шесть детей.
Екатерина – учительница, работала в с. Басманова, вышла замуж за Лукоянова Дмитрия. Оба уже ушли из жизни, у них сын Алексей.Живёт в деревне Басмановой
 В 1937 году дед Гриша был арестован, как враг народа, 10 лет строил Беломорканал, был на каторге.
         Яков Власимович, судьба типична брата Григория. Женился на Маремьяне, родили трех девочек: Паню, Тису, Асю ( Парасковью, Таисью, Анастасию). В 1937 году арестован вместе с Гришей, отправлен на каторгу- Беломорканал. Может потому и выжили, что вдвоем были. Когда пришел в 1947 году, жить в деревне  не остался, забрал семью и уехали на лесоучасток Мохиревский. Родили еще сына Николая и Валентину. Паня, Тиса и Ася уехали в Заречный, там у них семьи. У Пани сын -  Владимир Слободчиков, у Тисы дочь- Татья Наумова у Аси дочь- Галина Чуглина. Валентина жила  в Талице, вышла на пенсию и уехала к детям на север, у неё два сына. Николай Яковлевич  живёт  в Ирбите, у него два сына Владимир и Роман Трусовы.
          Парасковья Власимовна - младшая дочурка Власима и Настасьи Трусовых.  Веселая, громкоголосая, озорная женщина. Именно такой она мне запомнилась. Прямолинейная, резковато - справедливая. Про таких говорят:  « Скажет, как отрежет!» Она несколько раз выходила замуж, по- моему,  раза три. Первый муж Иван, не вернулся с войны. Дети: Петр и Валентина.
Петр прожил в Бутке, жена Анна, тетки Маремьяны племянница, жили очень дружно. У них дочь Фаина, живет в Талице. Работала  гл. бухгалтером в автотранспортном предприятии, затем в Пенсионном фонде. У неё муж  Поротников Виктор, сын Дмитрий, живёт в г. Тюмени и внук. Дочь Валентина Ивановна Благинина, у неё муж Александр.  Жили в Свердловске, на Эльмаше. Уних две дочери Елена и Марина. Марина живет в Свердловске, у неё сын Антон и внук.  Елена в п. Комсомольский Талицкого района, имеет двух дочерей и двух внуков.  После 1947 года в деревню вернулся мужик Миний - репрессированный. Семья  от  него уехала, Прасковья его приняла на жительство. Им что-то не пожилось вместе, хотя  и детей уже отделили. В третий раз Прасковья вышла замуж в д. Катарач. За кого незнаю, но жили счастливо, очень дружили с той родней, даже  внуки поддерживали отношения.
        Вот такая была родня у моего дедушки Гриши.
        Каждый раз, когда мы копали с дедом картошку осенью в огороде, он мне рассказывал одну и ту же историю. С усмешкой и с детской наивной радостью в глазах он вспоминал, как они подростками с Яшей копали картошку,  и Яша ему говорил: « Кидай, Гришка в ведро пушше, пусть все  слышат, што мы картошку копам.» И я, хоть в пятый или десятый раз слышала это, всё равно  зарожалась его негромким смехом и могла смеяться над этим покатываясь. Или ежедневную его сказку « про козла, про беляночку»,  сказки,  про солдата, варившего  суп из топора, про жадную бабу, варившую кашу, которая вывалилась из избы и чуть-чуть не завалившая ее.
Лежа с  дедом на печке после прожитого дня,  куда-то уходили усталость, лень и не хотелось ни куда бежать играть с ребятишками, забывались все детские обиды, заботы и радости, а было так хорошо  рядом с дедом, слушать его басни- сказки о житье-бытье. И уже спросоня слышать, как бабушка гремит своими  горшками и мисками на кухне.
               
  Бабушка Афонасья.

         Красивая, высокая ростом, статная женщина. Хлопотунья! Мастерица!
Это про нее сказал Некрасов: « Коня на скаку остановит, в горящую избу войдет.»  Бабушка родом тоже была из крестьянской семьи.
Отец - Бердников Евграф Васильевич. Мать - Булатова Августа.  Прадеда я не знала, а вот прабабушку Августу очень хорошо запомнила. Она была долгожительницей, прожила  девяносто четыре года. Была худенькой, невысокого роста старушкой, в длинной, до пола юбке, запоне, в темном платке, с очень добрыми, ласковыми глазами и приветливой улыбкой. В кармашке на запоне, у нее всегда лежала  неизменная жестяная коробочка с табаком. Она нюхала табак, а потом долго чихала. Нам, маленьким ребятишкам это казалось очень забавным.   Было у них два сына и четыре дочери: Александр, Петр, Афонасья, Анна, Екатерина и Серафима.
    Александр и Петр погибли на войне.
Сын Александра - Бердников Константин, у него жена Нина, дети: Надежда и Виталий. Живут в Талице, на Маяне. Трое внуков.
Дочь – Александра(Шура,). Жила в Троицком, детей  нет.
    Анна Евграфовна жила на Палатках, была замужем за Соколовым,   имели трех сыновей.  Муж  погиб  на войне. Старший сын  погиб в Германии уже после Победы, во время прохождения службы, там и захоронен. Еще один сын умер после  войны, от ранений, в госпитале. Похоронен в г. Екатеринбурге Младщий сын, Геннадий и его  жена Ирина Васильевна живут в Екатеринбурге. Детей нет.
     Екатерина Евграфовна  была Бердниковой всегда, жила в Зарекой, на улице Пушкина, в родовом доме отца.
Сын - Семериков Александр, был директор крахмального завода  в Бутке, а затем начальник газового участка. У него жена Анна и дети: Люба и Сергей.  Любовь Александровна замужем за Ивановым Аркадием. Люба работала педагогом в Талицкой школе – интернате до самого последнего дня его рассформирования. До конца мая 2015 года. Она математик, имеет стаж 27 лет, одна трудовая запись в книжке. Куда сейчас пойдёт? В какую школу? И них сын – Александр, окончил УПИ, работает и живёт в Екатеринбурге.
Дочь - Нина, журналист, вышла замуж за Батиевского Анатолия, родственники жили в Алма-Ате, казахи. У нее дети: Лена, живет в Нижневартовске, вышла замуж за Водопьянова Александра, сын Александр и дочь Татьяна. Дети живут в Новосибирске. У Нины есть ещё два сына: Марат  и Колька. Живут в Москве.
    Серафима Евграфовна  - моя крестная. Вышла замуж за Добрыгина из д. Береговой. Муж ушел на войну и не вернулся. Детей нет.  Выходила вторично замуж  за Кузнецова Нифантия.
    Бабушка Афонасья Евграфовна была первым ребенком в семье, самой старшей. Наска - так звали ее в детстве, а затем все очень уважительно, даже мать, толькоАфонасьей.
Афоней, коротким именем, ее никто не называл. Родилась она 13 октября 1903 года. Замуж ее выдали без любви, приехали, сосватали, родители отдали. Родственники жениха забрали, и увезли Наску в д. Арыкову, что находится в 12 километрах от Бутки. Замужем она прожила, наверно года два. Муж попался гуляка, дома не находился, пил, жил по заимкам, больше охотился, разьезжал  на лошадях, по хозяйству не помогал, бывало и руки расспусскал. Родственники тоже люди были не шибко приветливыми, в общщем  тяжело жилось Афонасье. От первого брака у нее родилась дочь Нина, которая умерла малюткой. Наверное, родилась  больной, потому что бабушка рассказывала, что хозяйство было большое, и она почти одна его вела. Муж ей не помогал, ночью придет, бывало,  и «всеночьную» устроит, а утром в четыре часа вставать, печь топить, стряпать на всю семью, скот управлять.
Прадед  Евграф смотреть на муки дочки не стал. Приехав, однажды проведать дочь и увидев ее в синяках, забрал и строго настрого приказал зятю никогда в жизни ему на глаза не показываться. А  Афонасье  сказал,   что б забыла: «Будешь, ты еще дочка всех счастливей  на свете, найдет счастье и тебя!»  И на самом деле, приглядел вскоре красавицу Афонасью скромный парень Гриша из соседней деревни Немковой, посватался и прожили они счастливо больше пятидесяти лет.
  Но десять лет из них все же были «черными». Родились у них три дочери, но наступил 1937 год и в одну ночь забрали почти всех мужиков из колхоза.
Враги народа!
 Осталась Афонасья одна с тремя мал - мала ребятишками. Нюре-8 лет, Вале-7 лет и Кате-4 года. Работала бабушка в то время на конюшне, конюхом. Есть особо  ничего  не было. Хлеба в колхозе не давали, самую малость. Питались со своего хозяйства: корова, куры, огород.
 Началась война, мужиков в колхозе совсем не осталось. С утра до вечера на колхозной работе, в поле, на ферме. Дома девчонки хлопочут, да и то старших приказали отправить работать в колхоз. Работали везде, куда отправят, то на сенокос, то посыльными, то печки топить в конторе, а это значит и самим дрова заготавливать, и распилить и наколоть.
 Однажды, привезли в магазин мануфактуру. Очередь большая собралась. Вся деревня здесь. Давали по два метра на человека. Афонасья, как и все встала в очередь, девчонок привела. Радуются, мучаясь в очереди,  справят по  платью, в обновках ходить будут. Подошла очередь. А сзади, Онисья, баба с соседней улицы, видя, что ей может не хватить закричала: « Не давать врагам народа!» Попыталась было Афонасья возразить, что в колхозе работает наровне со всеми, и детей одеть тоже надо. Да не тут-то было. Заволновалась толпа, поднажала,  и вытолкнули Афонасью вместе с ребятишками из очереди. Так  и пошли домой,  в слезах, измученные долгим стоянием в очереди. Но больше всего, разрывалось сердце от  незаслуженной обиды. Ночью крадучась от всех пришла Анна- продавщица, прнесла  отрез ситца: «Сшей, хоть старшеньким!» Афонасья еще больше расплакалась, все лето ей потом яйца носила. Да, свет не без добрых людей!
 Немного подросли девчонки, окрепли, отправили Нюру с Валей на ферму,  управляться с телятами, доить коров. Об учебе речи и не шло. Завидно и обидно было девчонкам: дети их ровесники все в школу ходили, а им не во что было одеться. Не было ни сапог, ни валенок. Одни валенки носили на двоих, и одно пальтишко было, перешитое из старого ярмячишка деда Власима. А по деревне вслед им зловеще ползло: «Дети врага народа».
И не могли знать тогда девчонки, что отец их, невинно пострадавший, так же страдает и мучается, не понимая, чем же он так провинился перед советской властью. Но нужно молчать! Иначе всю семью отправят вслед за главой семьи -в ссылку. Афонасья все это понимала и молчала. Успокаивала себя, что не одна она такая горемычная. Вон, сношейницы, Маремьяна и Настасья так же мыкаются. Ждала своего Гришеньку, хоть десять лет не было от него ни одной  весточки. Надеялась, что жив Григорий, и может, Бог даст, вернется.
    Пришел Григорий после выхода знаменитого постановления Сталина о реабилитации в 1947 году. Вернулся его брат Яков, а вот старший брат Михаил так и сгинул где-то. Дед  мой, Григорий, в колхоз работать больше не пошел, устроился в кооперацию на склад, затем работал сторожем на торговой базе, уже перед пенсией.

