Третий муж Анастасии

Она вошла в кабинет тихо и незаметно,  без стука. На ней был светло-серый плащ, в руках она держала только что сложенный зонтик, с которого ручьём стекала на пол вода. Она простояла на пороге с минуту, переминаясь с ноги на ногу. Я ждал, что она хоть что-то скажет, но она молчала. Я же принципиально не хотел начинать разговор первым. Ведь мне казалось, что она не просто вошла, а ворвалась наглым образом в офис. И вообще этот её зонт, эта лужа на пороге, её  плащ, её внешность — всё действовало на меня раздражающе. Мало того, что погода уже неделю стоит, мягко говоря, паршивая, так тут ещё и визитёрша  странная, уж не знаешь, что от неё ожидать. Я сделал вид, что не заметил её появления, обратив взгляд на монитор компьютера.

— Извините, — наконец-то, произнесло это загадочное создание.
— Вы ко мне? — я изобразил искреннее удивление.
— Я Анастасия, то есть Настя.
— Очень приятно, — сказал я, мысленно добавляя «хотя приятного мало».
— Инна вам звонила…
Вот бы ещё вспомнить, кто такая Инна. Я напрягал память на полную катушку, но, хоть убей, никого не мог вспомнить с таким именем. Мозг выдавал разнообразие женских имён. Были Светланы, Нины, Марины (рифмовать имена девчонок —  привычка школьных лет), были Снежаны, Тамары и Жанны, вспомнилась даже такая Янина, но не было девушки с именем Инна.

— Девушка вашего брата, — помогла мне Анастасия.
— А, да, — вспомнил я, — Лисичка.
— Точно, Лисичка, — с ухмылкой заметила она.
Девушка моего брата была рыженькая, и разрезом глаз, и выражением лица, действительно, похожая на маленького несмышлёного  добродушного лисёнка; её просто так все и называли, забывая о том, что у неё есть имя. Сама она не обижалась и даже была этому, кажется, рада. Во всяком случае, она редко представлялась по имени. Даже в кругу мало знакомых людей могла запросто назвать себя Лисичкой. Это какое-то детское её прозвище, которое нравилось ей больше собственного имени. Был и сокращённый вариант её прозвища — Лиси; чаще всего так обращались к ней многочисленные подруги. Конечно, реальным именем её тоже иногда называли, но это случалось либо очень редко, либо не при мне. Брат сблизился с Лисичкой года два назад, и я только через год услышал, как он назвал её Инной в разговоре по телефону, при этом я искренне полагал, что он беседует с какой-то другой девушкой.

— Да, звонила, — признался я, хотя смутно помнил смысл того звонка.
Лисичка тогда сбивчиво о чём-то повествовала, упомянув некую Настю, но потом мы переключились на другую тему, и я, честно, ничего толком не понял.
— Она звонила, — продолжил я, — но, понимаете, я не очень понял, о чём шла речь. Если не трудно, то уточните, пожалуйста, суть вопроса.
— Вы ей когда-то очень помогли…

Вот теперь ясно. Я превращаюсь в психотерапевта или кого-то подобного. Лисичке я помог, да. Она была в депрессии, потеряла ребёнка, её хотели убить, её преследовали, она стала свидетельницей изнасилования, и хотела свести счёты с жизнью. Всё это навалилось на неё сразу, как в один миг, ей действительно было трудно, требовалась помощь психолога, но она не хотела  обращаться к профессионалам с проблемами интимного характера. И вот я, хоть и ни разу не психолог, вдруг волею судьбы оказался таковым. Просто она мне почему-то доверяла, и беседы наши не носили официального характера, как это бывает в формате психоаналитик-пациент, а получились чем-то вроде задушевных разговоров двух родственников.

