37. Катакомбное послание 1962 года

37.
Катакомбное послание 1962 года
члена многострадальной катакомбной Церкви России.


Вступление редактора.


До семидесятых годов XX века буквально вся наша достоверная информация о катакомбной Церкви в России поступила из документов епископов – ее основателей и свидетельств катакомбных верующих, бежавших из Советского Союза, главным образом во время Второй Мировой войны. Таким образом, эта информация ограничена периодом с 1927 до начала 1940-х годов, а о катакомбной Церкви с 1940 года не было известно почти ничего.

В семидесятых годах с новой волной эмиграции и возрастанием связей между Россией и внешним миром, завеса была несколько отодвинута. Следующие тексты, все от свидетелей из самой России, содержат большую часть того, что известно общественности о катакомбной Церкви в годы после Второй Мировой войны.

Первый текст, хотя датируется 1962 годом, был напечатан только в 1977 году в "Трагедии Русской Церкви" Льва Регельсона, а до этого был известен лишь немногим людям в Советском Союзе. Его анонимный автор – сознательный (но умеренный) апологет катакомбной Церкви, которая продолжает свое отдельное от Московской Патриархии существование до наших дней.


Дорогие детки!

Вы просите разъяснения одной и той же темы. О ней лучше всего было бы поговорить при встрече, но, к сожалению... приходится писать с риском не ответить на некоторые ваши недоумения.


Советская война против Церкви.


Как только пришли к власти, большевики сразу же объявили войну против Церкви. Это было, если угодно, единственным честным актом во всей их политической деятельности, ибо любое соглашение между этими двумя лагерями было немыслимо ввиду противоречий, которые их разделяют (какой может быть союз Христа с велиаром?), и не может быть совсем никакой речи о терпимости со стороны большевиков. Но сразу же с объявлением этой войны их честность испарилась, так как мотивы войны они выдвинули ложные. Они немедленно начали обвинять Церковь в контрреволюции. Это была чистая несправедливость, потому что с того времени как большевики закрепились на всей территории бывшей России и гражданская война закончилась, то есть с того времени, когда каждому, кто стоял у власти, это стало ясно, большевики не могли указать ни на один факт, который подходил бы под эту концепцию – концепцию политических военных действий, тайного заговора с целью уничтожить противника. Но они начали преследовать христиан именно из-за этого ложного предлога. И когда пришла моя очередь, на одном из допросов я заявил своему следователю: "Да, я контрреволюционер, не отрицаю этого. Когда вы говорите "да", я говорю "нет", когда вы говорите "белое", я говорю "черное", когда вы хвалите, я резко осуждаю. Но вы не имеете права преследовать меня за это, поскольку провозгласили свободу религии. Следовательно, мои религиозные убеждения, согласно вашим же собственным законам, не преступление. И вы ни в малейшей степени не можете обвинять меня в политической войне с вами, в действиях, которые своей целью имеют вызвать ваше уничтожение". И несмотря на то, что он действительно не мог привести обвинения ни в одном контрреволюционном действии против меня, я все же был "приговорен" без всякого суда к десяти годам.

В начале большевики были совсем наивные. Им казалось, что главная сила Церкви кроется в ее материальном могуществе. Под предлогом помощи голодающим они провели так называемую "конфискацию церковных ценностей", но ни единой копейки оттуда не пошло голодающим, и весь металл был использован не для закупки товаров, а для чеканки монет, чтобы поддержать фантастически обесцененный советский рубль. Но вопреки их расчетам Церковь устояла, и свет ее даже стал чище и яснее. Освободившись от чуждой для нее обязанности – защищать и поддерживать далекий от ее идеала (с ее точки зрения) правительственный и общественный порядок, Русская Церковь окончательно перешла к выполнению своей вечной цели – благодатному обновлению и возрождению человеческих душ.

Потом наступили несколько лет, которые все, кто пережил их в церковном окружении, может вспомнить только с чувством великой духовной радости и горячей благодарности Богу, Который удостоил их испытать то, что они испытали. Были исповедники, были мученики, были гонения, уничтожения и издевательства. Но это не уменьшало радости, ибо все это переносилось не для того, чтобы обрести какие-то земные цели, но только во имя Христа – только во имя Него. Церковь, абсолютно беззащитная, ощущала себя и праведной, и непобедимой. Ясно, что сама жизнь доказала правильность мысли святителя Иоанна Златоуста, что, как враги ничего не могли сделать с Господом Иисусом Христом и Его учениками до тех пор, пока среди них не нашелся предатель, так и никакие преследования извне не страшны для Церкви, пока среди пастырей нет предателей. И, увы, такие предатели нашлись.

