Сирота

Еду. Засыпая на родном плече, думаю о моих девочках, — скоро Рождество, мандарины, огоньки и подарки, в столовой посажу их на колени и обниму…
… Уже преодолела непростой путь к их далекому дому, подарены акриловые краски и кисти, возвращены их нежные объятья и радостный смех от долгожданной встречи…
И вот уже говорю о «реальном» мальчике Мише, который был как все дети, любил сладкое,  баловался, не слушался. Миша ходил в школу, ему нравилось учиться, но не всегда. Иногда всем хочется поспать подольше, не очень прилежно выполнять поручения взрослых или вовсе не сделать уроки.
 Однажды родители оставили его с соседкой Марией Ивановной. Хорошая такая бабушка. А сами уехали в командировку на северный полюс брать пробы айсберга. Мама с папой у Миши работали вместе и были научными сотрудниками.
Мише было хорошо с бабушкой. Она пекла ему шанежки и пироги со сладкой морковкой. Гуляла с ним, и он мог подолгу играть с любимыми игрушками ни о чем, не заботясь. Мария Ивановна и пол мыть его не просила, и посуду. Все кряхтела и сама делала.
Однажды Миша заметил, что Мария Ивановна стала другой, грустной, рассеянной и задумчивой. Но Миша не стал ни о чем ее спрашивать, а просто решил не обращать внимания, ведь это у нее что-то случилось, а не у него. Зачем же ему грустить вместе с ней. Подумал и пошел во двор гулять.
Наступили школьные каникулы. Идет Миша домой, на душе как то задумчиво.
 Думает Миша, - с Петей все каникулы гулять будем, и я опять с ним поспорю и выиграю. А еще спать буду долго, а вечером наоборот – спать, не буду. И вообще я уже большой, ни перед кем отчитываться больше не буду. И тут, будто перца съел, так все внутри зажгло. Вспомнил Миша, что Мария Ивановна итак его не заставляет ничего делать, а вроде как, молча так, о нем заботится и следит, чтобы он кушал, спал и в школу ходил. Да и дневник за спиной как мина, тикает. Учился – недоучился, старался – недостарался, мог – да не смог. А самое обидное, что дневник то и показывать не кому. Бабушка его вовсе не смотрит, и у Миши про него не спрашивает, будто – бабушка и не знает, что детям в школе оценки в него ставят и записи для взрослых, вроде записок. Задумался Миша и загрустил.
Приходит Мишенька домой, все по-прежнему. Мария Ивановна накормила его, по головке погладила, а почти ничего и не сказала. Каникулы вещь такая, что молчание сразу слышно становится, так и пульсирует в душе тик-так, тик-так, тик-так…
Грустят Миша с бабушкой, а вида не подают, будто все по-прежнему и что с другим происходит, не интересно, каждый со своими мыслями наедине и ничего не замечает.
Миша не выдержал, и решил спросить у Марии Ивановны, не случилось ли у нее чего.
А Мария Ивановна, оторопела, голубые глаза, будто мутный водопад, наполнились слезами. Немного погодя, взяв свой вышитый носовой платочек, бабушка сказала: «Мишенька, это не у меня случилось, а у тебя случилось». В тот момент у Миши появилось чувство большей меры, когда он почувствовал, что сейчас он узнает о чем-то большем, чем его настоящее тайное школьное огорчение.
Со слов Марии Ивановны Миша узнал, что он СИ-РО-ТА, и ей не разрешают больше о нем заботиться. После каникул он будет отправлен в ИН-ТЕР-НАТ, для таких же детей, как и он. А папа с мамой не приедут домой или к нему в гости НИ-КОГ-ДА. Так бывает, всех людей забирает к себе БОГ. У Него им хорошо.
Миша не плакал, теперь он все чаще чувствовал теплую мягкую руку бабушки Марии у себя на головке. Она плакала, тихонько так и капельки были теплые на его рубашке. Он чувствовал все ту же большую меру, а пустоты не было.
Не было и друзей там, в новом доме, где он теперь жил. Не было шанежек и пирогов с молоком, молчаливой заботы…
Были одинаковые как одинокие близнецы, озлобленные и голодные, выстроенные в ряд, словно солдаты, привыкшие к режиму без вопросов и молчаливому терпению несправедливости, глухому безразличию, ДНИ.
Мария Ивановна приходила…, в своей прохудившейся шали и давно новом пальто, с теми же шанежками и пирогом с морковкой, только без молока. Молча обнимала, как и прежде ни о чем не спрашивала. Теперь Миша понимал, что не спрашивала, потому что все знала. Приходить не обещала.
Синяки болью долго напоминали о ее приходе, никак не заживало. Мы всегда запоминаем то, на что обращаем внимание. Мария Ивановна будто и об этом знала, всегда приходила когда и следа не осталось.
Шли годы, Миша привык, к пустоте и тишине внутри, и к тому, что бабушка перестала приходить. Он не ждал. Он вообще перестал ждать, когда папу с мамой Бог к себе забрал. У Миши осталось одно – единственное, что он хотел знать: «БОГ – ЭТО КТО?»
Все знают, что в определенном возрасте, детей из интерната ВЫ-ПУС-КА-ЮТ.
Вот и Миша теперь стал НИ-ЧЕЙ. Он ехал в автобусе, сидя у окна, почувствовал что-то теплое внутри, будто молоко с медом в детстве. Тогда все было также, только рядом была ЗА-БО-ТА, - молчаливая, нежная, родная… и ПА-ПА с МА-МОЙ.
