Из записок о нашей семье. Ляпины, главы 21-25

21.   ДЕТИ ЕФРОСИНЬИ И НИКОЛАЯ  ЛЯПИНЫХ           ДОЧЬ КСЕНИЯ

  Старшая дочь  Николая и Ефросиньи  Ляпиных  Ксения    родилась  в 1905 году.     Ей  было   14  лет,  когда  отец  ушёл  в неизвестность, и  на её долю выпали  все  тяготы послереволюционной жизни.
  До  1918 года Ксения  училась  в  гимназии.  “ Отец хотел учить  всех  своих  детей,  но Ксении  отводил особую  роль.  Он  мечтал  открыть  собственный  обувной  магазин, где  бы  Ксения  вела   финансовые  дела, как  он говорил  “сидела бы за  кассой”. - вспоминала  наша мама, младшая  сестра Ксении. 
 Ксения  любила  читать,  хорошо  шила  и вязала, а вышивала гладью  и особенно ришелье  так, что трудно  было  поверить,  что перед  вами  ручная   работа, а не машинная.   Моя  младшая  сестра  Светлана  рассказывала,  какой  восторг    вызывали  подшорники  для  окон,  выполненные Ксенией.  Во время  войны  она по поручению  тёти  разносила  эти подшорники по домам заказчиц.
 Небольшого роста,   большеглазая, с высоким открытым  лбом,  прямым  носом  и слегка  сжатыми   тонкими  губами,   она,  казалось,   была закрыта  для      лёгкого общения  даже с родственниками.   Серьёзная и умная она была   непререкаемым авторитетом для сестры и братьев.

 Революция  изменила  жизнь родителей и внесла  много  трагического  в  судьбу   этой  девочки.  Ксения  стойко    переносила  удары судьбы, но душу свою никогда  никому  не раскрывала. В юности  она пережила большую любовь.   Сын   мясного  торговца  Саша  Александров  был пылко в неё влюблён,  и она отвечала  на его  чувство.    Тайно от родителей молодые люди  дали друг другу  клятву     никогда  не  расставаться. Но наступило время НЭПа, власть денег и богатства вернулись. Родители  Саши  сосватали  ему невесту по своему разумению -  дочь  богатого нэпмана. Ксения же  в это время вместе с матерью  боролась за выживание семьи, спасала младших братьев и сестру от голода.  Как безутешна  она была в своём  горе, когда узнала, что  назначена  свадьба,  как бегала на  речку Чаган  встречаться  с любимым,  и  как окаменело её  сердце после  того, как  парня женили.
    
Вскоре  к  Ксении  посватался  Пётр Соколов,  сын обедневших уральских  господ.     Пётр  был  образован  и  очень  хорош  собою.  Высокий, с густой копной  курчавых  волос, он выделялся  своей  осанкой  и породистостью.  Один  из его  братьев  когда-то служил в Царской  Армии, а  другой,  Константин, был   регентом    Спаса–Преображенского  собора, хор  которого был  лучшим из хоров четырнадцати церквей,  действующих в то время в городе.    
Ксении было всё равно за кого выходить  замуж,  и она дала своё согласие  стать женой Петра  Соколова. Молодые поселились  во дворе Ляпиных в «палатке»,  но  жизнь их не заладилась с самого начала.  Высокий  красавец, каким  был Пётр,   не   составил  счастья Ксении. Он был во многом противоположностью своей  серьёзной жены. Пётр  воспринимал  жизнь  легко  и просто, любил  веселье,  застолье,  людей.   Он замечательно  играл  на  струнных  инструментах и мало  обращал  внимания  на  недовольства  своей  жены. Легкомысленный  и простодушный,  Петр слыл среди родных человеком  с “простинкой”.
 
В  двадцатые   годы прошлого столетия  в  моде  были  вечера  "на  дому".    Парни на общие  деньги  арендовали (снимали)  дом,  нанимали  двух-трёх  музыкантов,  приглашали  девушек  и устраивали танцевальный  вечер.  Пётр  обучил   братьев  Ксении   игре на  гитаре  и  мандолине  и  нередко вместе  с ними  играл на таких  вечерах.   Ксения не разделяла  увлечения  мужа  и на  вечера  никогда  не ходила.
Брат  Петра  Константин   любил  устраивать застолья  для  служителей  церкви  в доме Ксении и Петра.   “Бывало  попы,  уже разгорячённые  спиртным возлиянием, засунут полы своих  ряс в сапоги и, айда отплясывать с девицами из хора “,  -  вспоминала  наша мама.      Для  Ксении  всё это  было чуждо, она иронично воспринимала  поведение  мужа и его брата.

