Жало обезьяны - часть 63

По крайней мере, это объясняет отсутствие окна. И звукоизоляцию. И одиночное размещение.

- Охра-а-а-ана!

Тут мне пришла в голову идея. Я заново ощупал лицо, точнее - щеки и подбородок. Судя по щетине, с того момента как я попрощался с Исабель, прошло не меньше суток. Вряд ли я все это время находился в отключке. Скорее подпоили чем-нибудь. Или укололи. На всякий случай разделся и внимательно осмотрел те части тела, которые находились на виду, на предмет следов укола. Таковых не обнаружилось.

От скуки задремал. Встрепенулся от лязга металлической щеколды. Квадратный столик в двери опустился вовнутрь. На нем появилась металлическая миска и кружка. Я едва успел их схватить, как столик с грохотом закрылся. Успел только заметить силуэт в камуфляже и кепке.

- Охра-а-а-на!

Снова лязгнула щеколда, то ли в соседней двери, то ли через одну. Значит, я тут не один. В миске пшенная каша на воде, кусок хлеба и два кусочка сахара. В кружке жиденький чай. Вполне диетическое питание. Мое предположение о том, что я находился в государственном учреждении, окрепло. Есть не хотелось, но следовало поддерживать силы. Вытер остатки каши остатками хлеба. Вымыл миску, кружку и ложку под струйкой ржавой воды, сочившейся из ржавого крана. В конце концов, я тут находился в большей безопасности, чем на квартире. Жаль, Исабель расстроил. Она уж, небось, подмокла. Оставалось одно, ждать. Занятие непростое. Расстелил матрасик, накрыл голову пиджаком от света. Закрыл глаза и представил себе закат на Мальдивах. Под босыми ногами мелкий и теплый песок. Чуть слышно шуршит прибой. Океан до горизонта. Над ним низко висят столбы золотистых зефирных облаков. Алый шар солнца в просвете между облаками и океаном. Верхушки облаков начинают алеть, становятся пунцовыми. Из глубины пальмовой рощи поднимаются в остывающее небо летучие собаки. По ту сторону рифа плывет стайка дельфинов. Выпрыгивают и снова ныряют в лазурную воду. Почти без брызг, Выпрыгивают и ныряют. Выпрыгивают и ныряют... Выпрыгивают...

Лязгнула щеколда.

- Лицом к стене! Руки за спину!

От неожиданности чуть не свалился со шконки на пол. Сколько проспал, неизвестно. Время осталось снаружи. Его сюда не пускали. За спиной раздались новые для меня звуки. Звеньканье ключей, скрежет замка. Ожидал скрипа двери, но она открылась бесшумно. Из коридора в камеру вкатился пузырь воздуха, скользнул по затылку и беззвучно лопнул. В камере запахло страхом. Дверь захлопнулась, замок закрылся. Я обернулся. С пола возле параши, держась одной рукой за спину, поднимался мужчина. Киргиз неопределенного возраста. Один глаз заплыл багровым синяком. Из рассеченной брови по скуле стекала струйка полузасохшей крови. На щетине подбородка висела загустевшая вишневая капля. Губы разбиты и распухли. Нос свернут набок, тоже весь сине-бурый. Сальные черные волосы спутаны в колтун. Сейчас его и родная мать не узнала бы. Одет в ветхую водолазку неопределенного от грязи цвета с полуоторванным рукавом и не менее грязные брюки. Стоптанные ботинки, у одного оторвана подметка. Я в сравнении выглядел элегантным и нетронутым как рояль.
Новый сокамерник, подволакивая левую ногу, добрался до крана, умыл разбитое лицо и начал жадно хлебать ржавую воду. Утерся рукавом. Доковылял до шконки и сел на край.

- Давно сидишь? - спросил он не очень внятно. По причине отсутствия нескольких передних зубов.

- Не знаю. Часов в камере нет.

- Шутник, - одобрительно прошамкал киргиз: - За что?

- Двух СНБшников положил.

- И еще живой? - киргиз опасливо отодвинулся, насколько мог.
 
- Как видишь. А мы где?

- В гэбэ...

- А тебя за что?  - поинтересовался я участливо.