 О кооперации.

      В  селе Бутка была торговая база, которая снабжала все села и деревни Буткинского района. Вот там и работал деда Гриша. Когда я немного подросла, он иногда брал меня с собой ночью дежурить. По нынешним меркам,  база была небольшой, а в то время,  представляла из себя крепкое хозяйство. Находилась она на улице Октябрьской, где стояла большая контора с высоким крыльцом, высокий забор и массивные двухстворчатые ворота. Как войдешь в ворота, слева была  сторожка, тоже не маленькая, огромный двор, и по всему периметру сараи-склады с высокими платформами.
      На крыльце, в конторе, на всей территории были постоянно люди: мужчины, женщины, молодые и не очень. Когда бы я туда не приходила, всегда царила атмосфера празднества и веселья. Или мне так казалось. Люди были веселыми, приветливыми, нарядными, красивыми. Всюду шутили, слышался смех с разных сторон. С дедом все здоровались, ему улыбались, приветствовали. Кто называл его дядя Гриша, кто просто Гриша, Григорий, но чаще обращались уважительно - Григорий Власимович.
Меня, каждый старался чем-то угостить: конфетами, печеньем, пряниками и даже лимонадом. Я все это складывала деду в сумку. Кстати, сколько его помню, сумка у него всегда была неизменной. Черная,  кожаная, в пупырышку, продолговатая с двумя лямками. Когда лямки изнашивались, бабушка меняла ему их  на новые, из конских вожжей.
     День кооперации уже тогда, в  шестидесятых годах, праздновался, так как я запомнила один из праздников. В конце июня, в один из выходных дней, бабушка настряпала каралек в масле, булочек, ватрушек с творогом, все это сложила  в сумку. Достала из сундука выходное платье, деду рубаху и брюки, срядились, и отправились на праздник. Меня, естественно, взяли с собой.
      Праздник проходил на правом берегу реки Беляковки, за складами торговой базы. Уже тогда, будучи маленькой девчушкой, лет пяти, я поразилась размахом праздника. На огромной поляне была организована ярмарка. Машин пятнадцать стояли в ряд, прямо с них продавали всё, что хочешь: тут тебе и мануфактура, обувь, любая одежда, хлеб, вино, пиво, конфеты, рыба и даже колбаса, что было вообще редкостью. В общем, шла бойкая торговля. 
    По середине поляны была сооружена сцена, где выступали с концертными номерами артисты, кругом звучала музыка, слышалась гармонь, песни. На трибуне поздравляли лучших кооператоров, отмечали лучшие коллективы, звучали  аплодисменты. По всей поляне располагались компании со своей едой и напитками. Жгли костры, варили уху, играли на гармошках, пели песни.
    Деда моего тоже поздравляли, вызывали на трибуну, вручили грамоту и электрический самовар, что по тем временам было большим дефицитом.
В честь праздника бабушка и мне сделала подарок - купила новые красные сандалики. Компания, в которой  сидели мы, была самой большой, человек, наверное, сорок. Прямо на траве были разложены белые скатерти, на них еда, а с обеих сторон садились люди, кто на траву, а кто и с подстилочкой.
Рядом стояло  большое  костровище, на нем огромный  котел, в котором варилась уха. Для молодежи и детей устроены качели на веревках, кружало, столб с сувенирами, проводились спортивные игры, состязания.
      Домой мы возвращались почти к  ночи, что  было не совсем привычно, так  как в уклад деревенский  не входило  приходить хозяевам  позднее скотины.
 Но в тот день, так как мои родители жили рядом с дедом, им было поручено встречать и управлять скот.
      Шли мы с празднества в хорошем настроении. Дед долго со всеми прощался, чем вызвал недовольство бабушки, взял самовар в руки и  в развалочку, отправился домой. Мы с бабой следом за ним. Дед шутил, подтрунивал  над  бабушкой, она ворчала на него тоже  шуткой: « Иди уж, давай, ишш  чо удумал, проклятой». Придя домой,  дед сел на лавочку под крышей у сенок, и долго курил молча, а потом запел свою любимую песню. Сидел он опустив голову, о чем-то сумрачно думая. Тогда я не знала,что деда проводили на пенсию, И думал в конце дня он, наверное , о своей   жизни нелегкой, а ведь десять лет каторги, как клеймо и в трудовой стаж не вошли, только надорвали все здоровье. По колхозному стажу он на пенсию тоже не ушел, считай, что годы трудовые и там пропали даром. Одно слово-враг народа! Получать пенсию он будет только за последние годы, что проработал в кооперации. Будучи уже на пенсии он еще работал  сторожем. Оставили его, уж слишком  добродушным и трудолюбивым мужиком он был, да и ласков на слово.
А песня его любимая бала такова:
            « Ехали казаки из дому до Дону,
                Обманули Галю, увезли с собою…
               Эх, ты, Галя, Галя молодая ,
               Обманули Галю, увезли с собою…

               А кто в бору ночует, Галин голос чует,
               Обманули Галю, увезли из дому…» 

Песня  про Галю, когда ее пел дед, всегда меня пугала. Сестра моя, Галина старше меня на два с половиной года, я всегда думала, что эта песня о ней.  Это ее увезли казаки, которые мне представлялись  чужеземцами, варварами и завоевателями из сказок, и даже плакала,  украдкой бегала смотреть: не украли ли нашу Галю. А потом поняла, что это просто песня…
    Галя, кстати, тоже в детстве обо мне пережила небольшой стресс.
Когда я родилась и была малюткой, Галя  увидев, что дедушка Гриша копает что-то  в огороде, спросила его:
 -Додо, чо ты  делашь?    
 - Ямку копаю.
 - А зачем ты ямку копашь?
 - А вот девочку, котора у вас родилась, закопать хочу,- пошутил дед.
Галя пришла в дом, и начала причитать надо мной, я лежала в кроватке.
 - Нина, Додо-то, ямку в огороде копат, тебя закопать хочет.
А, сама плачет, да приговаривает. Бабушка услышала, о чем  же  она  лапочет, разобрать не может, ведь ей и трех лет еще не было. Еле-еле успокоила ребенка. Да, досталось, наверно, деду от  бабы, что девку  перепугал?...