На остановке в автобус зашли люди, женщины и мужчины, кто-то нес на руках малышку с бантиком на боку. Ехать так долго, и в сон клонит, мысли о детстве, пришли впервые за долгие годы. Кто-то кряхтит, совсем рядом, и так знакомо… что-то кольнуло пронзительно резко. Миша вскочил, рядом оказался давно молодой мужчина, чей-то дедушка или просто одинокий вредный старик. Миша отошел от сиденья подальше. Теперь он подумал, что до того как кольнуло, он чуть было не подумал: «Пусть кряхтит…». Хорошо, что не подумал, подумал Миша. Но как же не подумал, если знаю, что это хорошо? И решил вовсе перестать думать».
И опять новое ощущение, пустота, только в большей мере, потому что вокруг. Миша необычно быстро проехал свою остановку, и оказался почти один в автобусе. Пока думал, доехал до последней остановки и вышел. Не знакомое место, автобусов в обратном направлении нет. Что делать не известно, и стемнело почти. А ДЕНЬ-ГИ, как известно, в интернате не выдают.
Вдруг, Миша почувствовал тепло на плече, обернулся, а перед ним тот самый пожилой мужчина, почти старичок.
У тебя что-то случилось? Спрашивает, и своими чистыми глазами в Мишины глаза вглядывается.
Миша вспомнил, что СЛУ-ЧИ-ЛОСЬ у него давно, но говорить об этом не стал, только на то, что вроде как потерялся, посетовал.
Дедушка улыбнулся так тепло, рукой за собой позвал и только сказал, что ВСЯ ЗЕМЛЯ НАША, а потому потеряться на ней нельзя.
Михаил и вправду не потерялся, в тот день он нашел свой ДОМ, своего ОТЦА, свою МА-ТЕРЬ, своих БРАТЬ-ЕВ и СЕС-ТЕР. А БА-ТЮШ-КА Геннадий учил его ЖИТЬ по ЗА-КО-НУ БОЖЬ-Е-МУ, он же и рассказал Михаилу про то, что Марию Ивановну забрал к себе БОГ.
Михаил всю жизнь служил Богу в храме. Он знал теперь, что с НИМ хорошо ВЕЗДЕ.
Михаил соблюдал режим и помнил, так их учили в интернате. Теперь он сам в определенные дни по православному календарю ограничивал себя в пище. В храме у всех были свои обязанности, по силам, а главное все почитали родителей и старших. И каждый МИГ, каждое ДЕ-ЛО, СЛО-ВО или ПО-МЫСЛ были от души пропитаны ЗА-БО-ТОЙ, ДОБ-РОМ, ИСК-РЕН-НОС-ТЬЮ и ЛЮ-БОВЬ-Ю ДРУГ к ДРУ-ГУ.
Михаил прилежно трудился в храме, многое узнал и повидал. Забота о ближнем и все другие благодетели, которыми он старательно с помощью бесед с батюшкой вытеснял укоренившиеся в нем страсти, казалось заполнили ПУС-ТО-ТУ. И он начал чего-то ЖДАТЬ.
Осталось узнать, чего он теперь ждет, что хочет ждать, а может быть и ждать вовсе не нужно, а нужно просто верить в себя и делать самому?
Батюшка Геннадий на подобные вопросы отвечал Михаилу на каждой исповеди много известного, совершенно верного, но абсолютно не понятного ему, Мише. Словно на вопрос, -  сколько будет «2+2»,  для всех - 4, а для него для Миши, этот ответ бесконечность, или как минимум неизвестная величина.
И еще одно, всегда говорил Батюшка, - На все воля Божья, Пути Господни неисповедимы, а ты, Мишенька, смирись и Верь.
Шло время, а вопрос не угасал.
Однажды Михаил на перекрестке замешкался, никак не мог решить, как лучше дорогу перейти, чтоб поскорее дела храма уладить и назад вернуться.
Чувствует, словно холодом по спине повеяло, и тяжесть на плече повисла. Все мысли от Михаила как вылетели. Обернулся он, а перед ним, то ли старик какой, толи парень не бритый и пьяный давно. И помыслить он теперь не сумел: «Мол ПУСТЬ…». Каждый день с Богом беседовал обо всех, о всяких, всем Божья помощь нужна. А ВЕРА, она с человека начинается в любое Божье творение, только так Бога познаем, через Его ВОЛЮ по своей воле.
И увидел Михаил будто себя перед собой, и не смог уж отвернуться и помыслить худого. За руку взял старика и повел за собой. А сам молчит и молится, чтоб не стал старик из его руки руку свою вырывать. Все молитвы, что помнил, много раз про себя повторил. И представлял, как Бог впереди них восседает, а он крестным знамением себя осеняет и только об одном просит.
Зашли в храм. Михаил руку разжал, перед иконой  на колени встал и так и заплакал. А старик стоит рядом молча и никуда не уходит.
Все сложилось  и 2+2, и много жизней ВО ЕДИНО. А Михаил начал слова батюшки Геннадия ВСПО-МИ-НАТЬ и ПО-НИ-МАТЬ. А старик парнем оказался, и вовсе не случайно, а ПО ВОЛЕ БОЖЬЕЙ, ДРУГОМ ДЕТСТВА ПЕТЕЙ.