Когда Пётр  стал  работать в УГРО  (Уголовный  розыск), в семье Соколовых   появился  достаток.   Молодые стали приобретать  мебель, одежду и даже  купили швейную  машинку, что по тем  временам было большой роскошью.  Но лада в семье по-прежнему не было.
 Стоило Ксении  поссориться с Петром, как  всё, приобретённое для дома, она  продавала.   Как  родные узнавали  о разладе  в семье  Соколовых, рассказывала наша мама.  “Если   видим, что по двору к воротам  идёт  соседка  с машинкой  или  трюмо,  значит  у  Соколовых  разлад - Ксения  всё распродаёт.   Но  когда   молодые    мирились, Ксения  выкупала  свои  вещи,  и  уже  сама  несла   машинку  или трюмо  через  двор в палатку.  Покой ненадолго воцарялся в семье”.
У  Ксении и Петра  росли два сына Виктор и Юрий - наши  двоюродные  братья.  Оба мальчика были красивы, и я помню, как  им шли матроски, модные  в то время.

В ”Ежовщину"(массовый террор периода 1937-1938 гг. в СССР был назван по имени народного комиссара внутренних дел Николая Ивановича Ежова) Пётр был  арестован. 
 Случилось  это так. Однажды   утром на работе  в отделе УГРО   его  спросили:
 “ Ну, что там,  Пётр, по радио говорят?”   
 И  Пётр  доверительно,  - ведь  вокруг все свои,   ответил:
“Да болтают  разное”. 
 Этого было  достаточно, чтобы посадить его на 10 лет. Никогда не  проявлявшая чувства любви к Петру  Ксения  вдруг обнаружила  необыкновенную  преданность  мужу.  Отказывая себе и своим сыновьям  во многом, она собирала посылки и ездила передавать их в тюрьму.
      
Именно в это  время  Ксения  стала  работать в буфете Обкома  партии.  Я запомнила её  буфетчицей, молодой и  проворной.  После  концерта самодеятельности, в котором  участвовали  и мы,  мама  привела нас  в просторное  фойе,  где  работала тётя Ксения.  Она дала нам по  стакану  лимонада и коврижке,  необыкновенный  вкус которых, я помню до сих пор.  Вероятно,  лимонад  мы пили  впервые. Запомнились проворность и быстрота, с которой она обслуживала  людей.
 Можно предположить, что  работа  Ксении   в Обкоме   партии  помогла  Петру  провести заключение не в лагере, а на поселении,  а затем  и досрочно  освободиться. В начале  50-ых годов    Ксения     заняла   место  буфетчицы   в единственном в городе  ресторане  на  Советской  улице.   В  те голодные  годы вряд ли можно было устроиться  на такое  «хлебное»  место  без  помощи соответствующих  органов.

И  всё, что   происходило с ней дальше,  было не случайным. Неожиданно  получает срок заключения  в детскую колонию  её  младший  сын  Юрий.   Его  судили за безобидную  мальчишескую  драку.   Никто в драке  не пострадал,  и  все надеялись, что  суд  будет  воспитательным  для  пятнадцатилетнего  пацана,  который рос  без отца.  Каково же было потрясение, когда объявили,  что  из  всей группы он один  осуждён  на  год  колонии. 
С  окаменевшим  лицом   Ксения  приняла  несправедливый приговор. Все родственники  с трудом   осознавали, что произошло,   и только  сама  Ксения знала,   что  она  окончательно  попала  в ловушку,  и ей  не оставляют выбора.
Ксения  очень  изменилась.  Она редко  общалась  с родственниками,  стала  замкнутой,  не отвечала на попытки сестры  вернуть прежние  отношения. Новым ударом для неё стал ещё один суд - суд над мужем Петром.
   