Советским властям удалось найти некоторых иерархов, которые не отвратились один за другим выступить в роли Иуды Искариота. Сначала это были "живоцерковники", "обновленцы", потом "григорианцы" и другие. Их попытки передать руль канонического управления Церковью в руки ее заклятых врагов и таким образом и извратить или даже полностью парализовать ее влияние на духовную жизнь страны были бесплодны, пока митрополит Сергий не стал Заместителем Временного Патриаршего Местоблюстителя после ареста целого ряда епископов, занимавших этот пост до него...


Декларация митрополита Сергия.


А потом, это было в 1927 году, была опубликована его декларация. Вероятно, вы ее читали, поэтому мне нет нужды излагать ее в деталях. Можно только сказать, что в ней митрополит Сергий исполнил не те обещания, которые он дал своим братьям по вере, а те, которые вытребовали у него в НКВД. Поднялось большое волнение. С одной стороны, все чувствовали, что верующий православный христианин не может согласиться ни с одним словом этой декларации, что она, если не формально, то по существу была отступничеством, провозглашая принципы, несовместимые с христианским сознанием и совестью. Но с другой стороны, именно это открытое попрание церковной справедливости зарождало в душах мучительные сомнения. Возникла мысль: "Не может быть, чтобы митрополит Сергий решился на нечто, что кажется нам таким недостойным не только иерарха, но и простого христианина. Возможно, это наша излишняя строгость, наша гордость рисуют это взвешенное и мудрое действие митрополита Сергия, всеми уважаемого и высоко ценимого архипастыря, в таких темных тонах".

Решить это было мучительно трудно. В конце концов, одна часть иерархов и простых священников с большой душевной болью решили, что ... декларация митрополита Сергия была абсолютно неприемлема для них, что она принесет ужасные несчастья Православной Церкви, что те радостные перспективы, которые пообещал митрополит Сергий в случае, если декларация будет принята – вплоть до открытия духовных школ и разрешения Церкви печатать собственные публикации – никогда не будут реализованы. И поскольку митрополит Сергий в конце декларации предложил всем тем, кто с ним не согласен, "уйти", пока они не убедятся в правильности и успешности его курса, они поэтому и "ушли", порвав союз с ним и со всеми, кто ему подчинялся.

В то же время среди тех, кто ушел, не возникало вопроса, наделены ли те, кто следует за митрополитом Сергием благодатью или нет; они не задавили этот вопрос и не решали его. Но острота церковной битвы привела многих среди простых церковников к заявлениям, что последователи митрополита Сергия были безблагодатны, что их таинства недействительны и что посещение их церквей оскверняет христианина и делает его отступником. Эти взгляды стали особенно широко распространяться, когда вскоре после публикации декларации паства стала быстро лишаться своих пастырей и архипастырей, которых ссылали, сажали в тюрьмы и концлагеря. Но иерархи, возглавившие отделение от митрополита Сергия, так же как священники, близкие к ним, учили лишь, что в этот год великих потрясений и разделений пристало посещать только те церкви, где не принимали декларацию митрополита Сергия и не поминали его в знак того, что они отрицают безбожные действия митрополита Сергия и его сторонников. Этих его сторонников оказалось намного больше, чем тех, кто ушел. Причинами этого были и большой авторитет митрополита Сергия, и малодушие – боязнь репрессий и надежда, что можно избежать их, идя по пути, на который позвал митрополит Сергий.

Вскоре пагубные последствия этого "направления" не замедлили сказаться. За "отошедшими" в концлагеря скоро последовали и все надеявшиеся спастись под его омофором. Храмы и обители быстро закрывались одни за другими, и через десять лет после Декларации, сулившей Церкви "тихое и безмятежное житие", на всем безбрежном пространстве СССР осталось только несколько храмов в больших городах; они так и назывались "показательными". Да остался еще митрополит Сергий с незаконно им организованным синодом – полтора десятка готовых на все архиереев, среди которых был и будущий Патриарх всея Руси Алексий (Симанский).+


+ В действительности, при наихудшем положении Церкви в 1940 году в Московской Патриархии было только четыре епископа на свободе. Пятнадцать епископов, избравших Сергия "патриархом" в 1943 году, были наскоро собраны по тюрьмам и концлагерям.


Открытие церквей.


