Карусель в парке культуры

    Кажется, году в пятидесятом в парке построили настоящую карусель. Но по своей природе она была совсем не такой, какие можно увидеть сейчас на любых развлекательных площадках. У этой карусели не было ни электрического, ни бензинового, ни даже парового привода. Привод был живой.

     -Как живой?

     -А вот так! Под высокой конусообразной крышей карусели к толстой стальной трубе, которая служила осью, крепились восемь расходящихся в стороны деревянных брусьев. Между этими брусьями и полом купола было чуть меньше метра. Столько же, если стоять у середины, было от бруса до крыши конуса.

     По незаметной, «тайной» лестнице к этим брусьям поднимались восемь «своих» мальчишек. И, когда контролёрша тётя Катя дёргала шнурок колокольчика, что означало – все места заняты и пора «ехать», эта ватага мальчишек налегала на брусья и заставляла всё быстрее и быстрее крутиться карусель. Когда нужные обороты были достигнуты, мальчишкам можно было и отдохнуть – лечь животом на брус и оторвать ноги от пола. Какая это была радость!

     Четыре-пять кругов такого отдыха и снова разгон. И так, сменяя разгоны отдыхом, до тех пор, пока не звякнет колокольчик. От звонка до звонка – один прогон. Ведь дети и взрослые, сидящие на скамеечках и деревянных лошадках там – внизу, заплатили деньги и хотят сполна получить удовольствие. Они вряд ли догадывались – кто над их головами крутит эту карусель.

     Платой за три прогона было одно бесплатное, почти барское сидение-катание рядом с теми, у кого были куплены билеты. И обязательно – ногу на ногу, и руки в стороны на спинку скамейки. И на лице твоём счастливая улыбка. Ну, настоящий барин! А карусель крутит уже другая команда.

     Про парк культуры можно рассказывать разное и долго. Например, про деревья, потому, что в южной его части росли совсем экзотические деревья – пробковые дубы, которые называли бархатными. Были также кедры, буки и много других, названия которых мы не знали и среди которых был и наш родной можжевельник.

     В пасмурные дни, когда парк пустел, когда ни карусель, ни комната смеха, ни другие аттракционы не работали, мы всей ватагой направлялись к дальнему углу, где росло бархатное дерево, нежно гладили его ствол руками и по-воровски, постоянно оглядываясь, отковыривали кусочки коры, даже не зная, зачем нам это надо. Отковыривали и всё! Как это – быть у пробкового дерева и не отковырнуть? Это - невозможно!

     Осенью, когда шла заготовка солений на зиму, бабушка посылала меня в парк за дубовыми листьями.

     Вход в парк сделали почему-то платным. Брали всего пятьдесят копеек, но идти до центральных ворот было вдвое дальше, чем от дома до двухметрового паркового забора, да и полтинник лишним не был. Потому и заставляло всё это преодолевать преграду за считанные секунды и с превеликой ловкостью.

     Но на вершине забора надо было оглядеться – нет ли поблизости охранника. Чем могло закончиться, если поймают – не знаю, не приходилось, и о случаях таких мне не известно. Но сторожа в парке культуры и отдыха были, и я их много раз видел. Обычно они громко матерились, были строгие и с усами.

     А дубовые листья? Они просто прятались под рубашку.
И ещё. В солнечные дни можно было увидеть, как студентки педагогического института усаживали вокруг себя на траву малышей лет четырёх-пяти и читали им сказки. Это была педагогическая практика. Кто были эти малыши и откуда приводили их студентки, никто из нас не знал, да нам это было и неинтересно.