После  возвращения  из  заключения   Пётр работал счетоводом  на одном  из предприятий  города.   Внезапная ревизия  обнаружила  недостачу  в бухгалтерском учёте, и Петра осудили.     Поговаривали,  что начальницу  отдела заставили  свидетельствовать на суде против Петра.   Присутствующие, а среди них была и наша мама,  заметили, что свидетельствовала  она  не по своей воле; говорила неуверенно и вяло, не поднимая  глаз.
 Сам Пётр  не защищался, он был окончательно сломлен и приговор  принял  равнодушно.   И снова  посылки   регулярно  отправлялись Ксенией в тюрьму, а она сама  всё  больше  и больше  отстранялась от родственников.   Все попытки  помочь ей, встречали  без объяснений  отказ.
 
Наш  отец  Михаил  Яковлевич  Тишин   догадывался, что суды  над  Петром  и Юрием  были  средством  вовлечения   Ксении в орбиту действий  НКВД.    НКВД  в то время остро нуждался в информаторах  в весьма  трудной области, а именно, в баптистском  движении в СССР.  Неожиданно  Ксения  становится  баптисткой.   Пётр  и Юрий  досрочно  освобождаются.



 


22.                КСЕНИЯ  У БАПТИСТОВ

О том, что Ксения  стала  баптистской, мы узнали от бабушки Ефросиньи (в то время она  жила с Ксенией).  Родственникам трудно было в это поверить. Никто не мог представить Ксению молящейся, тем более,  в молельном доме баптистов. И дело было даже не в том, что советское  общество строилось без Бога, и  большинство граждан объявило себя атеистами.  Ксения воспитывалась  матерью - православной христианкой,  но, став женой Петра Соколова и наблюдая  его брата Константина и церковнослужителей  Спаса-Преображенского собора,  перестала верить в искренность попов и нередко высмеивала их.
”Cкажи,  Наталья,  почему  попы не разрешают  прихожанам  завтракать,  когда те идут  на  утреннюю  службу?- спрашивала она свою младшую сестру.  И   тут же  сама   отвечала: “ А  чтобы   не  портили воздух во время службы”. ( это было  сказано другими словами).
Свадьбы   брата Петра регента  Константина  были одним  из  ярчайших  воспоминаний  детства нашей мамы.   Константин женился пять раз и каждую свою свадьбу  проводил   согласно    православному  обряду.   “Подводы с украшенными цветами  лошадьми и развевающимися  лентами  проносились по городу  в храм, звучал хор, служители церкви были одеты в расшитые золотом рясы, в церкви толпился народ.     А Константин, когда   свадьба была уже  в самом разгаре, за столом,  милуя свою  новоиспечённую  супругу, украдкой   обнимал   новую  пассию из  только что  поступивших хористок хора”, -  рассказывала мама.
 
 Ксения в церковь не ходила,  и в то, что она увлеклась баптистами, никто не хотел верить.  Однако факт  оставался фактом - Ксения стала  активной  баптистской; свой дом сделала  молельным,  а сама вскоре  заняла  лидирующее  положение  среди  малограмотных “сестер и братьев”.
  Всё чаще и чаще мы узнавали,  что  Ксения  уехала  в Харьков,  Винницу,  Казань  или  на Кавказ.  С удивительной  лёгкостью  она получала   разрешение на эти поездки  от руководства   ресторана,  где  продолжала  работать.
  Светлана, моя младшая сестра,   вспоминала, как однажды  она   застала    четырёх баптистов  в доме  тёти.  На столе  лежала  Библия, и Светлана  стала   перелистывать её.   Ксения  в присутствии  баптистов  предложила  Светлане  взять  Библию  домой, при этом она  сказала: ‘Это умная  книга”, но  впоследствии  к теме о Библии в разговорах не возвращалась и не делала  никаких  попыток  вовлечь  в секту кого-либо из  родственников.
   