- Белый дом брать хотел, - с гордостью сказал сокамерник и сплюнул кровью на пол через разбитые губы.

- Это как? - поинтересовался я для порядка. Хотя и так все было ясно.

- Значит давно сидишь, раз ничего не знаешь. Значит, революция у нас, - уважительно произнес поледователь Робеспьера. Лампочка светила ему в затылок, и ливо его походило на обтянутый кожей черепей с черными впадинами глазниц: - Много народу с областей в Бишкек пришло. Курултай был. Попросили правительство уйти по-хорошему. Те ни в какую. Мы Белый дом окружили, а оттуда шмолять начали. Народ очень рассердился, полезли через забор. Менты ноги в руки и кто куда. Мы уже почти до входа добежали. Тут навстречу охрана. У нас железные прутья, у них "калаши". Меня прикладом по башке и сюда. Теперь власти точно кирдык. Не будет им пощады.

Выходит, началось? Если, конечно, не брешет сокамерник. Может, подсадили его? Чтобы меня раскрутить на сочувствие бунтарским планам.

- А ты за кого? - словно читая мои сомнения спросил киргиз.

- За себя ,- ответил я совершенно честно.

- За народ надо быть, - укорил меня сокамерник: - Народ за справедливость поднялся.

- Друг у друга воруете, вот сами и разбирайтесь, - буркнул я угрюмо: - Кто заварил-то эту кашу?

- Говорят, с Иссык-Куля команда пошла. Сам я с Балыкчи, мое дело маленькое. Старший сказал, пошли, значит, пошли.

- Денег много заплатили?

- Нормально заплатили, по 500 сомов. И ещё обещали, когда победим. Ну, еда, водка. Одеяло новое дали, сказали, могу себе забрать. Пойду спать. Тут хорошо, сухо. И тепло. Кормят?

- Кашей. Сахар дают.

- Совсем хорошо, - довольно закивал головой карбонарий: Жалко водки не дают.

- А ты потребуй. Ты ж народ...

Киргиз с недоверием посмотрел на меня целым глазом, вздохнул:

- Снова шутник...

С трудом забрался на верхнюю шконку, повозился там немного и затих. Воняло от него капитально. К запаху параши я уже попривык, а от этого несло протухшей соломой, коровьими лепешками и свинарником. Я опять натянул на голову пиджак. Что я там ещё делал на Мальдивах? ... Край мола. Покрытие из ароматных досок. Под ногами плещется вода. В воде снуют пестрые рыбки. Небо сливается с горизонтом. В вышине движутся перистые облачка. По воде бегут редкие волны с маленькими белыми барашками. Они покачивают одномоторный гидросамолет. Сажусь в лодку. Тарахтя малосильным моторчиком, она ползет к самолету. По коротенькой лестнице поднимаюсь в тесный салон с двумя рядами узких кресел. Пилот нацеливает пропеллер в океан. Форсаж. Брызги. Тряска прекращается. Пилот закладывает вираж над пальмами, я вижу хижину, в которой спал. Островок растворяется в синеве океана. Молочная белизна за окном сгущается, закрашивает морскую синеву. Самолетик подвешен в белой пустоте, гул мотора становится всё глуше, а мягкий ватный кокон вокруг всё плотнее...плотнее...плотнее...

На этот раз меня разбудил предводитель мятежного крестьянства. Он пытался слезть вниз, да так неловко, что наступил мне на грудь. А там треснутые ребра. В коридоре что-то происходило. Доносилось лязганье металла, крики. Раздались выстрелы. Снова крики. Опять лязганье. Тишина. Лязганье. Уже ближе. Тишина. Лязганье. Ещё ближе. Я тоже поднялся. Начал барабанить кулаком по двери.

- Охра-а-а-на!