Так бы это и продолжалось, если бы не случилась война. В оккупированных немцами областях сразу же началось стихийное церковное строительство. Открывались, очищались и освящались оскверненные, но уцелевшие церкви, а где они были разрушены, там устраивались молитвенные дома. Туда верующие сносили сохраненные ими свято антиминсы, иконы, сосуды, всякую утварь. Тысячные толпы снова пришли в храмы, снова услышали Слово Божие, снова причастились Бескровной Жертвы. Все это не могло не отразиться и в областях, еще оставшихся под властью Сталина. Он понял, что продолжение прежней церковной политики может оказаться для него сугубо опасным и, решив не отставать от Гитлера в благочестии, повелел во всем послушному ему митрополиту Сергию снова открывать те храмы, закрытие которых он, то есть митрополит Сергий, незадолго перед тем оправдывал, неоднократно заявляя всему миру, что никаких гонений в СССР нет, а храмы закрываются потому, что об этом ходатайствуют прихожане, решившие, что храм им не нужен.

И вот начинается "новая эра". Открываются храмы, полтора десятка епископов по разрешению Сталина делают митрополита Сергия Патриархом или компатриархом, как справедливо прозвали его немцы в своих газетах. Новоиспеченный Патриарх начинает лихорадочно увеличивать сонм своих епископов, доведя их за недолгий период своего патриаршества до 50-ти с лишним душ, конечно, из единомышленников. Осуществляются даже самые смелые мечты – открывается несколько семинарий и две академии, разрешается издание журнала Патриархии. Разница только в том, что причиной всего этого "расцвета" была, очевидно, не Декларация митрополита Сергия, а нечто совершенно ничем в своем существовании митрополиту Сергию не обязанное – весьма поначалу успешное наступление Гитлера.

То, что эта перемена церковной политики была не искренней, а только вынужденной, показывает практика партии в последующее время, имеющая целью ликвидировать Православную Церковь до конца текущей семилетки.+ Реакция патриарха Алексия на эту практику ни на йоту не разнится от реакции митрополита Сергия на разгром церковных организаций в 30-е годы. Она так же постыдна и преступна. И оправдать ее невозможно ничем.


+ Имеется в виду Хрущевское гонение, 1959-64 гг.


Правы ли мы, утверждая это и на этом основании продолжая пребывать вне общения с иерархией, возглавляемой патриархом Алексием?

Безусловно правы. Не отдана ли Православная Церковь на поток и разграбление заклятым ее врагам? Кто фактически самовластно распоряжается Церковью – не областные ли и районные уполномоченные, возглавляемые своим председателем – Куроедовым? Не вмешиваются ли они во все мелочи церковной жизни, стараясь, конечно, не упорядочить ее, а нанести ей как можно больше вреда? Не превращается ли весь епископат в пустую декоративную ширму, прикрывающую своим благолепием черное дело поругания святыни веры? Не дошли ли некоторые из епископов до того, что сами приезжают закрывать монастыри, вместо того чтобы их защищать (это было на моих глазах)? Не осмеливаются ли уполномоченные требовать от священников не пускать малолетних в церковь, не исповедовать, не причащать их? Не осуждают ли все посылаемые патриархом Алексием делегации на всевозможные церковные конференции антикоммунизм, как несогласное с Христианством учение, в то время как коммунизм сам себя без всякого стеснения объявляет антихристианским? Таким образом, всякое неодобрение, осуждение и идейная борьба с антихристианством, по новой сергианско-алексианской доктрине, объявляется делом, недостойным христианина, и наоборот – союз с врагами Христовыми, соучастие, содействие и не только молчаливое, но часто весьма громкое одобрение их разрушительной и гонительской деятельности (например: "Сталин – верный страж православия") – это прямой долг всякого христианина.

И в полном согласии с этой своей невероятной доктриной патриарх Алексий и действует. Он, например, спешит сделать выговор Кеннеди за возобновление ядерных испытаний, и он же упорно молчит не только, когда Хрущев делает то же самое, но и тогда, когда этот "миротворец", нагло попирая не только права человека, но и собственные советские законы, разоряет Церковь. Даже митрополит Николай Крутицкий, ретивый и резвый апологет церковного НЭПа, не выдержал и предпочел опалу, а наш Святейший по-прежнему, как ни в чем не бывало, участвует в приемах, конгрессах, аплодирует и т. д.

"Все это так, – могут мне сказать, – но не нарушены ли вами церковные каноны, запрещающие клирикам прекращать общение со своими митрополитами и епископами до соборного суда?" Аргумент, как будто, очень весомый. Но – разберемся. И прежде всего спросим: разве у нас существуют периодические (раз в году и раз в три года) Соборы, где мы могли бы апеллировать? А ведь согласно канонам, эти Соборы – обязательное церковное установление. Выходит, что наши обвинители являются первыми нарушителями канонов, вынуждающими нас тоже не соблюдать их. Ведь нельзя же обвинять нас за то, что мы "отделились до Собора", если этих Соборов вообще не созывают! Скажут: за последние 20 лет были Соборы и съезды. Но какие? Это были съезды "потаковников", покорно штамповавших приказы – сначала Карпова, а потом Куроедова. А ведь канонами запрещается какое бы то ни было давление гражданской власти на членов Собора, и все, вынужденные этим давлением, постановления епископов объявляются недействительными.