23.           КСЕНИЯ – ОСВЕДОМИТЕЛЬ   НКВД

Наш  отец  догадывался,  что  Ксения  принудительно   участвует в баптистской  секте, выполняя  задания  НКВД.    Однажды  он получил подтверждение своей догадке. Случилось это летом. Отец работал в  Областном Военкомате   водителем военкома.  После  поездки  по районам Западно–Казахстанской области он поставил  машину  в гараж  и пешком возвращался  к себе домой. Шёл он по Советской  улице. Рассвет  едва  начинался.  Темнота сменилась утренней серостью, и стали  хорошо  видны: дорога, деревья, дома.  Улица  была  пустынна.  Проходя  мимо магазина Военторг, отец бросил взгляд на противоположную сторону  и увидел там две фигуры - мужчину и женщину,которые медленно  прохаживались по тротуару. Что-то знакомое показалось ему в маленькой фигурке женщины. Отец юркнул в первые открытые ворота и остался там наблюдать за парой, так рано гулявшей по улице.
В  мужчине он узнал  старого работника НКВД, а в его спутнице-Ксению.   Было  видно, что Ксения  о чём-то  рассказывала  мужчине, а тот, склонив  к ней голову,  слушал её. 
 Они довольно долго ходили по тротуару. Отец понял, что Ксения отчитывалась о своей очередной поездке.
  Становилось  светлее.  Боясь обнаружить себя, отец нашёл момент выйти из двора, завернул за угол улицы имени Маншук Маметовой  и быстрым шагом пошёл домой.  С тех пор  наши родители уже определённо знали, что Ксении  выполняла задания НКВД  и  понимали  её  замкнутость  и отчуждённость.     Тайну  о сотрудничестве Ксении  с  НКВД  никому не открывали.
 
Когда  писались эти записки,  мне  стало интересно узнать, как  Советская власть относилась к баптистам  в 1950 – 1960 годы.  У Бориса  Перчаткина в работе  « Совет  по делам  религиозных  культов  при  Совете  Министров  СССР   и евангельское  движение  в Советском  Союзе  1956 -1965 годов»  я прочитала,  что в годы  Великой  Отечественной войны  церкви  всех  конфессий  были настроены  патриотично.    С 1943 –го  года  в Советском  Союзе  разрешили  открывать и регистрировать церкви  и   религиозные  организации.   Смерть  Сталина  и  последующая  борьба   против культа  личности  способствовали  возвращению   религиозных  деятелей  из ГУЛАГа.  Количество    обращений  об открытии  храмов  и регистрации   религиозных объединений   стало расти  особенно быстро.    Появились организации баптистов и в Уральске.   
Из детства  помню, как сразу после войны  к нам в дом приходили две баптистки  стегать  одеяла. Эти женщины стегали одеяла  для  всех семей двора Ляпиных,   переходя из дома в дом,  а затем пришли и к нам, на  Пролетарскую  улицу, дом 9.
 Запомнилась  одежда баптисток: длинные  черные юбки  и свободные  чёрные  кофты, а на головах, завязанные  особым образом, кипенно-белые платки. Родители с уважением относились к стегальщицам, их верой не интересовались, и они её  не навязывали.    Услуги баптисток принимались спокойно и с благодарностью. Одно одеяло, стёганное ими, до сих пор сохранилось и служит нам на даче.
   
   К концу 50-х годов  число  неправославных  религиозных  организаций  в стране  насчитывалось  почти 11 тысяч, и только 40 % из них было   зарегистрировано (Б.Перчаткин). Таким  образом,  вне контроля Советской  власти  оставалась жизнь  и деятельность  огромного числа  граждан.  Могла ли Партия  допустить, чтобы  её  монопольное  влияние  на массы  разделяла  другая сила  в СССР?   Конечно же, нет.  Сталинские  идеи  30-х годов о строительстве  общества  атеистов  взяли верх,  и  Никита  Сергеевич  Хрущёв  обещал  покончить  с  “религиозным  дурманом” и показать  всей  стране  “последнего  попа”.
 В газетах появились  статьи, в которых развенчивалась деятельность баптистских сект.   Такие  статьи  находили   поддержку и у нас,  школьников.  Мы возмущались, что  молодым  членам этих сект  внушают  не  брать  в руки   оружие и не служить в Армии. Это-то после кровопролитной войны!   Читали мы и статьи, раскрывающие тайные связи  сектантов с американскими евангельскими центрами.   Из них мы узнавали, что для баптистов в СССР  из Америки поступают посылки с продуктами и товарами, и что получение таких посылок унижает достоинство советского человека  и т. д.   
ЦК  Партии  требовал  от советских  органов  контролировать  деятельность религиозных объединений и их  лидеров,  а для  сбора информации подбирать и вводить  «нужных людей» в состав органов  самоуправления  этих объединений.   Последнее - наши органы умели делать хорошо.   Грамотная и  умная  Ксения, готовая на многое ради облегчения  участи  мужа  и сына, вполне подходила  на роль  такого  «нужного»  человека.   Сломанные судьбы  Петра и Юрия  были  теми точками, на которые органы   нажали, чтобы  сделать её  осведомителем НКВД.