Брат нашёл Лисичку  на помойке, в буквальном смысле. Она была без сознания, с тяжёлым ранением. Сознание потеряла, когда пряталась за мусорными баками от своих преследователей. Те решили, что она мертва и не стали добивать. Лисичка была беременна, а её бывший парень с другом, накурившись травы, насиловали и убивали её близкую и любимую подружку, с которой они дружили чуть ли не с детского сада. Та забежала  на минутку в гости к Лисичке и привлекла внимание бухих и обкуренных парней. Случился скандал. Лиси заступилась за подругу, нарвалась на нож своего благоверного. Все эти впечатления повлияли на психику девушки до такой степени, что она  временами впадала в жуткую истерику, обвиняя себя в смерти подруги и своего ребёнка. В припадках ей казалось, что ребёнок уже родился, и она его задушила. На самом же деле его зарезал собственный папаша у матери в животе. Если бы брату моему не приспичило в час ночи вынести мусор, хотя это для него вполне обычно, то судьба Лисички сложилась бы однозначно — часика через два она лежала бы в морге Второй городской больницы рядом с телом своей подружки.
Чем я помог ей? Собственно, ничем. Кое-что из курса общей психологии мне было ведомо, кое-что читал, но дело тут в другом. Просто я имею большой опыт доверительных бесед с самыми разными людьми. Пять лет подряд я занимаюсь проблемами недвижимости: купли, продажи, обмены, аренда. Практически за каждой сделкой стоит  какая-нибудь  человеческая история,  — или счастливая, или печальная, или и то и другое. Очень-очень часто при оформлении документов приходится просто  слушать собеседника, слушать внимательно, не перебивая. И да, поневоле становишься для людей кем-то вроде психотерапевта.

И вот Лисичка, видимо, почувствовала наличие у меня того психотерапевтического опыта, какой на тот момент ей был так необходим. Всё, что ей оставалось делать — довериться мне и рассказать свою историю. Я просто внимательно выслушал и с глубокомысленным видом дал пару житейских советов, смысл которых сводился к банальной истине: надо продолжать жить. Вот и вся моя помощь.

Сама Лисичка видит в моём лице гениального психотерапевта и рекомендует своим подругам. Как ни странно, я уже «помог» пятерым в мелких житейских передрягах, и ещё более чем странно, что они довольны результатом.
Теперь вот Анастасия обращается ко мне по рекомендации Лисички. Естественно, я не в силах отказать, ибо уже горю любопытством, что даже готов отложить все дела. Если так пойдёт дальше, то мне стоит подумать о том, чтобы арендовать соседний офис, оформить его подобающим образом и устроить там приёмную психоаналитика. Если мои дела с недвижимостью пойдут на спад, я так и сделаю, уйду в психотерапевты. А сейчас мне просто интересно слушать истории подруг очаровательной Лисички.

Итак, что же там у нас приключилось с Анастасией? Она уже освоилась в моём кабинете. Раскрыла зонтик и аккуратно поставила его сушиться возле батареи отопления. При этом она, кажется, спросила что-то вроде «Вы позволите?», но сделала это таким тихим голосом, что я не вполне расслышал, а просто кивнул в ответ в знак согласия. Затем она сняла плащ. О как она это сделала! Она практически одним движением расстегнула все пуговицы, их пять или шесть. Потом она сделала ещё одно движение, буквально стряхнув плащ с изящных своих худеньких плечиков так, что по законам физики он должен был  свалиться на пол, но ловким взмахом руки  Настя эффектно  подхватила его на лету и повесила в шкаф для верхней одежды, спросив при этом уже чётко и громко: «Вы позволите?».

— Конечно-конечно, — машинально ответил я.
Всё моё внимание приковано к внешности Анастасии. Сейчас она стоит в самом центре помещения в некоторой растерянности. Понятно, она глазами ищет стул и ждёт, когда я соизволю предложить ей сесть. На ней тёмно-синие джинсы, сильно обтягивающие бёдра. На ногах — смешные сапожки с голенищем чуть выше колена, которые делают её похожей на пиратку или какую-нибудь средневековую разбойницу. Белая блузка на ней имеет довольно высокую степень прозрачности, что так и подмывает спросить «девушка, вам не холодно?». В целом её фигура производит впечатление хрупкого, элегантного, редкого и ценного предмета, что-то вроде антикварной статуэтки. Да, надо предложить девушке стул или кресло. У меня есть и то и другое. Здесь я вижу некоторую проблему, отсюда и заминка. Если просто предложить девушке сесть, то она сядет на стул возле моего стола — это логично. Кресло стоит довольно далеко, в углу, до него надо ещё добраться, его надо передвинуть. Содержание нашей беседы не предполагает, чтобы девушка сидела на стуле. Беседа может касаться таких тем, когда просто необходимо почувствовать некоторую внешнюю защиту, даже если этой защитой будет спинка кресла и подлокотники. Во время беседы девушка должна иметь возможность расслабиться, чисто физически расслабить мышцы, полностью, максимально. Ей нужно сосредоточиться на сути вопросов, осмыслить их. И размышлять желательно в обстановке комфорта и уюта.

