Десятый класс

       Заканчивается первая четверть. В школу приехала медицинская комиссия. Мы по очереди заходим в маленький медицинский кабинет, раздеваемся, с закрытыми глазами, как велят, попадаем пальцем в нос, приседаем, потом ногу на ногу, а она как ненормальная дёргается, когда по ней ударяют молоточком. И, наконец, повернувшись к врачу спиной, поднимаем руки.

       Вот тут-то всё и началось. Я уже с месяц назад стал замечать, что с моими руками творится неладное. Когда я поднимал руки, их что-то тянуло вниз, а в плечах появлялась какая-то ноющая слабость. До этой комиссии жаловаться, что с руками то-то и то-то, у меня желания не было. Я принимал это за временное недомогание. Нет, никаких болей не было, просто очень хотелось, чтобы руки постоянно занимали своё естественное положение или просто опирались локтями на что-нибудь.

       Я стою спиной к врачу и на просьбу поднять руки ещё выше, зачем-то пытаюсь подняться на цыпочках. Руки не слушаются.

        -И давно это у вас? – спрашивает врач.

        -Недели три. - И я стал рассказывать, что заметил это, когда целый день бродил по осеннему лесу с рюкзаком и ружьём на плече. Что именно тогда правую руку постоянно тянуло вниз и из-за этого приходилось брать ружьё в левую руку, часто останавливаться и отсиживаться.

         Меня заставили лечь на живот. Холодная клеёнка прилипала к телу, а по спине меня кололи и кололи иголкой, постоянно спрашивая, больно – не больно, а здесь чувствуете… а здесь?...

         -Одевайтесь! – сказала врач и стала что-то писать. – Завтра с этой бумажкой в девять часов явитесь…

         -А как же школа?
         -Школа подождёт! В девять! И не опаздывать!

         Вечером я показал бумажку маме. Она стала кому-то звонить, но сути разговора я не понял, до меня доносились лишь отдельные короткие фразы – «да, да… конечно… обязательно… ни в коем случае…» А на следующее утро я увидел на глазах мамы слёзы.

          Мама была рядом, когда уже через час медицинские боги снова стали колоть мою спину и руки иголкой, и спрашивать одно и то же – больно – не больно… а здесь?...

          Началось лечение. В школу я продолжал ходить, но от уроков физкультуры меня освободили.
          -Чтоб никаких нагрузок, никаких ружей и рюкзаков!

          Через несколько дней выпал снег. Его было мало, но ребятишки около нашего дома ухитрялись накатывать большие снежные шары и, поднимая один на другой, лепили снежную бабу. А я сидел дома, глядел в окно и завидовал этим ребятишкам. Я был подавлен, мне ничего не оставалось, как ждать вечера, когда с работы вернётся мама и начнутся лечебные процедуры.

           Пенициллин, стрептомицин, какой-то розовый витамин «В» из маленьких ампул я переносил нормально. Уколы как уколы, неприятно конечно, но раз надо… А вот уротропин… пусть даже через день, пусть всего пять кубиков внутривенно – это знаете ли… Зачем я об этом? Кто сталкивался с подобным лечением, тот знает. А кто не знает, то пусть и дальше не знает! Кстати, где-то я прочитал, что ВОЗ (всемирная организация здравоохранения) запретила уротропин ещё в 1961 году.

          К весне с руками постепенно стало налаживаться, и уже в апреле я заявил родителям, что собираюсь с Модестом на весеннюю охоту.

         -Никакой тебе охоты, ишь ты, чего выдумал! – Это произнесла бабушка, глядя на моих родителей и ища поддержку своим словам. – Спрячьте-ка у него ружьё, а то и вправду… 

          Прошло восемь лет. В Иркутске, на правом берегу Ангары я с женой и моими родителями стоим на маленькой пристани и ждём теплоход, который поднимет нас по Ангаре, повернёт в водах Байкала влево и ещё через два часа причалит в наикрасивейшем месте, в бухте «Песчаная».

          Рядом с пристанью по асфальтированной дорожке старичок катит инвалидную коляску, в которой… Мама наклоняется ко мне и тихо произносит: «Вот и с тобой такое могло случиться, этого я тогда и боялась больше всего».