Дора

                Во время учебы в Одессе судьба сводила со многими замечательными людьми. Способствовала этому еще и необходимость постоянно искать угол для проживания. Как я уже писал в других очерках, общежития одесских ВУЗов в те годы были переполнены студентами из братских стран. Нам оставалось снимать комнаты, углы, койки у всегда готовых прийти на помощь за 12-15 рублей в месяц «добрейших» владельцев, вернее «ответственных квартиросъемщиков», так как вся жилплощадь тогда принадлежала Народу, т.е. никому. А приглядывать за ней и распределять среди нуждающихся взялось государство. Среди сдававших нам жилье одесситов были люди разные. Помню, как инструктировала нас - первокурсников  первая хозяйка, сдавшая нам три раскладушки в одной комнате по 15 р. с носа.    
- Вот тут ванная с туалетом торжественно объявляла она. Можете ходить по-маленькому. По-большому  валите во двор. Там после постройки нашего четырехэтажного дома остался нужник с выгребной ямой. На всякий случай. Ну и для студентов. Вот тут можете мыть руки, шею не мыть! Забрызгаете мне тут всё! Ванная не для вас, не баре, раз в неделю сходите в баню.   
      
        Поселились мы у нее из-за близости к институту-не более 100 метров. Вообще тетка была колоритная. Роста не более 150 см, толстая, широкоплечая, с крепкими «мужскими» кулаками. На левом шла наколка «МАША». Сколько лет она сидела, не сообщала, но по ее жаргону, матюгам , большому количеству золота на зубах и крутому нраву, было ясно, что немало. Из лагерей она  привезла мужа, офицера из охраны,  и сына. Муж служил в Одесской тюрьме, сын был первокурсником университета. Глава семьи был якут, маленький и тщедушный очкарик. Сын тоже в очках и хлипкого телосложения. Когда Мария Игнатьевна бывала чем-то недовольна, то и муж и сын получали от нее затрещины. Рука у хозяйки была тяжелая. Муж Кеша (Иннокентий) от ее прямого в челюсть отлетал метра на три и валился в нокдаун. Сын мечтал после получения диплома попроситься в самый дальний медвежий угол учителем, только бы подальше от такой мамаши. За тот учебный год, что мы жили у «МАШИ», она научила нас неплохо играть в преферанс и разбираться в тотализаторе на ипподроме. До карт и скачек она была большой охотницей. Жалела только, что мы не соглашались играть на деньги.
    
      Про яркую и богатую приключениями жизнь у Гарика я уже писал. Но самыми теплыми у нас с моей женой Танюшей остались воспоминания о жизни у нашей последней квартирной хозяйки – Доры. Поселилась к ней Таня по причине того, что это было через дорогу от ее техникума. Можно было проснуться «со звонком» и успеть на урок. Я сначала приходил в гости, как жених и ухажер, а перед свадьбой переехал жить на - постоянно. Место обитания заслуживает подробного описания."Квартира", а для Одессы в то время это была обычная квартира без кавычек, была размером 4 на 4 метра и располагалась в полуподвале на метр ниже уровня двора. Окно глядело наполовину в яму, а в «кухню» свет поступал через частично застекленную дверь. Удобства были  в углу двора одни на все четыре этажа. Это был типичный одесский дворик. Замкнутое пространство с въездом в виде арки. Вокруг в четыре этажа галереи-балконы со входами в квартиры.  Двор существовал, как единая большая коммунальная квартира и когда в полуподвале готовили еду  с третьего этажа могли спокойно поинтересоваться:
      –«чем это так вкусно пахнет? Дадите потом попробовать?»


      
       Собственно, предметом нашей  аренды были 2 квадратных метра, под названием топчан (сооружение из досок покрытое ватным матрасиком). Пространство под ним для чемодана, над ним для вешалки в виде гвоздей на стене. Ну еще, пожалуй, ближний к нему стул.Располагался топчан у торцевой стены кухни, за газовой плитой. Там же находился рукомойник, кухонный стол и два стула. Над столом висела самодельная полка для продуктов. Из кухни дверь вела в хозяйские покои-вторую половину квартиры. Там помещался шкаф, раскладной диван  круглый стол с двумя стульями и телевизором.
      