Да и я хочу видеть её в кресле. По очень простой причине — я должен её видеть. А на стуле, типа, ты её не увидишь? Нет, не увижу.  Дело в том, что высокая спинка моего кресла обладает  одним замечательным свойством — она обрамляет лицо собеседника, превращая его в портрет, на котором отчётливо видны все эмоции. На фоне этой спинки мимика лица становится настолько ясной, что невозможно скрыть даже самую потаённую мысль. Кресло подчёркивает и выделяет малейшие движения бровей, подъёмы уголков губ, расширения и сужения зрачков, дрожание век и много всего, что свидетельствует о психологическом состоянии человека.  Я всегда предлагаю это кресло  посетителям в тех случаях, когда не хочу, чтобы меня обманули. Ну, или держу его специально для таких доверительных бесед с подругами. Когда мой собеседник находится в этом кресле, я имею возможность видеть его насквозь, словно в рентгеновском аппарате.

— Один маленький, но важный момент, — сказал я и направился к двери, чтобы закрыть её на замок, — если не возражаете, закрою дверь, чтобы нас не беспокоили. Да, в нашем распоряжении примерно час, потом я должен уехать.
Затем я добрался до кресла и поставил его напротив стола.
— Сюда, пожалуйста, — пригласил я Анастасию, — устраивайтесь удобнее, расслабьтесь и ничего не бойтесь.
Она улыбнулась и окунулась в кресло.

Огромное кожаное изделие, казалось, поглотило миниатюрную фигурку девушки.
И вот сейчас я имею возможность её рассмотреть. Смотрю на неё пристально. Похоже, что она воспринимает это как некий обязательный ритуал. Она молчит. У неё тонкие брови, высокий лоб. Её причёска мне не понравилась. Я понимаю, что девушки тратят на причёску довольно много времени. Я допускаю мысль, что Анастасия провела в парикмахерской пару часов, прежде  чем прийти сюда. Но я всегда удивляюсь, что у некоторых стилистов получается на выходе. Многим женским причёскам можно смело давать названия вроде «Краски не хватило», «Фен перегорел»,  «Плойка задымилась». Волосы Насти имеют неопределённый цвет. Если всё же его попытаться определять, то подойдёт название грязно-каштановый. Волосы тонкие, ломкие и, вероятно, доставляют хозяйке немало хлопот. Они спадают на плечи слипшимися прядями, но это, скорее всего, по причине высокой влажности, из-за дождя, хотя они не промокли.

Её нос тонкий с лёгкой горбинкой, придаёт всему лицу некоторую строгость и солидность. Носик проткнут, виднеется маленькая песчинка  стразика. Косметики на лице мало. Ресницы имеют естественную длину и хорошо прокрашены. У Насти большие зелёные глаза. Во взгляде словно застыло вечное удивление. Но, если присмотреться внимательно, то в её взгляде заметна скованность, неуверенность и любопытство. Всё это заставляет её часто моргать и чуть прищуриваться. Иногда она отводит взгляд в сторону. Но это понятно, ведь я её сейчас практически гипнотизирую. Мне, действительно, интересен её облик, ещё более интересен мир её мыслей и эмоций, поэтому я не церемонюсь и нахально рассматриваю не только лицо.

Её губы сложились в некотором подобии равнодушной ко всему, но доброжелательной улыбки. Это, понимаю, попытка сделать «правильное» выражение лица. На самом деле ей не хочется улыбаться. Будь её воля, она бы сейчас заплакала. Действительно, через несколько секунд уголки губ начинают  едва заметно дрожать. Возможно, она вспомнила о чём-то грустном.

— Простите, а вы работаете по Фрейду? — вдруг спросила она.
В этот момент я рассматривал её грудь, пытаясь по медленному колебанию двух не очень крупных, но симпатичных полушарий определить частоту дыхания «пациентки». Зачем определять частоту дыхания? Ну, по частоте дыхания можно судить об эмоциональном состоянии человека. Или проявление эмоций влияет на частоту дыхания?  Короче, всё взаимосвязано.
А грудь девушки…. О грудь девушки! Даже незначительные колебания  груди способны рассказать о состоянии девушки гораздо больше, чем глаза. Вопрос, конечно, спорный, но мне хотелось бы в это верить. Так, она о чём-то спросила. Фрейд?

