Космические хроники. 119

                Заработанная индульгенция.

   Врач вёл незаметный образ жизни, редко покидал медицинскую каюту, был молчалив и никогда не вмешивался в разговор без надобности. Его любили за это, но точно знали, что, разговорив старика, скучать не придётся. Изредка такое делалось на спор и иногда получалось.
   Корабль возвращался, лететь оставалось чуть больше трёх недель, и время, замешанное на скуке, начало тянуться. Развлекался кто как мог.
   - Док, у тебя лекарства на все случаи жизни? – спросил штурман, увидев проходящего мимо врача. Он поспорил с инженером, что разговорит старика за пять минут.
   - Жизнь не нуждается в лекарствах.
   Врач остановился. Штурман подумал, что полдела осилил.
   - Понятно, они нужны при болезнях. Для любой найдутся?
   - От болтливости нет, не смогу помочь.
   Старик ответил, как отмахнулся, и пошёл дальше.
   Штурман огорчился, а инженер рассмеялся.
   - Будет возвращаться, я начну разговор. Не мешай.
   Ждать не пришлось: врач нигде надолго не задерживался. Инженер сказал, продолжая разговор:
   - Док, панацеи не имеешь, а плацебо? Обмани, поделись надеждой.
   - И глупость не лечится. От такого в школе избавляют, а вам не сумели помочь в своё время.
   - Ну что за врач нам достался? За рейс ни одной таблетки не истратит. Жмот! Ведь выкинешь, когда срок годности закончится.
   Старик на секунду задумался.
   - Разве что слабительное? От всего помогает: и от болтливости, и глупостей - некогда будет.
   - От тоски не поможет. Не видишь, Эскулап, люди на пределе, а из тебя рецепт не вытянуть. Когда-то добрым словом лечили, если по-другому не получалось.
   В этот раз врачу понадобилось больше времени, чтобы принять решение.
   - По сказкам соскучились? Через десять минут жду впавших в детство в кают-компании.

   Желающих развлечься набралось больше, чем старик ожидал, и он удовлетворительно кивнул, войдя в помещение.
   - Расскажу не сказку – быль. Такое заставит задуматься, потому что невольно ставишь себя на место действующих лиц и оцениваешь уже не их, а свои поступки.
   Врач осмотрел аудиторию, увидел, что удалось привлечь внимание, и продолжал:
   - Летели так же долго такие же жеребцы, изнывающие от скуки. Несколько месяцев корабль бороздил вселенную, а картинка за иллюминатором как застыла. Лишь звёзды менялись, но кому это интересно, когда выглядят одинаково – светлыми пятнышками. Обыденность удручала, пока дежурный не сообщил, что обнаружил на радаре пару движущихся навстречу объектов.
   Рубку быстро заполнили, и посыпались предположения как из рога изобилия. Расстояние не позволяло рассмотреть непонятное, и командир приказал на всякий случай отправить запрос.
   Через полчаса радист сообщил, что объекты не откликаются даже на разные частоты. Вариантов убавилось, и командир распорядился отвернуть на сорок пять градусов, чтобы разминуться с возможными неприятностями.
   Ещё через полчаса в рубке творилось форменное безобразие, так как пара изменила маршрут на встречный. Чуть позже ситуация осложнилась: объекты раздвоились, и теперь не два, а четыре летели наперерез, и два явно быстрее.
   «Да нас атакуют! – заорал штурман. – Командир, нужно что-то делать»!
   Капитан включил сигнал тревоги и только потом задумался. Рубка опустела, и никто не мешал. Время не сильно лимитировало, а подумать было о чём.
   «Направление полёта изменили следом за нами, значит, это не кометы, а корабли. На запросы не отвечают. Не наши. Выпустили ракеты? Зачем? Почему, ведь мы свернули в сторону!»
   Анализ обстановки привёл к неутешительному выводу: это инопланетяне и не просто гуманоиды, а агрессивно настроенные.
   «Как не крути, а это враги, - признался себе капитан. – Атакуют. Но и мы не лыком шиты!»
   Он приказал двумя ракетами сбить неприятельские. Распорядился выпустить ещё пару, но запрограммировать так, чтобы при благоприятном исходе эти ракеты перенацелились на корабли. Чуть позже показалось мало, и третья пара улетела в сторону чужих летательных аппаратов.
   Оставалось ждать, и все ждали, безмолвно уставившись на экран. Экран монитора уже показывал чужаков, но из-за большого расстояния всего лишь летящими светлыми пятнышками.
   Неприятельские ракеты вспыхнули, помигали какое-то время и погасли, растворившись в черноте. Корабли заметались, но увернуться не получилось: пара ракет лишила их манёвренности, а следующая уничтожила. Они не долго тлели, так как разрушились основательно, и остатки кислорода выгорели быстро.
   Многоголосое «ура» раздалось в рубке. Все ликовали кроме радиста и командира. Подчинённый вздёрнул руки, призывая к тишине.
   «Не галдите! Кто объяснит мне, почему ракеты горели некоторое время? Ведь не должны – в них нет кислорода!?»
   Наступила гробовая тишина – вопрос озадачил.
   «Мы не знаем, как устроен их двигатель», - выложил свою версию инженер.
   «Допускаю вспышку, но почему пламя погасло не сразу?»
   «Будем пролетать мимо, разберёмся, - подвёл итог прениям побледневший капитан, давно почувствовав неладное. Радист подтвердил его худшие предположения. Он грустно пошутил: - Праздничное застолье откладывается».
   Вновь предстояло ждать. Ожидание не было радостным, так как сомнения ржавчиной разъедали доводы «за» и увеличивали аргументы «против». Хмурая молчаливость командира лишь усугубляла мрачные предчувствия.

