Мой отец железнодорожник

Посвящается памяти Мельникова Григория Александровича –
добрейшего человека и великого труженика

Наше дачное общество, как и большинство в Новосибирской области, расположено вдоль железной дороги. Те, у кого участки находятся в непосредственной близости к железке, ворчат, что от шума поездов им плохо спится. А тут ещё прямо у ворот нашего дачного общества кто-то разгрузил машину шпал.Я был, пожалуй, единственным (кроме хозяина шпал, разумеется), кто, проходя мимо, не ругался по поводу креозотного запаха. Мне этот запах напоминал детство. У каждого есть запах своего детства. Запахи моего связаны с креозотом, так как дом, в котором я вырос, был выстроен нашим отцом из шпал, потому что наш отец был железнодорожником и проработал на железной дороге более сорока лет. Конкретное место его работы мне запомнилось, потому что в своё время приходилось часто заполнять различные анкеты, где нужно было проставлять место работы родителей. В графе сведений об отце я писал: «Западно-Сибирская железная дорога. 9-я дистанция пути».

С детских лет железная дорога у меня ассоциировалась с надёжностью и основательностью, именно таким был мой отец. Даже соседи шутили: если Гриша Мельников что-то делает, так делает по-железнодорожному. Наш пятистенок, срубленный из шпал, заметно выделялся в округе своей основательностью. Когда я окончил школу, отец осторожно намекнул насчёт НИИЖТа – Новосибирского института инженеров железнодорожного транспорта, но у меня в ту пору были совсем другие интересы, хотя на железной дороге поработать пришлось.

Моё первое непосредственное знакомство с железнодорожной работой пришлось на студенческую пору, когда мы с братом подрабатывали ремонтом путей на станции Инская. Наш мастер, популярно разъяснив, в чём заключается наша работа, показал помеченные мелом шпалы, которые нужно было заменять. «Вот отсюда и начинайте», – сказал он. «А докуда?» – спросили мы. «До шести вечера», – ответил мастер, в одной фразе связав пространство и время. Работа была довольно однообразной, но платили нам чётко и неплохо, что для меня было лишним свидетельством надёжности и основательности железной дороги.

Второй раз с железнодорожными путями мне пришлось столкнуться на Сахалине, куда нас, двадцатипятилетних парней, забросило желание немного пополнить свой скудный семейный бюджет. В нашу задачу входило проложить узкоколейку от нижнего склада местного леспромхоза до основной магистрали, тоже, кстати сказать, узкоколейки. Закреплённый за нами мастер, узнав, что я – сын железнодорожника, именно мне поручил работать с нивелиром и научил, как рассчитывать постепенный подъём пути, и на сколько должны разниться по высоте на повороте правые и левые рельсы. Работа у нивелира позволяло изредка получать передышку после таскания шпал и рельс, что не могло вызвать тайное недовольство моих напарников. Но однажды мне удалось доказать, что сын железнодорожника – это что-то значит.

Как-то нам для устройства тупичка понадобилось пару рельс короткого размера, в наличии же были лишь многометровые полотна. Мужики достали ножовку по металлу и приготовились пилить рельс, в шутку организовав конкурс Шуры Балаганова: кто быстрее всех рельс перепилит. Когда я сказал, что перепилю рельс за пять минут, никто не поверил. Ударили на спор по рукам. Я зубилом сделал по периметру рельса несколько глубоких надсечек, с двух сторон ножовкой пропилил тонкий след, соединяющий эти надсечки, потом подложил выступ, и, приподняв рельс, ухнул его на выступ. Перед ошарашенными напарниками лежал рельс, лопнувший чётко по намеченной линии. Этому фокусу отец научил меня ещё в детстве. Правда, загонять в шпалы костыли с одного удара, как это он мог делать, я так и не научился.

С тех пор прошло немало лет. Сейчас моё отношение к железной дороге такое же, как у тысяч новосибирских дачников – я её постоянный клиент в дачный сезон. Иногда, в связи с ремонтом путей, нашему обществу на некоторое время отключают электроэнергию. Но меня эти отключения не огорчают, а даже радуют – значит, жизнь продолжается. Помню, как в начале девяностых, шагая по шпалам к своему обществу, мы теряли осторожность – поезда курсировали крайне редко и я знал, что означает, когда на железнодорожных путях нет поездов. Сейчас, слава Богу, времена изменились – поезда курсируют довольно интенсивно, значит, страна живёт.

С возрастом я стал спать очень чутко. Меня запросто может разбудить громкий голос на улице, лай собак, скрип автомобильных тормозов. Но единственный звук действует на меня успокаивающе – это шум проходящего поезда: когда я его слышу, мой сон становится крепче, так как я знаю: если поезда ходят, значит, страна живёт. И при этом всегда вспоминаю нашего папу – Григория Александровича Мельникова, более сорока лет проработавшего на железной дороге, и горжусь им, хотя, к сожаление, и запоздало.