— Какой Фрейд? — не понял я.
— Ну, вы же где-то учились, — тут она сделала многозначительную паузу и в свою очередь посмотрела на меня гипнотическим взглядом, затем, пытаясь подобрать подходящее слово, закончила фразу, — этому?
Понятно. Она принимает меня за профессионала. Ей Лисичка ничего не рассказала, что ли? Хотя, что можно ожидать от Лисички, когда она всем подругам рассказывает обо мне только в восторженных тонах.
— Давайте говорить честно, Настя. Не пугайтесь. Я не психотерапевт, не психоаналитик, не психолог. Я вообще не….
— Я знаю, — спокойно ответила она, — Инна говорила.

— Тогда при чём здесь Фрейд? Насколько знаю, он разработчик определённой методики психоанализа. Психологи были до него и после, но он назвал себя психоаналитиком, никого не вылечил, но сумел хорошо разрекламировать свою методику. Среди психотерапевтов были такие, кто умел реально лечить психические расстройства и неврозы, но им просто некогда было заниматься саморекламой и писать книги — они работали. Но так случается практически во всех сферах человеческой деятельности. Удивляться тут нечему. Я считаю, Фрейду просто удалось в некотором роде романтизировать вполне такую занудливую и будничную психотерапию. Знаете, это как если какой-нибудь средних способностей математик вдруг напишет книгу «Занимательная математика», и книга эта заставит многих не просто обратить внимание на математику, а заняться ей серьёзно. Да, я читал Фрейда, но я не психоаналитик. Более того, сам Фрейд тоже не психоаналитик. Существуют ли настоящие психоаналитики? Да. Я таких встречал, я с ними общался. Но они себя никогда не называют психоаналитиками и не работают по Фрейду. Это всевозможные психологи, наркологи, психиатры и прочая врачебная братия. Если говорить о методике Фрейда, то ей пользуются, по моему мнению, сексуальные извращенцы. Они не столько лечат пациента, сколько получают удовольствие от возможности задавать вопросы на тему интимных отношений, утверждая, что это важно. Я такими методами, естественно, не пользуюсь. Мне это не нужно. Я не врач-сексолог, чтобы выяснять, в каких позах пациенты или пациентки занимаются сексом. У меня одна методика: я могу лишь внимательно выслушать человека и попытаться его понять. При этом человек сам определяет, что именно мне рассказывать. Возможно, в тех случаях, когда мне доверяют, как-то само происходит, что я реально помогаю. 

— Я вам верю, — произнесла она ласково и мило.
— Рассказывайте, что у вас произошло, и в чём проблема.
Она почему-то оглянулась, словно хотела удостовериться, что нас не подслушивают.
— Понимаете, — сказала она и замолчала.
Пауза сильно затянулась. Я не мешал ей сосредоточиться. Знаю, что сейчас она ищет в памяти начало своей истории. Да-да, она не знает, с чего начать. Она рассматривает латунную фигурку китайского божка на моём столе и напряжённо думает. Она закинула ногу на ногу и скрестила руки на коленке. Улыбки на лице уже не было, а был сосредоточенный твёрдый взгляд красивых крупных глаз.
— Оказывается, это трудно, — призналась она  с виноватой интонацией и с грустью вздохнула.
— Не торопитесь, время у нас есть. Времени столько, сколько понадобится для вашего рассказа.  Я могу отложить свою поездку.  Если что-то смущает в обстановке, то…. Вообще-то будет, наверное, правильным перейти на ты. И ещё, извини, что я не представился. Ты своё имя назвала, а я….
— Инна говорила….
— Понятно, что она говорила, но сам я не назвался. Так вот, можешь просто называть меня Лёва. И сама Инна, и все её подруги, и мой брат, и все мои родственники, друзья, знакомые — все зовут меня Лёвой. И ты тоже теперь моя подруга, правда?
Она улыбнулась.
— Правда.
— Тогда скажи так…. Повторяй за мной…. Скажи так: «Лёва, выручай, спасай, помогай».
— Лёва, выручай, спасай, помогай, — добросовестно повторила она и облегчённо вздохнула.
— Что случилось, подружка?
— Понимаешь, я просто хотела узнать причину…. Может, дело во мне? Короче, у меня было два мужа.
— Ого, — удивился я. — Сколько же тебе лет?
На вид Насте было лет двадцать, максимум.
— Двадцать три, — и она вопросительно посмотрела на меня.
— Я думал, тебе меньше. Итак, два мужа. Что дальше?
— И сейчас есть парень.
— Отлично.
— Так вот он хочет на мне жениться.
— А проблема-то в чём?
— У меня с мужьями жизнь не складывается.
— Ну, тут уж, извини. Выбирай сама. Принимай решение. Может, с двумя не сложилось, а с третьим будет всё нормально. Зря замуж так рано выходила. Зачем тебе те двое? Не созрела ещё, поторопилась. Вот сейчас и надо было в первый раз выходить замуж.
— В первый раз я вышла замуж в девятнадцать.
— По любви?
— Даже не знаю. Он просто настаивал. Я не очень-то и хотела. Он был старше на пять лет. Заканчивал учёбу. Он учился на юриста. Собирался работать в полиции. Ему кто-то сказал, что женатым легче продвигаться по службе, делать карьеру.