 Бутка!
                «…Как много в этом звуке
                Для сердца русского слилось,
                Как много в нем отозвалось…»
                А.С.Пушкин.

     Бутка! Бутка! Бутка! – как навождение. Всегда сердце тянется туда и душа зовет. Как будто мелодия  звучит какая,  вернее будет сказать, набат  или колокольный звон слышится.
     Бутка - село большое, зажиточное. Удивляться нечему, в буткинской стороне все деревни крепкие, хозяйства кержацкие. Даже  сейчас,  в после перестроечный период, который наложил большой отпечаток разрухи на сельское хозяйство, дворы в деревнях стоят основательно. В Талицкой же стороне, разруха чувствуется во всем: заброшенные дома, покосившиеся избенки и изгороди, бурьян, крапива, репей. Колхозы растащены, коровники пусты, склады с ветром дружат…  Да, мужик не тот!
     В Бутке же дома строятся, молодежь почти не уезжает, поля колосятся, обочины все окошены, оградки подправлены, наличники у домов подкрашены. Идешь по Бутке и любуешся. До чего хороша, Бутка!
    До 1963-64 годов она была районным центром. Здесь были все административные   службы: Сельсовет, милиция, коопторг, больница, поликлиника, госстрах, банк, сберкасса, клуб, библиотеки - взрослая и детская, две школы- восьмилетняя и  средняя с интернатом для сельских ребят, баня, совхоз «Буткинский», хлебозавод, маслозавод, ковровая фабрика, кирпичный завод, крахмальный завод, местное радио, почта, кинотеатр, детский дом для сирот, детские сады, дом пионеров, магазины, лесхоз, железная дорога, автовокзал, автохозяйство, ОРС, и все остальное, что должно быть в райцентре.
      На площади, в центре села был разбит сквер из акации, сирени и яблонь. У начала сквера стояла трибуна, деревянная, выкрашенная в зеленый цвет. Сзади трибуны стоял памятник Ленину с клумбой, а внутри сквера памятник погибшим в годы Великой Отечественной войны 1941-45 годах. На самой площади  размещался Дом культуры - каменный, белый с колоннами. Напротив его здание библиотеки для взрослых. Рядом в здании первый этаж занимала детская библиотека, на втором этаже располагалась гостиница. Через перекресток, дальше по улице стояла чайная с большим высоким крыльцом, в 70-х годах прошлого века здание было снесено и на этом месте выстроен новый универмаг. За чайной стоял Дом быта, двух этажное белое здание. Напротив чайной размещался банк, госстрах, коммунэнерго и еще что-то. Далее, через речку располагалась столовая, торговая база, а справа больничный городок в сосновом бору. Красивейшее место.
За площадью, за сквером стояло красное большое здание, постройки 50-х годов. Это была районная поликлиника, слева от нее гастроном и аптека, а напротив два каменных магазина. В одном из них был магазин ткани, в другом игрушки, спортивные товары, книги, школьные принадлежности.
      Это был центр Бутки.
И надо сказать, что Бутка была вся в тополях, это были вековые тополя, целыми аллеями, почти каждая улица была высажена тополями и акацией. Поэтому, когда  стоит июньская жара, в Бутке  парит невообразимый запах от акации и в носу  щекочет от тополиного пуха. Примерно такой или может быть чуть-чуть  по беднее была Бутка, когда встретились мои родители.

 Род  Микушиных.

      Мой папа, Микушин Сергей Макарович, тоже был из крестьянской семьи.
Семья Микушиных  испокон веков жила в деревне Калиновка, что находится в 24 километрах от села Бутки. Есть версия, что наши предки пришли туда во времена гонения на Руси  приверженцов истинной  веры, старообрядцев или раскольников, из Кержей или из Подмосковья. Этим, как бы оправдывая  тот факт, что их часто называют - кержаки. Кстати, киллометрах в 100-200 от Москвы, по автомобильной трассе  на Казанском направлении стоит указатель поселка Микушино. Вот там, наверное, все Микушины.
       Деревню Калиновку и по сей день называют «медвежьим углом», так как это самое отдаленное поселение в Талицком районе, где по сей день, жители придерживаются старообрядческих порядков и обычаев, чтут веру.  Там находится раскольничье кладбище, на котором похоронены нашпредки: прапрадед - Роман Микушин, прадед Родион Романович Микушин, который имел пять сыновей и одну дочь: Малафея, Макара, Андриана, Архипа, Исаака и Елизовету.
        Прадед - Родион Романович  вел крепкое, зажиточное хозяйство: большой, круглый дом,  амбары,  скотный двор,  мельницу, кузню,  торговую лавку. Имел лесные и луговые угодья, пасеку. Занимался разведением скота, земледелием, охотой, рыбалкой.  Торговля у него была  поставлена  умело. Часто выезжая в Шадринск на ярмарку с пушниной, овчинной шерстью, зерном, мясом, медом, маслом, валенками, конной  сбруей и т.д..  В свою  же лавку привозил соль, сахар, керосин, мануфактуру, фабричную обувь, гвозди, железо и необходимую кухонную и домашнюю утварь.Семья разросталась, разросталось и хозяйство. Четырем сыновьям  в ряд поставил дома, женил. Дочь Елизовету выдал замуж в соседнюю деревню Новую.
     Дед мой Макар Родионович со своей семьей остался в родовом поместье. В связи с изменением политических событий в России жизнь семьи резко изменилась. Дом, имущество  и все хозяйство было реквизировано советской властью и передано в коммуну. В доме организован клуб, амбары, конюшни, пасека, кузня передано вместе со скотом, зерном и инвентарем в колхоз. Раскулачен в 1930 году. Арестован в 1931 году.
        Малафей Родионович - раскулачен в 1930 году. У него было четверо детей: Корнил, Григорий, Петр, Екатерина. Про  Корнила и Григория мне ничего не известно. Екатерина живет в Кургане, у нее есть сын и дочь .  Петр жил в Талице, схоронен вместе с отцом - Малафеем Родионовичем. Когда наша семья переехала в Талицу мы познакомились с женой Петра –Вассой Зотиевной. Славная, приветливая старушка. У них трое детей: Елена, Наталья и Мартемьян. Папина Наталья Петровна живет в г. Тобольске. У нее был сын Сергей, мы с ним ровесники, но к сожаленью он погиб. У него осталась семья - жена и две дочери.  Елену Петровну я видела всего два раза, когда она приезжала к матери и приходила к нам в гости. Живет она в Красноярском крае. Мартемьян Петрович всю жизнь прожил в Талице. У него была жена Галина и сын Сергей. С  Сережкой  мы дружим и роднимся с детства. Живет он в Талице. Работает в лесхозе. Жена  – Люба. Дети - Максим, Марина, Михаил. Марина работает в Управлении по иммуществу администрации Талицкого городского округа, у неё  есть дочка  Соня.
         Архип  Родионович - раскулачен в 1930 году. Дети: Гурьян, Варвара, Руфина. О них нам ничего не известно. Знаем только, что Руфина жила в
г. Камышлове, была замужем за лесничим.
         Исаак  Родионович – раскулачен в 1930 году. Жена Степанида. Жили в соседней деревне Горскино. Дети: Григорий, погиб в войну 1941-45 гг., Агафья, умерла в 12 лет., Парасковья, детей не было., Иван, жил в
г. Свердловске ( ныне Екатеринбург). Иван Исаакович часто заезжал к нам в гости. У него был сын Василий. Что с ним неизвестно. У тетки Степаниды была еще дочь Анна Леонтьевна от второго брака, у нее муж Кузьма Павлович. Живут в Горскино. Сейчас перевезли туда же и Ивана Исааковича.
        Андриан Родионович - раскулачен в 1930 году. Жена Александра, дети: Фаина, Петр, Павел, Лука. Была еще дочь, про нее мне ничего не известно. Павел  Андриянович по профессии  геолог, живет в Екатеринбурге, у него жена Нина и двое детей: сын и дочь. Летом живет на даче в д. Речелга  Камышловского района.
         Лука  Андриянович жил в Свердловске (Екатеринбург), было двое детей Оля и Саша. Оля умерла в детстве. Саша жил и работал в милиции г. Пермь. Погиб при исполнении обязанностей, наверно, остались дети.
       Про Фаину  Андрияновну  мне тоже   ничего неизвестно.
       Петр  Андриянович всю жизнь прожил в Екатеринбурге, участник ВОВ, ветеран, работал на Уралмашзаводе. Детей нет. Женат второй раз. Жена Наталья Андреевна. У нее есть сын, внуки.
      Елизавета Родионовна - проживала в деревне Новая (Трехозерная), мужа звали Папило, детей не было.
      Макар Родионович (мой дед) - раскулачен в 1930 году. Семью от выселки из родной деревни спасло то, что он не успел добраться до места назначения. Этапом, вместе с братьями  и  другими мужиками из соседних деревень, он дошел до  Талицы и заболел, его оставили в подвале в застенках НКВД
( после было здание военкомата, затем Талицкого краеведческого музея, ныне в здании находится мировой  суд). Перед  этим его  изрядно побили, но по этапу все же не пустили, видимо совсем слег. Макар Родионович так и не поправился, умер. Семье сообщили, что  он похоронен в общей могиле на кладбище в Талице. Семью оставили в деревне.
    Макар Родионович был женат дважды. 
        Первая жена Маремьяна умерла, у них был сын Архип и дочь Анна. Архип жил в Свердловске (Екатеринбург), воевал, женат  был ещё до войны 1941-45 года, детей нет. Анна всю свою жизнь прожила в Калиновке, муж Непеин Василий, детей у них не было.
        Вторая жена Парасковья Игнатьевна Завьялова (моя бабушка), в девичестве имела фамилию Булатова, родом из деревни Казаковой. От первого брака имела тоже двух детей: Ефима Лаврентьевича и Александру Лаврентьевну. Первый муж, Лаврентий Завьялов, погиб еще в Гражданскую войну.Булатов  Ефим Лаврентьевич  погиб в годы войны 1941-45гг. Александра Лаврентьевна  жила с матерью, Парасковьей Игнатьевной и дочерью Феклой. Убита зятем,  вместе с дочерью. Остался внук, сын Феклин, Александр. Малюткой  отдан в детский дом г. Серова. Судьба его не известна. Знаем только, что он был усыновлен.
           У бабушки моей Прасковьи Игнатьевны с дедом  Макаром Родионовичем  Микушиным  было еще шестеро детей: Никита, Афонасий, Варсонофий, Лидия, Евдокия, Сергей. Четверо детей умерли от болезней и голода. Остались Евдокия и мой отец, Сергей. Евдокия Макарьевна прожила всю жизнь в с. Бутка, была замужем за Третьяковым Дмитрием Егоровичем, ветераном ВО войны  1941-45 гг. Детей у нее не было. Последние годы жизни жила с моей мамой, у моего Брата Александра в с. Шорохово Тюменской области, затем последний год у меня, в г. Талица. Сергей Макарович, мой папа, женился на Трусовой Валентине Григорьевне в 1950 году.