   - Они грохнули челноки, а потом корабли? – предположил штурман. – Но зачем те отправили двух гонцов, а не одного? Почему не отвечали на запросы?
   - Почти такие вопросы задавала себе команда и не находила ответы, когда худшие прогнозы оправдались, - ответил рассказчик.
   - Док, это правда? Ты выдумал всё, чтобы мы не скучали?
   - Командира судили – списали из космофлота. Экипаж расформировали и раскидали по другим кораблям. Суд, разумеется, был закрытым, чтобы не узнали инопланетяне: отношения с ними в то время были натянутыми, в шаге от войны. Кто не верит, попросите капитана показать командирскую инструкцию. Там описан этот случай и даны рекомендации, как поступать в аналогичной ситуации. Этот документ, как устав, написан кровью.
   - А действительно, почему с каждого корабля по челноку отправили? Если ракеты, то понятно: сдобрить кашу маслом! Или провокация? Капитану самому бы скрыть всё!
   Врач ответил одному, но для всех:
   - А ракеты на миражи потратил? И как жить после такого? Поверьте, адекватное наказание снижает боль от содеянного. Уж я-то знаю.

   Доктор добился своего: люди надолго отвлеклись и думали о чём угодно, только не о вялотекущем времени. Земля на экране монитора появилась внезапно и почему-то не вызвала обычных в таком случае восторгов.
   - Док, какими пилюлями накормил команду, что вояки уравновешенными стали? Поделись секретом, - попросил удивлённый капитан.
   - Дома расскажу, приглашаю всех на отвальную. Это был мой последний полёт. Не поверите, но врачи тоже стареют, желают в земле ковыряться и на ней родимой что-нибудь вытворять. Там поделюсь последней байкой.
   - Не скромничай, всё равно узнаю.

   Жил врач в загородном доме. Десятка два подобных образовали небольшой посёлок. Огромные приусадебные участки, засаженные фруктовыми деревьями, кусты вместо забора и единственная дорога с тёмно-коричневым покрытием создавали обманчивое впечатление, что находишься в лесу, где по чьему-то капризу поселились люди.
   Жильё понравилось, но хозяин не дал осмотреть.
   - Потом, всё потом, включая застолье, сначала посетим местную достопримечательность. Убеждён, вам понравится.
   Врач отвёл гостей на окраину, где за внушительной автостоянкой приютилось непонятного назначения здание. Одноэтажное и вытянутое, оно имело множество дверей на длинной стороне. Над каждой светилась зелёная пластинка.
   - Вход свободен. Нерабочее время, поэтому никого нет. Не закрыли исключительно по моей просьбе. Входите поодиночке. Что делать потом, - разберётесь.
   Первым решился штурман и зашёл в здание через ближайшую дверь. Зелёная пластина над ней погасла, и загорелась красная.
   - Второй, пошёл! - сказал врач и вытянул руку в сторону дверей. – Встретимся на выходе.