— Ясно. А почему развелись?
— Мы с ним не разводились.
— То есть?
— Прожили с ним почти два года. И он умер.
— Печально, — с полным равнодушием заметил я.
— Вернее, знаешь, что там было? Инна говорит, что тебе можно доверять. Собственно, я за этим и пришла. Хочу признаться. Вдруг станет легче, правда?
— Возможно, станет легче. Хочешь признаться, признавайся. В чём дело-то?
— Я своего мужа тогда убила, он не сам умер.
Сказала она это с такой интонацией, как если бы маленькая девочка пришла домой, и у неё спросили: «Где твой розовый совочек и красненькое ведёрко?». «Потеряла», — ответила бы она без тени сожаления, ибо ей надоели совочки и ведёрки и она ждёт от взрослых, что ей купят новые игрушки. Так и тут. «Настя, куда делся твой первый муж?». «Убила», — весело отвечает Настя. Правда, ответила она хоть и не весело, но всё равно особой скорби в её голосе не было.

Ну, что же, Настя — девушка интересная. И я снова вглядываюсь в её лицо, пытаясь найти хоть что-то, что намекнуло бы мне на её преступную сущность. Но нет, я ничего такого не вижу. Должен заметить, что у неё стандартная внешность, ничего замечательного нет, никаких ярких особенностей. Таких девушек сотни, и все они на одно лицо. Мне уже начинает казаться, что где-то встречал эту Настю прежде. В одном из сериалов снималась актриса — копия Насти. Или это Настя сделала себе внешность под актрису, трудно понять. Так где же там у неё печать убийцы? Нет в её облике никакой «печати убийцы». Передо мной сидит, скорее, подобие ангела, а не убийца.

— Ты говорила, что муж твой собирался работать в полиции. Он был слабенький и хилый, как бы его туда взяли?
— Он далеко не слабенький. С чего ты взял, что он хилый?
— Как же ты его завалила?

— Всё просто. Мы гуляли в лесопарке. Выгуливали моего пса Гермеса, ротвейлера. Потом мы с мужем поссорились, и я от злости спустила Гермеса на мужа, дала команду «Убить» и отозвала его только когда убедилась, что муж мёртв. Гермес перегрыз ему горло. Потом я заявила о трагедии в полицию. Сказала, что собака напала на мужа сама, без видимой причины. Мою собаку усыпили. Странно, я сожалела о Гермесе больше, чем о муже.
— А из-за чего поссорились? Что может сказать такого мужчина, что женщина хладнокровно готова пойти на убийство?

— Он был ревнив не в меру. И вообще…. Если честно, мне хотелось его убить, чуть ли не с первой брачной ночи. Я мечтала отомстить за его грубость в сексе. Видишь ли, он насмотрелся  порно, где мужчины проявляют агрессию. Он считал, был убеждён, что это правильно. Ну, когда партнёршу бьют по щекам, обзывают  шлюхой, связывают, причиняют боль, оставляют синяки на теле. Мне такое не нравится. Я ему говорила, что мне так не нравится. Я не люблю, когда мне грубо раздвигают ноги и выкручивают соски груди. Короче, я старалась иметь с ним отношения, как можно реже. Он насиловал меня. И я хотела ему отомстить.
— Почему просто не развелась?
— У меня был такой план мести. Я изменяла ему и собиралась иметь ребёнка от другого, чтобы развестись уже после. Понимаешь? Я хотела его наказать тем, что он платил бы алименты за чужого ребёнка.