Мои  родители.

        Сергей Макарович Микушин, мой папа, родился  14 июля 1928 года, в деревне  Калиновка, Талицкого района, Свердловской области.
         Мама, Микушина Валентина Григорьевна, в девичестве Трусова, родилась 11 июня 1931 года, в деревне  Немкова, Талицкого района, Свердловской области.
        Встретились мои родители в Бутке  на стройке. Через реку Беляковку строили мост, большой, деревянный, который связывал центр Бутки с Зарекой. Это был жизненно важный обьект, так как в Зарекой находилась железная дорога, аэродром,  колхозы в Зарекой и Немковой. Это была по масштабам района грандиозная  послевоенная стройка 1947 года, в которой участвовали все колхозы района. Молодежь была отправлена на подмогу. Сергей вместе с другими колхозниками приехал из Калиновки, было ему тогда 19 лет. Валентине и того меньше-16. Работали  дружно, споро, за шутками, смехом, да прибаутками  быстро познакомились, разговорились.
Нашлись и общие знакомые, и даже родственники. Неподалеку от стройки  в Бутке жила Булатова Оксинья Григорьевна, родная тетка по матери Григория Власимовича, отца Валентины, она решила к ней сбегать пообедать, да заодно и поправедовать.  Встретились случайно с Сергеем у нее. Выяснилось, что тетка Оксинья и Сергею была родственницей. Она была замужем в Казаковой за братом   первого мужа  Парасковьи Игнатьевны, матери Сергея. Но муж погиб еще в первую Мировую войну. Пообедав у тетки  вместе,  совсем подружились. Сергей стал приходить на вечорки в  Немкову. Из Калиновки до Немковой, если идти на прямую, полями и лесом, всего семь километров.
      Вскоре  его призвали в армию. Отслужив и демобилизовавшись в 1950 году, Сергей вернулся в колхоз, его направили от комсомола учиться на высшие курсы председателей колхозов в г. Свердловск. Один он не поехал. Заслал сватов к Валентине и увез ее с собой. Вернулись в родной колхоз. На руках уже был сынишка - Александр. Изба была небольшая, а жили в ней: свекровь-Парасковья Игнатьевна,  сестра - Александра  с дочерью Кушкой, полное имя Фекла, да Сергей с Валентиной, с малюткой. 
      Руководил Сергей в отделении полеводческой бригадой, затем был назначен Управляющим отделения. И снова учеба, поступил учиться зоочно в Ирбитский  сельскохозяйственный техникум, на  агрономическое отделение. К тому времени  уже рос  сын Александр и дочь Светлана.
        Если учесть тот факт, что все дети Макара  Родионовича были бездетны, то младшенький Сережа отличился от всех. Его жена Валюша, как положено
« носила »по ребенку каждые два года. Не успела Светланка по лавке научиться ходить, как Валентина опять уже беременна. Удумала она избавиться от ребенка, пошла пешком в Бутку к своим родителям, якобы в гости, навестить тятеньку с маменькой. Взяла годовалую Свету и отправилась. Свекрови ничего  говорить не стала, да и мужу тоже. Не дадут исполнить задуманное, нельзя, грех великий, одно слово – староверы!
Пришла в Немкову, переночевала у тяти в доме, и маме тоже побоялась сказать. Да и на работу утром все ушли. Пошла она  в больницу, через Зареку, да и Светланку надо с кем-то оставить. В Зарекой жили ее дед Евграф с бабушкой Августой. Вот к ним и пошла Валентина. Оставляя дочь сказала бабушке, что надо сходить в больницу.  Учуяла неладное старушка, да и то пиди уж жизнь прожила. Побежала бабуля к дочери Афонасье на конный двор, неслась по поскотине, что есть мочи, боялась,  не поспеет. « Беги,- говорит,- Афонасья, вертай Валентину, удумала она душу нову в себе загубить. В больницу она, к повитухе пошла».  Афонасья запрягла лошадь и помчалась в след дочери. Не успела Валя и до больницы дойти, как догнала ее мать, отругала, посадила на телегу, заехала за Светланкой, и напрямик сама увезла ее в Калиновку к мужу.
       Незагубленной душой оказалась дочка Нюрочка- Аннушка. Родилась очень маленькой, и такой чернущей, да большеглазой, в маму! Пришлось новорожденную держать в тепле, на голбчике. Брат  Саша уже  считался взрослым и прглядывал за малюткой. Бабушка Парасковья глядя на малютку, как-то сказала: « Наверно, последышом будет.» На что, несмышленыш, не задумываясь ответил: « Не-а, я там был и  видел. Там ишшо трое». Чем насмешил взрослых, но « устами младенца глаголит истина», он оказался прав.
     А тем временем Сергей понимал, что надо увозить семью, ближе к цивилизации что - ли, семья растет, а они все ютятся в материнском доме.
Валя вот-вот четвертого родит. Решили они перебраться  в Бутку. Все-таки райцентр. Колхозы мелкие объединили. Деревени,  которые вокруг Бутки  близко  располагались и уже с ней  соединились географически, обьединили в одно крупное хозяйство - Буткинский совхоз.  Сергей перевелся  зоотехником на Зареченскую ферму. Переехали к  тестю,  Григорию  Власимовичу  и  Афонасье Евграфовне.
      Папаша и мамаша, как называл их Сергей, на редкость были покладистыми и добрыми людьми, приняли их с распростертыми руками. Думали новой семье дом прикупить или построить. Но Сергея отправили в соседнее отделение совхоза, в  деревню Боровушку, управляющим. Красивая была деревня, вся в цвету: в тополях, черемухе, яблонях. Дали там Сергею домик от совхоза, а семья к тому времени опять подросла,- перед отъездом у них родилась дочь-Галина.