    
24.            РАЗЛАД С  МАТЕРЬЮ
            
    Ксения   прекратила  всякие  связи с родственниками.  Я помню,   как однажды  мама встретила Ксению на улице и пыталась поговорить с ней. Словно чужая Ксения слушала  сестру, и, не вступив  в беседу, простившись, ушла.  С горечью и беспокойством мама переживала эту встречу.
У Ксении умер муж Пётр Григорьевич Соколов.  Старший сын Виктор с семьёй уехал жить в Саратов, младший сын Юрий женился на девочке  из детдома и тоже покинул дом. Ксения брак  Юрия  не одобрила.      
Тяжело  переживала  бабушка Ефросинья  появление  баптистов  в доме.  Её   пугали   и тревожили   молельные  собрания, продолжительные  беседы  Ксении с “сестрами  и братьями”, поездки  дочери  в другие  города и её отсутствие  по ночам.  Истинно   православная,  она  не могла понять,  почему  дочь  приняла  новую  веру и почему так упорно  и настойчиво   участвует    в секте.   Однако  говорить на  эту тему  было  нельзя.  Ксения  не допускала, чтобы  мать вмешивалась  в её  дела.  Бабушка Ефросинья  молча    переживала,  может  быть,  самое трагическое  время  в своей  жизни.  И только  с  младшей дочерью, Натальей, нашей мамой   она могла поделиться  своей  бедой.
 
  Наталья  предлагала  матери  перейти жить к ней, но  бабушка Ефросинья  отвечала: “Нет, доченька, ещё   не время.  Я  нужна  пока там”.   И, действительно,  во дворе   Ляпиных   почти все  нуждались в её помощи. 
 Мамина  тётя  Александра Степановна жила  во дворе на крошечную  пенсию  инвалида и с благодарностью принимала  от  “Фросеньки”  кусок   хлеба,  чай,  сахар, которые та уделяла из собственного  рациона. 
   «Наверху» большого дома   жила  пьющая  семья    младшего  сына Ефросиньи,  Ивана.  Рассказывая  дочери  Наталье о  первых  размолвках  с Ксенией,   бабушка Ефросинья  со  слезами  на глазах  говорила:  «Ну, как я откажу Ивану, когда знаю, что они уже второй день голодают?»
   Внуки, сыновья   погибшего на войне старшего сына Василия - Геннадий, Анатолий  работали на заводе, но их  маленькие  зарплаты  и дефицит  продуктов  в городе   нередко заставляли их  обращаться  за хлебом, чаем, сахаром  к бабушке Ефросинье.  Та отказывать  не умела,  и молодые  внуки порою  брали всё, что находили  в буфете в доме Ксении, где жила Бабушка.
Нуждался  в помощи  и сын Ксении, Юрий.  Юрий и его жена работали токарями на заводе.  Им пришлось  снять квартиру,  и денег на жизнь   оставалось   мало.  Его  крестная мать, наша  мама, не только  помогла ему  сыграть  свадьбу, что  по тем  временам  было  обязательно, но и настояла,  чтобы  Юрию  отдали    ”Низ”  большого  дома.   Юрий  переехал, но с  рождением  дочери  Танечки  трудностей  в семье  прибавилось.  Бабушке Ефросинье  пришлось  помогать  и этому  внуку.
Работая в  буфете  ресторана,  Ксения,  даже  при её щепетильной честности,   могла  иметь излишки  и остатки  продуктов. Как   говорила  наша  мама: ” Плохой  Торжок -  не пустой горшок”.  Ксения  всегда  возвращалась  домой не с пустыми  руками.   Хлеб,  сахар,  чай,  масло  в доме  не переводились.   Но продукты  исчезали  быстро.   Ксения  нередко  отчитывала мать за “ разбазаривание”.  Та, молча,  переносила  попрёки, а Наталье  говорила: “Ведь не чужим–же даю, а своим”. 
 
Ксения стала складывать продукты в сундук, который  запирала  на  ключ.  Когда   отдавала ключ матери,  непременно  говорила: “Никому  не давай”.    Но   сердце бабушки  Ефросиньи  не  выдерживало и  она, жалея сына, внуков, золовку, продолжала делиться  с ними.
 