— Изощрённая месть. И что же, не получилось?
— Да, он заподозрил измену. И не просто заподозрил, а уже узнал достоверно. И мне ничего не оставалось…. Я просто не хотела, чтобы он стал инициатором развода. Получалось банально. Жена изменила, муж развёлся. И он весь такой благородный, пострадавший. А о том, что он сволочь, истязавший женщин, никто и не узнал бы.
— Он твой первый мужчина?
— Нет. Первого я даже не помню. Школьная вечеринка. Нам по шестнадцать лет. Много парней, много девчонок. Пили, курили. Потом была какая-то непонятная групповая возня на кровати, на диване, на полу, где кто попало с кем попало совокуплялся на пьяную голову. Помню, обнялась с красивым парнем не из нашей компании, он был гостем, чей-то брат или друг. Я тогда уснула, но время от времени просыпалась, чувствуя, что чьи-то руки шарят у меня под юбкой. Но мне было наплевать. И сил, и желания, чтобы этому противостоять, тоже не было. Утром проснулась с задранной юбкой, с пятнами крови между ног, трусики висели почему-то на люстре, и не только мои — это парни так мило пошутили. Я отнеслась ко всему равнодушно и даже с юмором. Мы с подругами отмылись и продолжили «отношения» с парнями. Только это уже были целомудренные обнимашки и поцелуйчики. Пили вино, и наши джентльмены произносили тосты, как сказал один «в честь расставания с девичьей честью». Всю вечеринку тогда назвали «Прощай девственность». Было весело, и не было абсолютно никаких сожалений.

По глазам Насти я видел, что сожаления всё-таки были. Скорее всего, в юности у неё были другие представления о процессе дефлорации, и она планировала это действо как-то по-другому. Во всяком случае, она не собиралась расставаться с девственностью в пьяной компании, и будь её воля, то не стала бы этого делать именно так, как это произошло. Но она расслабилась, её напоили, она доверилась парням, а они не стали церемониться и воспользовались её доверием. Просто ситуация скрашивалась наличием подруг, потому и «было весело», и казалось, что нет никаких сожалений.

— В университет я поступила в семнадцать лет, через год познакомилась с будущим мужем, ещё через год вышла замуж ….
— С первым мужем всё ясно. А второй?
— То же самое.
— Не понял.
— Как бы это …. Понимаешь, после смерти Славика я сошлась с тем парнем, с которым ему изменяла, с Димой. Это получилось как-то естественно, ведь мы были близки. И вот что произошло. Он оказался таким же, как и Славик, но только после свадьбы.
— То есть пока вы не поженились, он был другим?
— Да, совершенно. Представь, до свадьбы это такой внимательный, чуткий и галантный кавалер, щедрый на подарки, деликатный. Короче, всё только положительное, нет недостатков. Совсем никаких недостатков, только достоинства. И вот мы поженились, проходит буквально там, ну, недели три, и человек полностью меняется. И нет уже прежнего Димы, есть похожий на Славика грубиян, мелочный, жадный, ревнивый, придирчивый. Одно его пожелание вообще меня выбило из колеи: он хотел от меня анального секса. Требовал, заставлял, чуть ли не насиловал. Я боялась его. Он сходил с ума. Он кидался на меня, то с ножом, то с отвёрткой, наносил раны, вот.
Настя расстегнула пуговку блузки и показала широкую розовую царапину чуть ниже ключицы.
— Видишь? Это он отвёрткой. Чуть не убил. Поранил так глубоко, что потом месяц заживало, а шрам так и остался, хотя уже год прошёл.
— А повод для ревности у него был?
— Нет. Я жила только с ним, я ему не изменяла. Мы вообще мало с кем общались. Просто работа у меня, знаешь, такая…. Я дизайнер по интерьерам. У меня клиенты, заказчики. В большинстве своём это прорабы, бригадиры, владельцы коттеджей и квартир. Много мужчин, с которыми у меня чисто деловые отношения. Телефон, естественно, забит мужскими именами. Возможно, это и есть повод для ревности. Но что же мне делать? Работа мне нравится, я не хочу её бросать. Да и потом, я ведь практически одна зарабатывала. Дима постоянной работы не имел. У него оказался склочный характер, и он не уживался в коллективах, не ладил с начальством, его вечно выгоняли с работы, он прогуливал. И кем он только ни пытался устраиваться. И менеджером по продажам был, и рекламным агентом был, и каким-то там скупщиком антиквариата работал, потом занялся какими-то махинациями с валютой, но прогорел. Он мечтал иметь много денег, но не работать. Хотел получить всё сразу и много. А женщину видел только в строгом подчинении, чтобы сидела дома под присмотром, ни с кем не общалась, нигде не работала, во всех отношениях зависела от мужа. Конечно, его бесило, когда после очередной неудачи с работой он валялся на диване в депрессии, а я созванивалась с  заказчиком и уезжала по делам. Потом я получала деньги, платила по всем счетам и по его кредитам. Собственно, поэтому мне и надоело. Он брал кредиты, а я оплачивала. Мне просто надоело платить неизвестно кому и за что.