 Деревня  Боровушка.

     Название деревни дано от реки  Боровой, которая  проходила  по  самой  середине  деревни, начало она берет далеко в лесу, а впадает в реку Беляковку, обходя по поскотине  деревню Береговую. Боровушка была не очень большой деревней, но зажиточной. Дворов 200 в ней, наверно было. Была ферма с дойным стадом, молодняк на  откорм, свиноферма.     Примечательным было и то, что в деревне на берегу реки стояла общая, совхозная баня и прачечная. Да, не кержацкая деревня! Так же в деревне был магазин, детский садик - ясли. По рассказам брата Саши, на другом берегу росли огромные  тополя. Между  тополей были качели и место сборища летом  молодежи, детворы, а в праздничные дни и местом общих гуляний: борозды, Троицы и т.д. Саша  рос смышленым мальчиком, уже пошел в школу в соседнюю деревню Береговую.
    Сейчас Боровушки нет, снесена деревня. Все дворы распаханы под поля.
Но с годами перестройки раздали поля частным предпринимателям и пайщикам  акционерного общества Буткинского, бывшего совхоза. Сейчас Боровушка принадлежит трем семьям: по правую руку реки-Шипиловым, по левую руку реки - Казанцевым, да моей свекрови Чуприяновой Клавдии Васильевне. Остался в деревне один дом Казанцевых, содержится, как охотничий домик, с русской баней, сауной, купальней в речке и т.д.
Пусть и один, зато с телефоном!
   Все бы ничего, да  хочется Вале с такой большой семьей поближе к маме. Тяжело  им было: хозяйство, ребятишки, работа. Дед Гриша с бабушкой Афонасьей  решили из Немковой перебраться в Бутку. Присмотрели дом в Зарекой, на улице Трудящихся, дом 7, все ближе к центру, к  своим, к работе Грише. В этом доме я и родилась. Усадьба была большая, и решили папаша с зятем строить рядом новый дом.

               
 Зарека.

1961 год. Семья  переезжает  в с. Бутка, на  улицу  Трудящихся, дом 5.
Обустраиваемся мы рядом с дедом  и бабой. Проход между домами и дворами соединялся, бегала ребетня туда-сюда, только воротца брякали.
Семья большая: папа-33 года, мама- 30 лет, Саша-9 лет, Светлана-7 лет,
Анна-5 лет, Галя- 3 года, и я- новорожденная, только, только  родилась.
Папа работал  зоотехником в Буткинском  совхозе, а мама заведующей детским садом - яслями в Немковой.
Не успели как следует  обустроиться, как Сергей  опять  поступает  учиться. Сейчас  уже  в   сельскохозяйственный  институт в г.Тюмень, на зоотехническое  отделение. Вообще, сколько помню,  ночью, когда  не проснешься, папа занимается, у него горит настольная  лампа. Учится!
К  тому  времени семья опять подросла. Родился  шестой  ребенок - опять  девка - Верочка.

 Соседи.