   Штурман попал в небольшую кабинку. Увидел стол и стул. На столешнице лежала стопка бумаги и пенал с ручками. Тихо, ненавязчиво заиграла музыка. Наличие стула подразумевало, что на него нужно сесть, и мужчина сел. Лиричную, чем-то знакомую мелодию подхватили голоса. Началось явно церковное песнопение. Певцы пользовались незнакомым языком, казалось, жалуются на что-то. Перевод не понадобился: прорвавшаяся вселенская тоска не нуждалась в нём. Грусть обездвижила тело, навернулись слёзы.
   Вспомнилась вдруг несправедливость, с которой довелось столкнуться, и тоже захотелось пожаловаться. Неожиданно подумалось, что сам грешил и стал виновником чужих неприятностей.
   Сознание воссоздало лицо брата, и закрытые, повлажневшие глаза не помешали этому. Из-за чего они прервали отношения? Наследство родителей? Какая глупость! Деньги ему нужней, только и всего. Надо было сказать. Я бы понял. Сейчас понял. Брат, прости меня!
   Что-то отвлекло, мешало думать. Мужчина очнулся, вернулся в реальность. Настойчивый мужской голос подсказывал одно и то же: «Вам нужно записать мысли. Для себя. Конечно, не забудете, но так будет лучше, так задумано».
   Голос повторял фразу, затихая, пока не пропал. Музыкальное произведение всё ещё продолжало круиз по закоулкам сознания, задело что-то внутри, и рука сама потянулась за ручкой.
   Освещения едва хватало, чтобы писать. Строчки одна за другой появлялись на бумаге: мужчина не выбирал слова, просто каялся. Закончив, откинулся назад. Тут же возросла яркость света и стала видна вторая дверь. Над ней загорелась зелёная табличка.
   «Приглашаете дальше? Пусть будет по-вашему», - подумал штурман и перешёл в другое помещение.
   В маленькой комнатке стояли похожие стол и стул, и только вместо бумаги на столешнице находилась металлическая ваза.
   Штурман сел, и зазвучало то же самое произведение. Оно по-прежнему навевало грусть, но прибавилось умиротворение. Мужчина попутал его с опустошением, но мелодия подсказала, что он заблуждается. Зажигалка, лежащая у вазы, не оставляла сомнений, что нужно делать с исписанным листком.
   Бумага охотно занялась. Огонь потрескивал, разгрызая буквы. Показалось почему-то, что певцы уже не жалуются, а соглашаются с чем-то.
   Следующая дверь оказалась последней. Тропинку за ней ограждали кусты жимолости, и выбирать направление не пришлось. Она привела к небольшому каменному бассейну. Все дорожки вели сюда.
   Кто-то из коллег смывал сажу с рук в искусственном водоёме, а кто-то уже пил воду, наполняя ладони под струёй из трубы. Она торчала из огромного валуна и равнодушно утоляла жажду страждущих.
   Выбраться из зарослей, окружающих бассейн, можно было лишь через небольшой однокомнатный домик с распахнутыми воротами на противоположных сторонах. Внутри ждал последний сюрприз: вдоль одной стены располагались ящики с отверстиями, как урны на выборах. Фотообои над ними изображали двухэтажное здание. В обе стороны от него, как живое ограждение, тянулись аллеи из деревьев. Широкие проёмы ворот прерывали композицию, но за ними панорама продолжалась и замыкалась на противоположной стене.
   Здание сразу бросалось в глаза, но взгляд не задерживался на нём, потому что перед ним резвились дети. Фотограф сделал множество снимков и уже потом составил композицию. Он сумел привлечь внимание к детскому муравейнику. Зритель ощущал себя стоящим во дворе у входа в виртуальное строение, а вокруг копошилась детвора.
   Одинаковые надписи у копилок всё объясняли.
   «Наш фонд создал этот интернат для детей-сирот и курирует его. Вы прошли ритуал очищения. Не настаиваем, но просим сделать посильный взнос».
   Штурман не стал читать дальше. Рука, как недавно за авторучкой, потянулась за кошельком. Вышел он облегчённым, подумал об этом и усмехнулся, так как думал о душе, не о деньгах, и мысль показалась двусмысленной.