— Ты от него ушла?
— Нет! — с удивлением воскликнула она, словно ожидала, что я и так должен был догадаться. — Я же говорю, что всё то же самое.
— Ты и второго убила, что ли?
— Ну да. Ведь он кредитов набрал. Он бы меня в покое не оставил и после развода. Он был способен  меня даже ограбить и убить. Он хотел, чтобы я продала машину. Он мог заставить. Он зверь! Он сумасшедший….
Тут она, видимо, вспомнила один из печальных или страшных эпизодов жизни со вторым мужем, её глаза покраснели, веки задрожали, поэтому она прикрыла лицо руками. Она едва сдерживалась, чтобы не заплакать.

— Давай прервёмся на минутку, Настя, — предложил я. — Хочешь кофе? У меня есть свой рецепт, я его назвал «Офисный», с коньяком.
— Да, хочу, спасибо. Только, мне без коньяка, пожалуйста. И можно, я сначала покурю?  — спросила она.
— Можно, только не здесь. Хоть я и спокойно отношусь к дыму и курению, но терпеть не могу вида курящей женщины. Поэтому, если хочешь, чтобы я продолжал считать тебя симпатичной привлекательной девушкой, то не кури в моём присутствии. Если пройдёшь в конец коридора и свернёшь направо, то попадёшь на лестничную площадку между вторым и третьим этажом, увидишь большое окно, на подоконнике стоит банка из-под кофе для окурков. Вокруг этого места любят собираться толстозадые мымры неопределённого возраста. Там что-то вроде курилки. Некоторые дамы торчат там целый день, и  я готов думать, что их работа в том и заключается, чтобы дымить сигаретой и придирчиво разглядывать проходящих мимо мужчин. Иди туда, составь им компанию, а я пока приготовлю.

Она вышла. Я занялся приготовлением кофейного напитка. Правда, в процессе приготовления моя роль минимальна, основную работу выполняют кофемолка и кофеварка; моя задача — не ошибиться в дозировке. Перемолол зёрна в кофемолке, засыпал порошок в кофеварку. Через три минуты всё было готово. О нет, не совсем. Я всё-таки извлёк из холодильника бутылку коньяка. Настя просила без коньяка, но она не знает, что я добавляю его не для того, чтобы напиться-набухаться, это я и без кофе могу, я добавляю коньяк исключительно для усиления аромата. Набираю в чайную ложку сахар и пропитываю его несколькими граммами коньяка, потом всё это размешиваю в чашке с кофе.

Поставил чашки с готовым напитком на стол и вспомнил о вазочке с печеньем.  Точнее, вазочка без печенья стоит на окне, и пользуюсь я ей крайне редко, только для особых гостей, сам-то я ем печенье прямо из пачки. Но сегодня у меня особенная гостья, девушка утончённой натуры, так что будет вполне уместно, если я протру вазочку от пыли и наполню её свежим печеньем. Почему я считаю Настю утончённой натурой? Ну как же, девушка сумела элегантно отправить на тот свет двух бугаёв-насильников, разве это не даёт нам права судить о её душевной утончённости? Нет, не даёт? Ну, ладно, во всяком случае, никак нельзя назвать Настю натурой заурядной. Всё-таки девушка большая оригиналка. Кстати, надо узнать, как же она замочила своего второго?  И если она удавила его домашним удавом или загрызла комнатным крокодилом, то я вовсе не удивлюсь.(продолжение следует)