     Соседи у нас были самобытные и интересные люди. Улица, наша, Трудящихся была крайней улицей в Зарекой. С трех сторон ее была поскотина. С левого края  поскотина на  Мохоушку, коврову фабрику и Немкову. Сзади на Зареченскую  ферму, конный двор, кузню и Зареченские поля. С правой  стороны поскотина была на железную дорогу и аэродром.
Наш дом был с левого края начала улицы, который упирался в перпендику-лярную улицу Ильича.
    На углу с левой стороны жили Соколовы: дядя Петя, тетя Ася, их дочери Гутя и Валя, а  также бабка  Василиса. Петро  Соколов  был  первый  мастер на  деревне. Латал, паял, лудил  все на свете. А вообще он работал в Бутке, в быткомбинате,  часовых дел  мастером. Руки у него были «золотые». К  деду Грише  забегал каждый  день, за  советом. А  иногда и посидеть под  вечерок, в выходной  день с   «красенькой». «Пока  бабы  не видят»- говаривал он.
Я так  и не знаю, толи  он  заикался, толи когда  выпьет  повторял  по  несколько раз  одни и те же  слова.  Писатель Иванов в своем « Вечном зове»
образ «Купи-Продая» наверно писал с него! Тетя Ася  была женщина  тихая, даже не знаю, что  о ней  и сказать. Гутька и Валька были погодками. Гутя  училась с нашим Сашей в одном классе. А Валя,  знаю, что  работала киномехаником в кинотеатре, в Бутке. Бабка  Василиса дружила  с нашей  бабушкой. Когда Саша с Гутей  учились наверно в классе  девятом, пришла  бабка  Василиса к  нашей бабушке и говорит:
 - Пойдем,  Афонасья к Вале сходим, пока Сергея  дома  нет.
 -По чо?.- говорит баушка.
- Да-к, смерям горницу у их, лажу половики Гутьке в  приданно готовить.
- Да, не  собирай-ко ты, Василиса  околесицу-то, детки-то  ишшо совсем  несмышлены. Может ни чо у их ишшо и не сладится.
На  том  и  по решили.
     С другой стороны на углу стоял дом Филимоновых: дядя Саша, тетя Ира, их дети: Танька, Толька, Верка, Ванька. Их бабка Варвара жила с ними рядом в избушке по улице Ильича. Дядя Саша ушел из жизни рано. Утонул в Немковой, в пруду. Работал он на машине, а летом на  комбайне. Тетя Ира была дояркой на ферме. Высокая  ростом, стройная, красивая женщина, со звонким, громким голосом. Одна воспитывала одна своих четверых детей.
Мы, дети очень с ними дружили. Таня со Светланкой, Верка с Анной и Галькой, а мы бегали за ними с Ванькой. Они, потом уже по старше когда были,  приезжали к нам в гости в Талицу.
        В первом номере улицы  жил Сано (Александр) Гостюхин, с женой Нюрой и сыном  Витькой. Сано, где работал, я не помню, но на работу он всегда ходил с сумкой полевой на длинной лямке, и надевал ее через плечо. В нее он  клал свой обед и  папиросы. Приходя с работы, вечером домой, всегда доставал какой-нибудь мне гостинец. А я стояла и ждала у ворот его каждый вечер. Меня он любил.  Пьяненький он бывал буйным, а я его не боялась. Тетя  Нюра работала в  торговле, на базе, на складе. Витка меня был на много старше, мне казался очень взрослым. Дома у него всегда слышалась музыка,  рос он бойким, дружил с ребятами из Бутки, даже с блатными. Он был стилягой, потому, что  носил брюки - трубочки и туфли – лодочки. Девчонки на него заглядывались. Да, не одна, наверно, пострадала! Был он высокий и красивый. Женился в Октябрьскую,  на девушке Нине. В свадебную ночь ночевали они у наших деда с бабой на полатях. Помню я это, потому, что приехала на первые свои каникулы, уже из Талицы к деду. Было это в  1968 или 69 году. Живет он сейчас в поселке  Троицком, на комплексе, работал водителем.         
       Рядом в избушке жила баба Нюра, безродная  старушка, маленькая, сгорбленная, с острым взглядом  и  смешинкой на устах. Она была нашей нянькой.
       Затем в этой  избушке  жила старушка  Феня.  Говорила она в нос, как говорят в Бутке, гундосила. Феня была очень любопытной.  Она про всех всегда все знала и поэтому целыми  днями посвящала хождению из дома в дом,  по  соседям. Нередко ей доставалось от них, если разносила про них слухи. Было у нее  два сына, оба непутевые. Один даже получил по  Бутке нарицательное имя. Если кто-то, что-то делал не так, про него говорили:
 « Ну, прям, как  Олеха  Фенин!» или: «Ты, чо, как Олеха Фенин!»
      Рядом стоял  наш дом,  далее  дом Деда и Бабы. Дома наши  стояли, как две противоположности:  один новый, из светлого бруса, с голубыми наличниками, другой старый,  из векового бруса, на шесть окон в улицу, с резными  наличниками и ставнями. Никогда не крашен, не смолен, от ветра, дождя и снега стал он черного света. Стоял  дом, так крепко и величественно, что был виден далеко из Бутки, особенно с переход, которые  соединяли центр Бутки с Зарекой.
    Напротив деда Гриши жили Филимонов Иван, Грапа, их дети Надька и Валька. Их бабка Мария жила на задах их дома на другой улице. Дядя  Ваня  работал, по моему.  водителем на автобусе, а тетя Грапа дояркой на ферме. Надя была  младше Галины и старше меня. Валя была ровесницей Веры.
Мы дружили очень, играли в чечки, устраивали клетки, то у нас, то у нашей бабы, а то у них. С куклами, ходили друг к другу в гости, из клетки в клетку.
Позже, когда они переехали в центр Бутки, на улицу Победы, а мы в Талицу, то приезжая к деду мы поддерживали  отношения. Надя и Валя  сейчас живут в Тюмени.
    В этом доме  потом  жили Лиза с Гошей Тельминовы. Детей у них не было.
Лиза  работала дояркой  на ферме, была  женщиной « горластой», очень  материлась.  Одно  предложение у нее могло быть все из крепчайших слов. Соответственно и у Гоши. Но выйдя на пенсию, Лиза к удивлению всех, «ударилась» в Бога, стала ходить в церковь, и научилась говорить простым  русским  языком. И, что совершенно всех удивляло, так это то, что она стала  поучать, как нужно  правильно  жить, и призывала всех к вере.
     Рядом  с Грапой жила в избенке Дуся Жукова, вдовая с дочькой Нинкой. Сестра Дусина Наташа жила в избушке напротив Петра Соколова. Старушки  были  обе  такие  ругливые, но  ссорились  и  ругались часто  только  между  собой,  их  перебранки  иногда  переходили  и  в  рукопашную с  крепким  русским  словцом. Но  ни  дня  они  не  могли  прожить  друг  без  дружки.
    Через  дорогу  от Дуси  и рядом  с  моим  дедом  жили Наталья  и  ее  муж  Василий. Фамилию  их  не  помню. Запомнилось, что Василий был  хромой, до  колена у  него на  одной  ноге  была  деревяшка,  а  Наталья была  немного  косенькая на  один глаз и зрение у  нее видимо  было  разное. Она  носила  очки с разными  линзами, поэтому  один  глаз  ее  казался  большим, а  другой  косенький.  Василий тоже  иногда гонял Наталью, когда  «примет  порядочно на грудь». Она пряталась,  бегала  от  него, то в малиннике, то в огурешнике, то у  баушки  моей. Наталья, как и моя бабушка была  мастерицей. Они  ткали с ней  половики  всей  округе. У той и у другой с ранней  весны до самой  осени  стояли  кросна. А зимой  теребили овечью шерсть  и пряли  пряжу. Василий в начале семидесятых годов  умер.  Наталья жила одна.
   В  нашем  огороде  начинался  ручей. Выходил он из болотистого места за огородами с поскотины и проходил к деду в огород, далее к Наталье,  за ней был вырыт небольшой водоем, в котором паслись утки и гуси. Далее ручей пересекал улицу, и уходил огородами в речку. Через мостик, с  правой  стороны  жила  Ориша. Вдова. У нее был сын, жил где-то далеко, звали его Виктор. Она была рассудительная, степенная  женщина. Модистка, как ее называл мой  дед. Потому, что  она была  швеей  и  обшивала  всю  округу.
   Слева жила тоже одинокая старушка – Вера  Егоровна. Дочь  ее Галина работала бухгалтером на ковровой  фабрике и жила на Палатках.
    Вот  такие  соседи были у нас,  каждый со своим счастьем и со своими печалями. Жили у всех на виду, одним  сообществом. Вечерами все собирались на вечорки. Для таких посиделок дед Гриша сколотил и поставил около своих ворот две лавочки. Полянка за оградой у него всегда выкошена, ровненькая   была, поэтому, кому не  хватало места  на  лавочках, сидели прямо на траве. Здесь решались все общие  проблемы, касающиеся жизни улицы, села и даже страны.
   Дед Гриша был у нас  уличным - Председателем уличного комитета.
Он следил за порядком на улице. Главное было, чтобы вовремя выкошенны обочины у дорог, заборов и оград, чтоб дрова не лежали возле ворот долго, чтоб заборы и заплоты  не покосились и были выправлены. Нерадивым хозяевам делались замечания,  дебоширов и скандалистов безжалостно тут же стыдили, совестили. Обиженных  жалели, « вставали на защиту всем гуртом».  Бывало,  здесь  же  происходили   потасовки с  разборками   и перемирия. Вот так  жила  наша улица.