       Зато атмосфера в подвале была самая дружественная и неприхотливая.
 Дора тогда работала  в рабочей столовой на швейной фабрике – убирала посуду, мыла столы, полы. Она сразу заявила:
  - Татьяна! Хлеб, соль, сахар не покупай. Этого я принесу с работы сколько надо. Приносила она и  кое - что еще. Иногда просила меня встретить ее вечером после смены, помочь донести «трофеи». Так что крупы, макароны, а то и консервы были у нас всегда, не говоря уже о постном масле, уксусе и т.д. Частенько и кушали мы вместе.
   - Давай, Грин, (так она меня называла, сокращая фамилию) чисть картошку. А мы с Татьяной пойдем в гастроном за селедкой. Тут она была в своей стихии и сразу предупреждала продавцов, что будет выбирать сама и только из бочки, а не с прилавка. Засучивала рукав и  Долго нашаривала достойный «улов». Селедка тогда стоила от 30 до 70 копеек за кг. А если с деньгами было совсем туго,  то брали хамсу – мелкую кильку по 20 копеек.
 
       Доре тогда было около 30 лет. Постепенно ,отрывками и эпизодами, она рассказала нам свою судьбу. Жила  с родителями в небольшом местечке Балта недалеко от Одессы. Большинство в городке составляли евреи. Началась война. Папа ушел на фронт. Там и погиб. Фронт подкатил к Балте за считаные дни. И если Одесса еще 90 дней героически оборонялась, то в Балте уже было организовано еврейское гетто, где Дора с мамой и еще несколько тысяч человек провели четыре страшных года. В начале войны ей было 5 лет. Конечно гетто не Бухенвальд, там не сжигали в газовых печах, но выживать и там было нелегко. Половина узников не дожила до освобождения. От полного уничтожения оставшихся в живых спасло то, что они были в румынской зоне оккупации. Румыны  народ жуликоватый, склонный к спекуляции и меньше оболваненный фашистской  идеологией. Через них можно было кое – что выменять на еду, теплые вещи. А при отступлении они «забыли» выполнить приказ немцев о полном уничтожении оставшихся в гетто евреев. Не потому, что пожалели людей, а просто очень быстро уносили ноги.
      
       После войны, кое – как закончив 7 классов, Дора с благословения мамы поехала в Одессу устраивать свою молодую жизнь. Перебивалась у родственников,  работая где придется. Потом родня нашла ей вариант прописки в Одессе на постоянной основе через фиктивный брак. Мама продала всё, что было в доме и, наделав долгов, набрала необходимую для уплаты «жениху» сумму. Так Двойра Мордковна  (труднопроизносимую ее еврейскую  фамилию я уже не вспомню) стала законной жительницей Города – Героя  Дорой Михайловной Сушко, прописанной в этом самом подвале на улице Якова  Свердлова, до того и ныне Канатной. Старенький Сушко выписался в деревню,  освободил жилплощадь,  и Дора оказалась единственной  законной квартиросъемщицей.
      
      Росту она была небольшого, с маленькими ручками и ножками, на ходу переваливалась как уточка. Рот частенько прикрывала ладошкой – зубы у нее были очень попорчены голодной молодостью. Ко времени нашего знакомства она уже обзавелась довольно заметным брюшком, что еще больше подчеркивало ее утиную походку. Говор у нее был местечковый, с хрипотцой, еврейским «Р» и неожиданными оборотами. Русский язык перемежался вставками на идиш. Но в Одессе так говорила половина народу. Характера она была доброго, радушного и отзывчивого. Жизнь лупила ее со всех сторон, но это только укрепляло ее жизнелюбие и оптимизм.
    
        Был у нее и «молодой человек». На пару лет старше ее, из семьи убежденных украинцев, как их называют «рэпаных хохлов». Алик (или Олежек) -так называла его Дора,  ухажером был приходящим. График его посещений не был известен никому, даже ему самому. Обычно поздно вечером он вваливался в полуподвал изрядно пьяный с возгласом:
-Матильда! Я пришел!

       Матильдой он любовно называл Дору. Она охала, ахала, ворчала на него за пьянство, но было видно, что даже не совсем вяжущий лыко Алик – долгожданный свет в окошке. Алик с Дорой был нарочито груб, насмешлив. Но всё-таки было заметно, что она для него не просто подруга на час. Они бы и поженились  давно, да его родители на дух не хотели еврейку в невестки. Дора и подарки им носила и как могла подлизывалась. Но старики Татомиры были непреклонны. Были они деревенскими, упертыми,  а Олег, их сын, никак не решался пойти против их воли, а может быть и не очень хотел расстаться с холостяцкой волей.
      