Опять наши обвинители, выдающие себя за защитников канонов, оказываются их нарушителями. Постоянная картина: если судить по существу – они беззаконники и преступники, если судить формально – они блюстители канонического порядка в Церкви. Но и это жалкое утешение существует только для весьма поверхностных исследований. А если взглянуть попристальнее, то обнаружится, что они не имеют никакого права настаивать на своей каноничности. Ибо существует канон, по которому всякий клирик (иерей или епископ), достигший своего сана по влиянию, настоянию или вообще по какому-нибудь давлению или помощи гражданской власти, должен быть извержен из сана. По этому канону, не говоря уже о нынешних епископах, которые не могут надеть омофора, пока на это не соизволит Куроедов, должен быть извержен из сана сам Патриарх, "избранный" Собором по прямому приказу правительства. Вот насколько канонична вся иерархия Русской Православной Церкви!..

Скажут: в пользу митрополита Сергия говорит то, что к нему вернулся ряд архиереев, ранее от него отошедших. Нет, дорогие детки, этот факт нисколько не склоняет весы на его сторону. Я уже говорил, какую великую смуту вызвал митрополит Сергий в умах и сердцах наших, как трудно было разбираться и решать, – вы не можете представить себе, как это было трудно, как мы метались и мучились. Неудивительно, что имели место колебания, перемены решений. Мотивов мы их не знаем, а они могли быть очень разными: не только доводами разума, но просто великой усталостью, или еще чем-нибудь другим. Один архиерей прямо сказал мне: "Я тебе скажу откровенно, все, что делает митрополит Сергий – это гнусное паскудство, но я хочу наконец вернуться домой!" (Но дома он пробыл очень не долго).

Все вышесказанное, надеюсь, убедит вас, что не по легкомыслию или предубеждению сделали мы свой выбор, и не по легкости мысли и упорству не меняем его. Мы сделали его по крайнему нашему разумению и готовы с ним стать на суд Божий. Нас очень мало, но у нас есть и епископство православное, даже не только за границей, и совесть наша спокойна.

Мы веруем, что если жизнь человеческая продлится еще на земле, то некогда соберется Собор, который оправдает наше дерзновение и справедливо оценит "мудрую политику" митрополита Сергия и его последователей, захотевшего "спасать Церковь" ценой ее непорочности и истины.


Что делать?


Теперь – основной ваш вопрос: как вам быть? Если бы нынешние дни были похожи на дни сергианской смуты, я сказал бы вам то, что говорил тогда: ходите в храмы, не имеющие общения с митрополитом Сергием, а к нему и его сторонникам не ходите. Но времена изменились: наших храмов теперь в СССР нет. Можем ли мы, ушедшие в свои одинокие кельи и обретающие там все, чем питали нас храмы, запрещать тысячам верующих, не имеющим такой возможности, искать утешения и духовной пищи в имеющихся храмах и осуждать их за то, что они ходят туда? Не можем же мы уподобиться тем невегласам, которые тупо твердят: "Это не храмы, это капища, посещающие их оскверняются и лишаются спасающей их благодати", и прочие безумные глаголы.

И я говорю вам: если не имеете других путей принимать участие в Богослужении и приобщаться таинствам, если томит вас жажда церковного единения и молитвы и если посещение храмов дает вам это – то не смущаясь идите туда и не бойтесь, что это будет грехом. Дух дышит, где хочет, и по неизреченному милосердию Своему Господь и через самых недостойных служителей Своих, даже через неверующих, не лишает христиан своих Небесных Даров. Если вам захочется более близкого, личного общения, то советую, как я и раньше говорил вам, избирать для этого священнослужителей искренних и нелицемерных, а таковые в храмах существуют. Им, конечно, трудно, но они как-то стараются пролезть сквозь игольное ушко. Искать таких среди епископов – почти безнадежно: громадное большинство их "ведает, что творит", и сейчас особенно оправданы слова святителя Иоанна Златоустого: "Я никого на свете не боюсь; боюсь одних епископов".

Вот, кажется, все, что мне нужно было вам сказать, детки. Да, еще: не думайте, что если вы начнете посещать храмы и даже в них исповедоваться и причащаться, то я буду вас считать чужими. Душа моя всегда открыта для вас, пока у вас есть желание общения с нею.

С любовью о Христе...

1962 г.