Детский  сад

     В детский сад я не ходила до пяти лет. Росла и воспитывалась у деда и бабы. Занималась с дедом общественной (уличной) деятельностью. Родители видимо решили, что мне пора готовиться  к  школе и отправили    в  детский  сад.  Был случай, когда  меня  мама очень  крепко  наказала за то, что я  утром, перед тем, как пойти в сад,  убежала к бабе на шанежки. Мама  торопилась на работу,  одевала Веру в сад, вот мне  и досталось.
    Детский сад  находился в Немковой. Мама была  в  нем  заведующей. Это был реквизированный  дом  в  пользу  колхозной  коммуны.
Здание сада было двухэтажное, деревянное, в стиле русской  избы. Первый этаж  был  из  красного кирпича  и  считался, как  бы  полуподвальным. Там был  склад  продуктов  и  инвентаря.
    Дворик  был с забором  из  штакетника, справа стояла кухня-изба, где готовили  еду  для  детей, рядом забор, в углу деревянный,  беленый туалет.
Во дворе был  завезен  песок, стояла  песочница, а вокруг  всего  двора росла  акация и две  яблони. В  здание  детского сада  вела  большая широкая   и длинная  лестница  на  второй  этаж, в  сенки и в сам дом.
    В  доме было всего  две  больших, казалось тогда, огромных  комнаты. Слева стояла  русская  печь. Полати, голбец, лавки, шкапчики - все было убрано. Справа была вешалка для  одежды, полочки для  обуви. Печь  служила  сушилкой для  одежды  детворы, поэтому  ее и не убирали.
Прямо у окон  стоял стол, на  нем  раздавали еду  по  тарелкам, принесенную  с  кухни.  Этот же  стол  служил  и  рабочим  столом  для  медсестры,  которая  обслуживала наш  сад - ясли, и  приходила  из  Бутки, из  детской  консультации,  и  рабочим  столом для  воспитателя  и  заведующей.  Справа  от  стола  стоял  буфет,  где  хранилось  лекарство,  витамины, рыбий  жир, -фи, документы и  тут  же  стояла  чистая  посуда. В  комнате  был  оформлен кукольный  уголок,  с  настоящей  детской  мебелью,  ее  заказывали  в  совхоз, в  столярную  мастерскую. На  полу лежал настоящий  шерстяной  ковер  местной  фабрики. Стояло  несколько  столиков  со  стульчиками. Остальное место было  свободно для  игр. Кроваток не было. Вместо их  были  раскладушки, которые  ставились  только в сон-час.  Матрацы, одеяльца и подушки складывались  горкой  в  угол стопой.
    Первое  лето,  которое я провела в детском саду, не  очень  отчетливо  помню,  но в памяти остались дети, которые  были  старше  меня, и  пробыли  они до осени,  до  школы. Некоторые имена и их самих я помню. С  ними меня  знакомила  моя  сестра  Галя. Это: Нинка  Зубова,  девки Абросимовы (их было  трое,  звать не помню. Это  не  фамилия,  а звали их так по имени отца.), Саша и Наташа Трусовы, Таня Земерова, Коля и Толя  Трусовы, Митька, Коля  Микушин и сестры  Шубины.
     Мои  ровесники, с кем  мы  остались  после  ухода старших  детей  были: моя  подружка  Лида  Земерова,  ее сестра  Таня, Сашка  Земеров, Васька  Трусов,  Пашка  Шубин, Лида  Трусова,  Нина  Сенцова,  Вовка Кузнецов с  Мохоушки, Коля  Трусов  с  Палаток,  Васька  Микушин, моя  сестра  Вера и Юрка, сын  нашего  воспитателя – Альбины  Кондратьевны.
     Повар  у  нас  была  тетя  Тиса,  жила  рядом  с  детским  садом. Частенько во  время  прогулки  или  после я  к  ней  забегала и она  меня  всегда  чем- нибудь  угощала. Она  на  коромысле носила  воду  в  детский  сад из  дома  напротив,  от  тетки  Евленьи.
     Няня была  ее  сестра - тетя  Паня, Лидки и Таньки Земеровых  мать. Был  у  них  отец- дядя  Ваня и еще  две  старших  сестры- Дуся и Маруся.
     Я не  любила, когда  мы  не  выходили из  детского  сада  на  прогулки. Привыкшая, к свободному  расписанию дня, и времяпрепровождению  с  дедом, мне не  хватало  места  в  этом  замкнутом  круге. Первая  прогулка, которую я  хорошо  запомнила - это  выход  в  поле. Был  теплый  августов-ский  день. В  поле  шла  жатва. Открылась  невообразимая  картина  желтого  моря полей. Оно  казалось  огромным. Вышли  мы к  комбайнам. Ну и чудовище. Просто  махина какая-то, которая  пожирает в себя все на пути своим  крутящимся  колесом.  Но  самое  примечательное в  тот день было еще и то, что вечером, когда мы шли из детского сада домой,  комбайнер  дядя Саша Филимонов, Верки и Ваньки, наших соседей отец, остановился и прокатил нас с Галей на верхотуре  комбайна до МТС. В  поле  мы  набрали много  соломы и  несли  ее в  детский  сад. Из  моего  пучка тетя  Тиса  сделала мне  куклу. Сначала  связала, а затем одела  на  нее наряд. Это  была  самая  замечательная, самая  красивая и самая дорогая для  меня  игрушка  детства. 
        На  прогулках я  любила уединяться и наслаждаться красотой  природы в  одиночку, чтоб мне никто не мешал разглядывать и примечать особен-ности  трав, цветов, деревьев, бабочек, кузнечиков и других букашек.
Часто мы ходили на прогулку в колхозный сад, который  находился  на  Горе, за  деревней.  Как  только  мы  туда  приходили,  я  потихоньку  отходила  в  сторону и уходила  вглубь сада. В зарослях  росла  яблонька, вроде и не  старенькая, но какая-то кривенькая. На  нее было удобно залазить по  стволу, крона из листьев  наверху была густая, куда  я  пролазила  и сидела тихонько  одна. Сверху  я  наблюдала за  детьми, их играми и причудами до тех пор, пока меня  не  начинали  искать и звать. Зов   к уединению совсем  не  означал, что я  не любила общих  и  подвижных  игр. Вообще, по  натуре я очень общительная, разговорчивая и всегда была заводилой  самых  разных дел.  Чтобы  это   не было,  в   разные    годы  своей   жизни: дворовые игры, на   уличной  площадке,  в классе,   школе,   пионерском лагере,   в Доме пионеров, театральной студии,   в народном театре,   в Доме культуры… Видимо, организаторские    способности  мои   были   или  зарождались в  далеком  детстве,  потому, что  я   всегда   была   инициатором идей и дел,  даже   не   всегда   положительных   с   воспитательной  точки  зрения.
     Я  убегала  из  детского сада домой к деду, когда на  меня  находила  хандра. Я  вставала  и  уходила  с  уроков  в  школе, хотя  всех  своих  учителей  я  любила  и уважала, и   всегда  с  удовольствием  шла  в  школу.
Я уходила от всех  просто гулять по  улицам  и размышлять о  жизни, не  думая о  том, что за  меня  кто-то  переживает. Я  бросала свои увлечения и находила  новые…. Но, я  никогда не бросала  людей! Ненавижу  предательства, хотя  меня  предавали  и  не  однократно. А я людям  все прощаю!
    Со  своими  друзьями по  детскому  саду  я  дружу  и  сейчас. Лидка, моя  первая  подружка, как и  я,  всегда  рада нашим  редким, порой случайным, встречам!

 Первое  публичное  выступление.

     Вся  страна  готовилась  к празднованию 50-летия  Великого  Октября. Шел 1967 год. Детский  сад наш  тоже вносил  свою  лепту  в  это  дело. Мы  изучали песни те,  которые  знали  и пели  наши  няни  и повара. Воспитателя у  нас  где-то не было, поэтому они с нами разучивали: «Смело товарищи в ногу», «Вихри враждебные веют над нами», « О  Щорсе» и т.д. Читали  стихи. И  вдруг  в  смотре  детских  садов мы  заняли   призовое  место и право  выступить  по   местному  радио. Сходили с группой  и воспитателем на  почту в Бутку и  сделали  запись. Всей  семьей  вечером собрались и расселись  слушать передачу. Зазвучала  песня  «По  долинам и по  взгорьям»,  затем ребята читали стихи.  Вдруг я слышу, что  мое  стихотворение:
                «Ярче, чем солнце, прочней, чем  гранит,
                Родина наша на страже стоит,
                Как мне  тобой  не  гордиться  держава?
                Родине - Слава! Слава! Слава!-
Читает кто-то другой. Я  заплакала. Сестры и брат  начали  надо  мной  смеяться. Папа стал  уговаривать, и все  мне в  голос  твердили, что это  мой  голос, а я не узнавала. Уговорил меня дед, он сказал: « Завтра, Нина в садик  не  пойдешь, заслужила, девка, раз стала  артиской.  Пойдем с тобой в Бутку, в чайну сходим,  лимонадчику  попьем!» О-о, с дедом, хоть на край света.  Я сразу  забыла про все обиды  на  свете! И  уреванная,  но  счастливая крепко  заснула!

 Калиновка.