        Работал он в КЭЧ (Квартирно-эксплуатационной части) Одесского Военного Округа инженером в отделе теплотехники. Где он взял диплом, неизвестно. Наверное, купил. Мы так считали потому, что Алик немалый срок просидел в лагерях, о чем в минуты пьяных откровений часто вспоминал. Но в Одессе всё возможно. Так и Олег Татомир,  смухлевав с паспортом  выданным после «отсидки» с пометкой о судимости и приобретя диплом инженера, устроился на хлебную должность. Получал он оклад аж в 110 рублей. На мой вопрос - «Как можно жить на 110 руб.?» он улыбался и отвечал:
    -«Да если бы у меня была зарплата в 60 рублей, я бы жил значительно лучше!».
      
        Для пояснения и примера он выводил меня из арки на улицу и показывал ларек с газ водой. Там орудовали два огромных, еле помещавшихся в ларьке, брата – евреи Добкины.  Они шустро отпускали газ воду стаканами. Без сиропа 1 копейка, с сиропом-3, с двойным сиропом 5. Еще они заправляли сифоны. К ним всегда, особенно в жару стояла очередь, и я никогда не видел чтобы ларек закрывался на перерыв.
-Золотое дно! Говорил Гарик.
-Зарплата им вроде как сюрприз!
И объяснял мне хитрые приёмы разбавления сиропа, уменьшения давления в баллоне и еще массу премудростей, позволявших братьям иметь многодетные семьи, любовниц с детьми и хорошо их обеспечивать, не забывая и остальную многочисленную родню.
       -Ну а если это пиво на разлив!!!
Тут Олег закатывал глаза и разводил руками. Слов описать такое счастье у него не было. Сам он тоже «жил не на зарплату!»
   -  У меня, хвастал он -лето сезон «мертвый». Я же за отопление в домах отвечаю. А вот зимой народ мерзнет и за каждую добавленную секцию батареи отопления платит "трешку". Ну и еще разное...
      
       В Одессе тогда страшным проклятием своему врагу было: «Чтоб ты жил на одну зарплату!» И таких «проклятых» среди наших знакомых одесситов мы не встречали. В минуты пьяного расслабления он иногда выдавал Доре довольно крупные суммы или дарил золотую безделушку. Но его доходы всю жизнь оставались для Доры коммерческой тайной.
      
        История их любви развивалась долго. Когда мы уже работали на Крайнем Севере и встречались с Дорой во время редких отпусков, она делилась с нами своей историей. Сначала она родила Алику дочь Светку. Он разругался с  родителями,  расписался с Дорой и узаконил дочь. Потом родился сын Сашка. А еще года через три Алик умер. Цирроз печени.
-Так он мне и не успел сказать, где хранит заначку. Всё надеялся выкарабкаться.
Сокрушалась Дора. Она и после смерти Алика не верила, что он не оставил семье крупного наследства.
-Так нашла в разных углах кое-что по мелочи, деньги, золотишко…Но, чувствую, это ерунда. Где-то он заныкал свои доходы.
      
       Но это было потом, а пока мы жили у Доры последние месяцы, писали дипломные проекты, чертили, втиснув чертежную доску на кухонный стол, готовились к свадьбе. Она была назначена на 12 июля 1967 года в Одесском Дворце бракосочетаний, что возле Оперного театра. Мы хотели скромно расписаться, распить шампанское и не делать из этого события  вселенского торжества. Но наши сокурсники сразу забраковали эту идею. Все собирались нас поздравлять, а это человек 30. Да и родители  собрались приехать на процесс бракосочетания. Да еще они сказали, что на другой день свадьба будет продолжена уже дома, в Измаиле, для родственников и знакомых родителей. Обсуждался вариант какого  – ни будь  кафе, но Дора, сама работник общепита, сразу сказала, что в кафе половину заказа украдут, а второй половиной еще и отравят.
-Будем справлять дома!  Безапелляционно заявили она.
-Пойду договорюсь с соседкой  по полуподвалу Хаей, у нее и места больше, да и приготовить она поможет за умеренную плату.

       Договорились за помещение и готовку из наших продуктов на 30 рублей. Я сказал студентам не заморачиваться с подарками, а собрать эту сумму. Дора помогла выбрать на «Привозе» свежих продуктов. Торговалась она отчаянно и со вкусом. Мы сами не уложились бы и в два раза большую, чем она сумму. Всё, чем дарит июльский юг, было у нас на столе. Правда, меню было с явно еврейским уклоном, но всё было свежайшим и очень вкусным. Из кур был сварен суп-лапша, сами курочки потом обжаривались с молодой картошечкой. Конечно, была рыба в разных видах и обязательно фаршированная «рыба фиш». Овощи, фрукты и прочие дела, как только из сада. В тот день в Одессе было жарко, +37 в тени. Я утром вышел на угол, поймал машину, что развозила лед по пивным ларькам, купил у шофера за трояк большой,  килограммов на 30 ледяной брус. Покрошил его в корыто и сложил бутылки с напитками. Так что прохладным питьём мы были обеспечены. Был в подвале у Хаи вентилятор. Мы его водрузили на шкаф. Конечно, было жарко, особенно невесте под фатой. Но зато было весело. Студенты навалились на вкусности, родители произносили наставления на будущее. Потом были танцы и песни. А вечером, в 23-00 мы с Таней и родителями отплыли на теплоходе «Белинский» из Одесского порта в порт Измаил.