Однажды  Ксения вернулась из поездки и обнаружила, что в доме нечего есть. Начался скандал.  Не жалея мать, Ксения самыми  несправедливыми  оскорбительными словами обвинила её в  расхищении  своего дома и даже ударила её  чем-то по голове. 
Узнав  об  этом, наша мама была возмущена  поступком сестры.  Боясь, что в ссоре может сама ударить Ксению, она послала  сына  Бориса с тележкой во   двор Ляпиных и велела  привезти  свою мать к себе.   
  Бабушка  Ефросинья,  не проронив  ни  слова, ни  слезинки,  молча последовала  к тележке,  куда  Борис  уже  набросал  её   небольшие  пожитки. Она  села  в тележку,  обхватила  голову  руками  и,  раскачиваясь,  как бы не веря  тому,  что  случилась, доехала  до  дома младшей дочери.  Там,  на  диване,  она пролежала  десять дней лицом  к стене, отказываясь  от пищи.  И  только    когда  рана  зажила,  она  повязала  платок и молча  стала помогать  дочери   по  хозяйству.  Случилось это  в конце  50 –х  годов. Потребовалось  немало  усилий зятя, нашего отца Михаила Яковлевича,  её внука  Бориса  и самой   дочери Натальи,  чтобы  она  пришла  в себя  и  заговорила:
“Ну,  дочка,  теперь  бери  меня.  Туда  я  больше  не   пойду”. 
С  тех пор и до конца своих дней  бабушка Ефросинья жила в  нашей семье.   Обида на Ксению была так сильна, что в разговоре она  называла её  не иначе, как  Соколова.


25.     СМЕРТЬ  КСЕНИИ.

Ксения осталась одна.  Вскоре  она  тяжело   заболела.  Диагноз был поставлен страшный - рак кожи.  Я помню своё последнее посещение её дома.  Она лежала на  железной кровати. Хлопья  с сероватым оттенком сыпались со всех частей её пергаментного тела.  Внучка Таня хлопотала вскипятить  нам чай, а тётя Ксения оживилась и явно с радостью говорила со мной. Я старалась показать, что не вижу как  она  худа и бледна.    Уходя, я наклонилась и поцеловала её в щёку.  “Тамара, зачем ты меня целуешь?”  Я не  ответила. Это было последний раз, когда  я видела  её живой.
 
   О смерти её я пишу по рассказу мамы.  Она часто возвращалась  к последним дням своей старшей сестры, которую   любила и уважала. Зная её тайну, мама   не  отстранилась  от неё.   Не оставила  она сестру  и в болезни.   Вместе с её внучкой Танечкой  ухаживала за ней и  делала всё, что могла, чтобы облегчить  страдания  сестры.
     Накануне её смерти  мама  в доме Ксении  застала  уходящих “сестер”. В коридоре, прощаясь, они уговаривали маму отдать им Ксению, чтобы похоронить     по обряду бабтистов. Мама категорически им отказала.
 Едва за ними закрылась  дверь,  как Ксения  сказала: “Не вздумайте  отдать меня ИМ”.  Мама  поняла Ксению, но  промолчала.   А утром  следующего  дня   прибежала внучка  Танечка к маме  и сообщила, что Ксения  ночью умерла.  Ефросинья  молча приняла  это известие.   
Мама вспоминала: «Нищета в доме Ксении была такая, что не нашли в шкафу ни чулок, ни платья приличного, в котором можно бы было положить  покойницу в гроб. Всю ночь вместе с Софьей шили платье из материала, купленного в магазине.  Всё остальное я принесла из дому.  Явились  и “сестры” и стали  снова просить отдать им покойницу, но я твёрдо  отказала   и выпроводила  их из дому”. 
  Бабушка Ефросинья хоронить дочь не пошла, а только спросила: “Где  Соколову-то положили?”.  Умела наша БАБАНИЧКА  не прощать!
 
Судьба Ксении, так много обещавшая ей счастья  до революции, была  испорчена Советской властью.  Непосильные тяготы послереволюционных лет, незаслуженное заключение в тюрьму мужа и сына, двойственное существование на протяжении  многих лет тяжёло  сказались на её характере и подорвали здоровье.
   Бабушка Ефросинья не узнала истиной жизни  своей старшей дочери.    Наталья  пыталась  раскрыть ей правду, объяснить принудительное   участие  Ксении  в баптистской секте, но восьмидесятивосьмилетняя  Ефросинья  уже не могла  усвоить   этой правды  и ушла из  жизни, так и не примирившись  с дочерью Ксенией.