Сын

Ноги мои подкашивались в коленях.  Всё время кружилась голова. Живот был уже большой. И близился срок родов. И меня почему-то потянуло домой, к маме.

Моя мама родила нас всех в одном роддоме, который и сейчас стоит за Слуцкой церковью. Окрестили нас даже в самые запретные времена  в этой церкви  благодаря бабушке Варваре. Под  колокольный звон  мы учились в школе.

Меня так потянуло домой. И муж согласился. Дал мне денег на билет. И я стояла и ждала автобус возле колхозной конторы. А он ушёл в свой кабинет, сказав, что придёт проводить.

Его всё не было и не было. А автобус подошёл.  Я вошла в него, и он тронулся. Попросила остановить возле маленького аэродрома на краю районного центра. Купила билет до своего города. Пассажиров было немного.

Один ряд сидений, а напротив - другой. И взмыл самолётик, лёг боком, сделал круг, и мы уже высоко над землёй.
Какая-то лёгкая, до слёз, волна любви поднялась в груди. В глазах защипало.

Шоколадными заплатами лежали ровные,  убранные поля.
Золотой каймой берёз и красных осин уплывала земля под нами.
Узкими  полосками серых лент бежали дороги.
А по ним  ползли спичечные коробки машин.
Синими лентами кружились на земле речки. 
Кудрявились вдоль них угасающей зеленью чёрёмухи и ракиты.

От аэродрома на автобусе добралась до рынка. Шла по нему.

Рынок конца семидесятых. Как там было просто. Меня потянуло в ряды, где  блестяще чернела смородина. Женщина отсыпала мне стакан ягод в газетный кулёчек. Я ела её торопливо, немытую, с жёсткой кислинкой. И мне стало так хорошо. Унялась дрожь в коленях, уходила слабость.

Мама есть мама. Она привезла меня в тот самый роддом, где я родилась и где она проработала санитаркой в родильном отделении больше тридцати лет.  Я приходила к ней на работу в школьной коричневой форме после уроков.

Меня знали врачи.

И когда пришло  время родов, одна из них сказала:
-Нам бы только Таню родить.

И я за всё время беременности прибыла на три килограмма. Около четырёх утра забегала, но боялась беспокоить акушерок. Терпела, кусала вафельное полотенце, чтобы не кричать. И трудно же было моему первенцу. Хватились, чтобы найти кислородную подушку, но её не оказалось. Длинную и толстую иглу ткнули ниже сердца, потому что мои вены были слабы…

Он появился без крика. Он молчал. Я знала, что это плохо. И молчали те, кто мне помогал.
Потом всё же раздался крик.
И я облегчённо вздохнула.
Мой сын  пришёл в этот мир, несмотря ни на что. Он весил три килограмма и сто граммов.
И, клеёнчатая бирочка, которую привязывают к ручке новорожденных, хранится у меня до сих пор.

Грудничков привозили на каталках, укладывали рядками. И сестра или санитарка по двое заносила их в палату. Моего она нечаянно стукнула о дверь головкой. И я заплакала. Теперь мы связаны с ним. Я буду всегда его чувствовать, даже если он будет далеко, и всегда молиться за него.

Прошёл уже месяц. Я жила у мамы. Малыш рос. А от мужа не было вестей. И мама уже стала думать, что мы ему не нужны. Я уже хотела продать свои серёжки.

Но вот он приехал на грузовике по ухабистой дороге. И я представила, как буду подпрыгивать на этой дороге вместе с младенцем часов пять.

Посоветовавшись с мамой, я сказала мужу, что полечу на самолёте.
- Да, я и сам шишек набил, пока ехал, - ответил он и уехал на этом грузовике.

А малыш спал, пока мы ехали на такси.
Он спал у меня на руках, пока взлетал этот небольшой, но надёжный АН над аэродромом.
Летел мой малыш и спал.
А я прижимала  к себе тёплый и родной комочек, вздрагивала, когда проваливались в очередную воздушную яму.
И уже не было у меня никого роднее на свете.

фото из интернета