   Возвращались коллеги молча, так как не хотелось говорить и идти предстояло всего ничего.
   Кто-то уже накрыл продолговатый стол у дома, даже разлил спиртные напитки. Навес над ним укутал виноград, захватив львиную часть крыши. Повсюду свисали янтарные гроздья, руки так и тянулись к ним. Здесь тень и прохлада отвоевали себе место, создав своеобразный оазис.
   Врач на правах хозяина поднял бокал, собираясь сказать тост.
   - Это был «Реквием» Моцарта, - вдруг вспомнил штурман.
   - А вода как живая, - откликнулся капитан. – Свежестью изнутри промокнула.
   Инженер посмотрел виновато на врача и высказался, не смог удержаться:
   - А я впервые ничего не купил, но легко расстался с деньгами. Что это было? Прочитал там фразу, мол, оставь сомнения в этой комнате и больше не греши. Док, мне помогло. Не парю, конечно, но полегчало.
   - Вот и выпьем за новую жизнь, - у врача наконец-то получилось высказаться. – Человек совершает ошибки, но должен не зацикливаться на них, а исправлять.

   Тосты следовали один за другим, виноградное вино поддерживало хмель и вместе с ним хорошее настроение. Темы разговоров менялись, но в итоге вернулись к началу.
   - Док, а кто придумал всё это? – спросил радист.
   Врач сумел услышать вопрос и откликнулся.
   - Отец, его работа.
   Все притихли, ожидая продолжения, но он замолчал.
   - Спорим, я за пять минут разговорю пенсионера!? На корабле получалось, - инженер обратился ко всем сразу и отхлебнул вина. – Док, такое наворотить, не речку перейти. Предки мои заставляли мумии автобиографии писать. Сознайся по-хорошему.
   - Он случайно обнаружил родник. Вода поразила. Надумал поделиться с людьми.
   - Надо было по бутылкам разливать и отправлять в магазины.
   - А тебе ещё раз пройти курс оздоровления! - возмутился врач. – Он лучше поступил. Нам, правда, туго пришлось, ведь все деньги в задумку вбухал. Жили первое время на этом самом месте в наспех сколоченном сарае. Появились спонсоры, кредит взял. Потом пришло всё: интернат, посёлок для обслуживающего персонала и воспитателей. Сам интернат в пригороде построили. Хорошее место: к природе близко и к цивилизации. Город помог.
   Отцу мало удалось пожить, когда наступило относительное изобилие. Теперь мне предстоит продолжить его дело.
   Люди рассказывают об этом месте и, побывав раз, возвращаются. Сами появитесь здесь. Нужды не будет, но желание останется.
   - Это и есть та байка, что обещал рассказать? – капитан вспомнил корабельный разговор с врачом.
   - Почти, - ответил врач. - Командир корабля, которого, как говорится, списали на берег, и есть мой отец.
   Сообщение огорошило и заставило всех замолчать. Тишину нарушил он же:
   - Когда такое происходит с кем-то и где-то, верится легко. Когда рядом – поражает. Возведение того, что вы видели, это епитимья, какую отец наложил на себя. Или зарабатывание индульгенции? Не знаю. Но он был хорошим человеком. Я любил и люблю его.
   Все зашевелились, но никто не нашёлся, что сказать. Доктор поднял бокал.
   - Давайте выпьем за то, чтобы у человека был шанс начать жизнь сначала с того места, где споткнулся. У моего отца получилось, я не считаю его поступок случайным. Это и есть моя последняя байка, закончившаяся тостом.

                *****