      В  деревне  Калиновка я  никогда  не  бывала. Может  меня  и  возили, но я  не  помню. Там  жила  папина  родная  сестра - тетка Анна Макарьевна с мужем  дядей  Васей  Непеиным. Детей  у  них  не  было.  Нас  привечали  радушно.  Деревня  стоит  на  веселом  месте среди  березового леса. Это  самое  отдаленное  село,  а  название  ласковое - Калиновка.
      Старшие сестры  поехали  в  гости и меня  отпустили с ними. Автобус  доехал  до  деревни, высадил нас и развернувшись уехал. Светка закричала:- « Горошница, горошница».  Из второго  дома выскочила взрослая  деваха, вся  круглая, дородная и побежала  за  нами. Мы  от нее, шпингалеты, улепетывали по улице,  подымая пыль, сверкая пятками, так как она  грозилась  нас  побить и пригрозила Свете не попадаться  ей на глаза.
«Горошница»-это оказывается прозвище, на которое она обижалась. Пока  шли  до  тетки  Анны, успели встретиться еще  с десяток  ребятишек, поиграли с ними немного. Было понятно, что Светлана с ними со всеми знакома не первый год.
     Дядя Вася был охотник и зверевод. Под крышей в пригон у него стояло много клеток, в которых они с теткой Анной  держали чернобурых лис и песцов. Мне было в диковинку видеть и наблюдать за такими необычными животными. Кроме того дядя Вася достал и показал нам  шкуры: медведя, лисы, волка, белки, рыси, зайца и енота.  Шкур лежала целая гора по  среди  избы, девчонки их таскали, пугали ими друг дружку, а я спряталась за тетку Анну на кухне, за зановеской, за треног с водой.
     Утром   мы  побежали  на  речку. Вода  в  ней  была  очень  прозрачная. Прошли ближе  к  мостику, там  было по  мельче  и  я  увидела  много, много рыбы. Ребятишки ловили  ее прямо руками. Принесли домой где-то с полведра. У тетки  были в садике за оградой и в ограде  большие  кусты  черемухи, ягода была просто наивкуснейшей. Девчонки по  старше залазили на  деревья  и  нам с  Галей  бросали  вниз кисточки.
     Вечером  мы  отправились на какое-то озеро, водоем  или пруд , который  находился за тракторным  парком. Там купалась вся детвора и молодежь деревни. Анне  присосалась пиявка на ногу, надулась, видимо прилично насосалась крови. Ефимко, местный парень, сбегал домой, принёс  ножницы, и  отдирал пиявку с Нюриной ножки.
     На  другой день  приехал  папа  и  увез  меня  домой. Вот  такой  впервые  представилась мне  деревня  Калиновка. Это была  моя  первая  поездка  за  пределы  Бутки. Я увидела, что  есть  и  другие деревни, где  живут интересно, что жизнь кипит, бурлит и там. Позже  я, конечно, не раз  бывала в Калиновке, но  очень  редко. В  Калиновке захоронены многие наши  предки, на  кладбище мы  ездим  летом, обычно в Петров день, престольный праздник деревни. В  родной  деревне у нас нет ни одного родственника, так как все были  выселены  и  похоронены и живут кто где:  Талице,  Екатеринбурге,  Перми, Тобольске,  Кургане, Бутке  и  во  многих   местах   нашей   необьятной  Родины.

Первая  болезнь.

     Заболела я  весной 1968 года, какой  болезнью, я не знаю. Наверно была корь. Мама  постелила на мою кроватку красное белье и одела во все красное. Проболела я долго, поэтому в  детский  сад я  больше  не  пошла. Лето это было уже перед  школой.  Все  лето  я  провела с дедом и бабой. Было это просто замечательно. Я  могла  целыми  днями бегать  по  поскотине, прыгать с кочки на кочку,  по  огородам,  сидеть  на  крыше  бани, на  заборах  и во все  горло петь  песни.
      В  тот  год папа уже  жил  в  Талице и работал в  Школе  полеводов преподавателем. Теперь это СПТУ-4, где  обучают  на  трактористов, полеводов, ветеринаров и еще  каким-то сельским  профессиям. Саша тоже  жил  почти все лето с папой, помагал ему достраивать дом, чтобы к новому учебному  году семья  смогла  переехать в Талицу. Мы  готовились  опять к  отьезду.
      В то  прекрасное  лето я  могла вдоволь  насладиться свободой, ночевать у деда с бабой,  проведовать  свой  детский  сад, пасти  коров  с  Валей  Маргалеевой, слушать ее чудесные  рассказы,  наслаждаться  запахом  бабушкиных  пирогов.
       Это  было  блаженство. Просыпатся утром  от запаха шанег, через  открытую  створку  веяло  прохладой и запахом  свеже - скошенной  травы,  болота и всем что цвело. А цвело кругом все: сирень, лютики, яблони и рябины, черемуха и малина…Стрекотали кузнечики, кружили стрекозы, пели  петухи, перекликаясь друг с другом на все  голоса со всех дворов, с поскотин слышалось мычание коров.
Это  разноголосие домашней  живности и живности  растительной,  сливалось все в неповторимое ощущение радости и неги.  Казалось, что все это будет вечным. Ни о чем не думалось, ничего не  волновало в  то  время  мою  детскую  душу.




До свидания, Бутка!

       Конец  лета  1968 года, 23 августа. Мы  переезжаем  в  Талицу.
Поехать  очень  хочется,  узнать  новое,  увидеть  невиданное. Но  отчего  так  грустно?  Каждые  пять  минут  бегаю  к  бабушке  с  дедом. Кругом  суета. Идут  сборы, вокруг  кули, мешки, коробки. Бабушка с утра  украдкой  плачет,  настряпала в  дорогу  нам  каралек  в  масле. Дед  сколотил  ящик  для  куриц. Поймали,  всех посадили  в него. Кудахчут. Петух всем  на  зависть, красавец, со  шпорами, гребнем и бородой. Все  как  положено. Но клевался, лучше  мимо  не  проходи. Корова в пригоне  мычит, напоминает  о  себе, чтоб  не  забыли. Две  машины уже  вчера ушли, ждем еще  сегодня.
Собрались соседи, родственники, ребетня  бегает, успеваем  побегать, поиграть. Пришла  машина, грузимся. Некоторые  женщины  вытирают  кончиком  платка глаза. По моему  мама  растерена, а  мы  рады  неизвестному. В душе весело, хочется  смеяться, прыгать, просто скакать и кричать. Все  сели  в кузов,  даже  маленькую  Веру  мама  взяла  к себе, она у нас всех боялась. Ей  кто-то на  прощание  дал копеечку, она  ее  зажала  в  кулачке. Галя  спрашивает: «Зачем  она  тебе? Выбрось  на  счастье.»  Вера  еще  крепче  сжала  кулачек: « Нет! Я  ее  на  книжку  положу.»  Все  засмеялись, а она  отчего-то  вдруг  расплакалась.
    Я  ехала в кабине с водителем  и  держала  на  руках  кошку, которая  была  еще  больше  напугана,  чем  мы. Дорога  в  Талицу  была ухабистой, вся в глубоких колеях, казалось, что в непролазной грязи  машина сядет  на брюхо и мы застрянем в этом глухом  лесу. Но мы ехали  тихонько  выезжая  и  продвигаясь  все  дальше и дальше. Дорога в  тридцать пять  километров мне казалась нескончаемой, она петляла в лесу, презжали через речушки и болотца. Мелькали села и деревни: Береговая, Белая, Боровской, Осинники, 136 лесоучасток, Петрунинский  кардон.  Водитель  подбадривал  меня, но я  была  девчушкой разговорчивой, любознательной, поэтому  мы  с  ним  всю  дорогу  проговорили. Он  выспрашивал  у  меня о  семье,  удивлялся, что у  папы  у  нас  такая  большая  семья,  рассказывал  мне  о  Талице.  Потом,  когда  встречал где на  улице, всегда  меня  узнавал, спрашивал по  дружески: « Как,  живешь, Микушина?»
     Талица мне  открылась  внезапно. Мы вьехали на гору и вдруг  лес  закончился, а внизу  лежал город, как  на  ладони. Спустились с горы и свернули на  право,  к  Школе  полеводов,  проехав мимо  болотца увидели папу  и  Сашу. Они, улыбаясь, стояли у ворот нового дома,  встречали семью.
Сердце мое упало. Как? Как мы здесь будем  жить,  дом стоит почти в  лесу, в огороде  растут  сосны.
    Талица  встретила  нас  радушно, собрались любопытные, особенно дети,  с которыми  мы  быстро  перезнакомились  и  подружились. Новые  события переполнили меня. Срочно нужно готовиться  в  школу, в  первый  класс. Но  разве я  думала  об  этом? Наверно думала,  но  серьезно  не  воспринимала, это точно.
    Бутка  осталась  позади, но не  позабылась. Тоска по бабушке и дудушке, по милым огородам и поскотине, по соседкам, по вечоркам на  завалинке, по концертам, которые мы с сестрой Галей  устраивали для них, по сказкам и похождениям с дедом в Бутку, в чайну и к Емельяну в заготларек, всего  мне этого  не  хватало. Хандра часто нахлынывала  на  меня душевными  приступами. В  такие  минуты я старалась уединиться, забиться куда-нибудь. Я  была  в  противоречии со  всем  существующим  миром, который  меня  часто  не  понимал.
   Мне  приходилось  взрослеть,  а  моя   детская  душа  страдала!
Но  новая  жизнь  захватывала,  манила, звала, обязывала. Это  была  уже  более  самостоятельная,  увлекательная, интересная  жизнь. Новые люди, новые учителя, новые друзья.
    Первого  сентября  1968 года  я  пошла  первый  раз  в  первый  класс!
Но это  уже  другая  история.
До  свидания, Бутка! Здраствуй, Талица!