        Эта незатейливая студенческая свадьба запомнилась на всю жизнь, как одно из самых ярких событий нашей жизни. К сорокалетию свадьбы, я даже написал и посвятил своей верной спутнице, Танюше, песню. Конечно не профессионально, но от души.

Нашей свадьбы день.

             Песня.
(К сороковой годовщине)

Я помню как южная темная ночь
Одесский окутала порт.
Отдали концы и отправился в путь
Белый, как снег теплоход.
Обнявшись, на палубе верхней стоят
Две ВИП – персоны,
Переживают день свадьбы опять молодожены.

     Припев:
Годы мчатся торопливо,
Но не скроет память в тень
Этот долгий и красивый,
Самый жаркий и счастливый,
Нашей свадьбы,
           нашей свадьбы,
                нашей свадьбы, день!

Невеста вся в белом, стройна, как тростинка!
И в скромном букете – цветы…
У мамы в глазу промелькнула слезинка…
И белая пена фаты…
Гостей три десятка – веселый народ!
Шутки и смех!
Корыто со льдом, бутылки с вином,
Один вентилятор на всех!

            Припев.

Я вижу тот дворик Одесский во сне.
С июльской жарой.
И чувствую теплые губы твои
Под белой фатой.
Нам «горько» кричали, и начали счет.
Мчатся года…
И кажется мне, что тот поцелуй
Длится всегда!

   Припев.



      
        Увиделись мы с Дорой уже после смерти Алика, когда ездили в очередной отпуск. Она к этому времени уже работала завскладом одного из молокозаводов. Жила в новой 3-х комнатной квартире в спальном микрорайоне.Одета была в модные "шмутки", зубы сверкали золотом. Дети ходили в школу. Мы заехали к ней на пару дней, очень были рады встрече. Вечером, устроив нас на ночлег, Дора засобиралась на работу, в ночную смену.
-Ночью могут прийти люди, слегка пошуметь. Не обращайте внимания. Предупредила она нас.

       Ночью, действительно на входе была какая-то возня и стуки. Утром мы обнаружили между двумя входными дверями, в тамбуре, большой бидон (32 литра) и легкий фанерный бочонок килограмм на 20. Дора пришла к завтраку и первым делом села фасовать сметану из бидона в пластмассовые баночки и заворачивать творог из бочонка в фирменные бумажки. Щедро наложила и нам по тарелке творога со сметаной.
     -Ешьте сколько хотите!  Такого в магазине не продают.  А я сейчас быстро развезу «заказы» постоянным покупателям и вернусь, посплю.
Да… в магазине люди покупали уже другую сметану, разведенную до «нормы» молоком еще на заводе, а потом «сверх нормы» в магазине. Им тоже надо детей кормить.
    
        К тому времени Дора стала получать компенсацию от ФРГ как узница гетто. Так что при умении и знании «правил игры»  и одна мать с двумя детьми могла жить в те времена. Помогал Доре, конечно, ее неистребимый оптимизм и твердое убеждение: -«Не надейся ни на кого. Только сама должна себя тащить по жизни!»
   
\        В следующий приезд в Одессу, лет через 6-7, уже после разделения России и Украины, мы застали Дору уже  совсем в другом качестве. Она была частным предпринимателем с двумя контейнерами (торговыми местами) на знаменитом  Седьмом километре – Одесской барахолке. И еще на нее трудилось 25 человек в швейном цехе, где шили «импорт» по образцам, пришивая любой западный лейбл. Дочь Светка превратилась в солидную даму, она была правой рукой матери, а Саша окончил платный курс университета на юриста, женился, родил ребенка и жил на мамины деньги, ожидая, когда мама устроит его на «хлебное место». Тогда Дора выторговывала ему место в налоговой инспекции. Просили или огромный  «вступительный взнос» или первый год работы без получения зарплаты.
     Жизнь разбросала нас с этой  дорогой нам женщиной. Больше мы не виделись, но время от времени вспоминая наш топчан в подвале, кто-то задумается и скажет:
 -«А помнишь….»

   Связаться с автором Вы можете по адресу: grinsponvladimir@rambler.ru