Ключ загремел в замке нашей камеры, но команды "лицом к стене" не последовало. Дверь распахнулась. В проеме стояли трое киргизов. В гражданском. У одного в сгибе локтя лежал "калаш". Другой в опущенной и расслабленной руке держал "ТТ". Третий, одетый получше и аккуратно подстриженный, оружия напоказ не выставлял. Мой сокамерник бросился к ним навстречу с воплем радости. Как мне показалось, несколько искусственным. Получил короткий удар стволом "калаша" под дых, от которого упал на колени и захрипел. Стриженый задал вопрос по-киргизски. Мой сосед что-то проблеял в ответ. Ещё вопрос. Снова лепетание. Ещё вопрос. В голосе сокамерника мне послышался животный испуг. Тот, что с "ТТ", поднял ствол. И выстрелил ему в лицо. Патрон у "ТТ" слабенький. Пуля срикошетила о заднюю стенку черепа и едва не задела меня. А вот от летящего вслед обломка кости с прядью немытых черных волос с одной стороны и киселем мозгов, прилипшим с другой, я увернуться не успел. В спертом воздухе камеры запах теплой крови и прочих циркулирующих в организме жидкостей накатил, как цунами. Он был непереносим. Закружилась голова. Обмякли ноги. Только не хватало грохнуться в обморок. Стал дышать ртом, отлегло. Стриженый обратил на меня внимание. Перейдя на русский, пояснил:

- Предатель. И провокатор. Как он здесь оказался?

- Я уже здесь больше суток парился, когда его подсадили, - ответил я, насколько смог, безразлично. Труп на полу мелко дрожал. Потом затих.

- Парился? - Стриженый улыбнулся: - Русский, значит. А за что ты тут?

Удивительно любопытный народ:

- Двух СНБшников закрыл.

- Похвально, - обрадовался Стриженый: - Ладно, брат, выходи на волю. За заслуги перед революцией ты освобожден победоносным киргизским народом!

Я перешагнул через натекшее из открытой головы моего бывшего сокамерника, а ныне предателя и провокатора, озерцо крови с берегами из мозгов и вышел в коридор.

- За медалью послезавтра приходи, в Белый дом. После обеда, - донесся из-за спины голос Стриженого.

Окрашенные на две трети от пола в ядовито-зеленый цвет, стены коридора тянулись в обе стороны. Моя камера находилась ближе к слепому торцу. Другой конец терялся в полумраке редких лампочек. Туда я и направился. В двух местах коридор перегораживали стены из металлических решеток, но калитки в них были распахнуты. Как и двери камер. У одной из решеток лежал труп в камуфляже, метрах в десяти дальше, три тела в гражданском. Над ними склонилось несколько человек. Четверо в гражданском с "калашами" за спиной несли на куске материи пятого, который слабо стонал. На меня никто не обращал внимания. В конце коридора налево открылась идущая вверх лестница, тоже забранная решеткой. Калитка распахнулась от толчка. Лестничная клетка. Ещё решетки. Интенсивность движения по лестнице усиливалась по мере того, как я поднимался. Воздух свежел и холодал одновременно. Последняя решетка, и через открытую дверь я вышел в просторный внутренний двор, огороженный стенами пятиэтажного здания с облупившейся темно-серой штукатуркой. Моя камера находилась на нижнем, как оказалось, третьем уровне подвала. Из стен торчали ртутные фонари, заливавшие двор ослепительным для моих отвыкших глаз светом. Небо имело серо-рыжий оттенок. Сумерки. Но темнело или светало, определить я не мог.

По двору народ двигался чуть не толпами. Кто с оружием, кто без. Выход, судя по общему направлению движения, находился наискосок напротив. Успел сделать несколько шагов. Сверху донеслись крики, выстрел, еще один. Поднял голову, оказалось, очень вовремя. Из окна на верхнем этаже, почти точно надо мной, вывалился темный удлиненный предмет, хорошо различимый в свете фонарей. Я едва успел отступить в сторонку. Предмет с хрустом ударился об асфальт в полутора метрах от меня, отскочил и приземлился вновь, на сей раз с чавкающим шлепком мокрой губки. Тело в камуфляже. Никто вокруг не обратил ни малейшего внимания. Сдержав рвоту, подошел. Присел перед лежащим на правом боку, затылком ко мне телом. Потянул за рукав, перевернул на спину. Череп треснул, но не раскололся. На губах пузырилась розовая пена. Выяснять, дышит или нет у меня не было ни времени, ни желания.

Продолжение - http://www.proza.ru/2016/02/09/772