Хранитель города. Прикосновение к Тайне. 6

Предыдущая часть: http://www.proza.ru/2016/02/06/291


                6. КАМЕННЫЕ «УЗЕЛКИ». ВЕЩИЙ ПОМОЩНИК ПЕТРА


Время по привычному русло текло к вечеру, но на этот раз – будто бы летело. Увлекательный рассказчик, благодарные слушатели – что ещё нужно для уютного времяпрепровождения в одном из городских парков в тени деревьев, спасающих от летней жары? Возле семи бронзовых лягушек, участвующих в фонтанном «веселье» одной из скульптурных красот Никольского сада. Николай Вадимович как будто бы знал, чем может удержать возле себя аудиторию, чем, собственно говоря, искусно и пользовался. Но не в угоду себе, а лишь для того, чтобы его слушатели – даже пускай эти двое ребят – могли увлекательно провести в его компании своё драгоценное время, ещё и с пользой для себя, что-то узнав…

– И в Древние, и в Средние века у различных народов лабиринт являлся символом дороги, соединяющей небо, землю и подземный мир. Жизнь каждого человека рассматривалась как движение по лабиринту. Вход. Поиск выхода. Тупик. Снова поиск. Поиск верного жизненно важного решения. Поиск истины... И считалось, что в лабиринте можно услышать и понять голоса звёзд и дальних морей, почувствовать, как бьётся сердце земли, и узнать, что она хочет поведать людям. Здесь далекое прошлое блуждает вместе с будущим. Здесь можно встретить, услышать, увидеть и ощутить то, что было, что будет и даже то, что никогда не случится. Сложены они из камней в виде спирали диаметром от пяти до тридцати метров. Узкие проходы часто упираются в тупики и надо поворачивать назад, чтобы найти верный путь к центру. В наше время камни лабиринта возвышаются над землей всего лишь на несколько сантиметров. Когда созданы эти сооружения, точно не установлено. Одни ученые предполагают, что в первом тысячелетии до нашей эры, другие называют более давние сроки.

– А для чего они вообще понадобились человеку?

– Я тоже интересовался этим вопросом и мне приходилось слышать от учёных, краеведов, любителей тайн прошлого, что спирали, выложенные из камня, имеют культовое назначение. Их также считают древними календарями и даже ловушками для рыб. Пока ясно одно: много веков назад люди строили лабиринты для чего-то жизненно важного. Иначе трудно объяснить столь широкое распространение этих сооружений и множество историй и легенд, связанных с ними. Мне, кстати, рассказывали об одном странном человеке, обитавшему попеременно и на Ладоге, и на Белом море, и в Финском заливе. Никто не ведал, сколько ему лет, не знал его фамилии и отчества и того, когда он объявится в том или ином месте и куда потом уйдёт. Блаженный этот, как его прозвали, имел своё объяснение происхождения лабиринтов и называл их «узелками», которые связывают землю с небом, огонь с водой, свет с темнотой, живых с мёртвыми. Он утверждал, что построено их было «великое множество» по всему северу России. Особенно – на землях в устье Невы и Финского залива. По его словам выходило, что в древности каждый род или племя, обитавшие в северных краях, строили свой лабиринт. А сегодня большинство «узелков» заросли травами, «ушли в землю» или вовсе оказались затопленными, и только мудрые странники, наподобие его, могут отыскать их. И говаривал он, что лабиринты начали создавать ещё в те времена, когда созвездие Большой Медведицы имела не семь звезд, а девять. По его разумению, для древних людей лабиринты были также и моделью устройства мира, и неким хранилищем времени, и местом, где проводились обряды и исцеляли болезни и раны. А ещё каменные «узелки» являлись календарями для древних людей. Старейшины племён или шаманы определяли по этим рукотворным лабиринтам время ловли рыбы, сбора лечебных трав и кореньев, выхода на промысел морского зверя. При рождении же человека в спираль родового лабиринта добавлялся новый камень. Такой камень становился как бы именным покровителем и тотемом новорождённого. В рукотворных лабиринтах древние люди рассыпали пепел своих умерших соплеменников, поскольку считали, что так помогали их душам быстрее покинуть землю и унестись в Космос.

– Сплошной мистицизм, – сказал Дима.

– Согласен. Но добавлю к нему ещё один момент. Как-то собрался этот блаженный побывать в Питере. Несколько раз подходил к нему, а войти так и не смог. На вопрос – что же ему мешало – он ответил:  «Этот великий каменный «узелок» – чужой для меня и не захотел впускать в свои чертоги. Запутанный город, много злых сил сплелось здесь. На утонувших и ушедших под землю каменных «узелках» он стоит, на останках человеческих возвышается, загубленные души и замутненные помыслы по его улицам и дворам витают... Нет, не зря четыре великих якутских шамана не явились по зову царя Петра в его град…»

– А было и такое?

– Да, перед самой кончиной Петра, когда занемог он после ледяного купания. Случилось это осенью 1724 года – царь кинулся спасать моряков с гибнущего в Финском заливе корабля. После этого и заболел. Повелел он тогда отыскать самых искусных северных целителей. Государев приказ выполнили без промедления. Но когда шаманы узнали, что надо ехать в Санкт-Петербург, то испугались и наотрез отказались отправляться в столицу. И деньги сулили им большие, и запугивали, а те ни в какую не соглашались: «Не наше там место. Погубит нас каменное селение...» За неповиновение отправили старых упрямцев в острог. Но доставить арестованных шаманов не успели. В тот день, когда Пётр скончался, за тысячи вёрст от Санкт-Петербурга захворали разом все четверо. Начался у них жар, а тела покрылись красной сыпью. А как пришла весть о смерти императора, попросились северные кудесники отпустить их на волю. Лишь только оказались шаманы за стенами острога, тут же и прошла их болезнь, и разбежались они на все четыре стороны...

– Вот уж действительно что-то страшное здесь заложено, если даже шаманы испугались, – заметила Вика.

– Петербург пугает многих. Не окрепшие духом, растерявшиеся от неудач и проблем, разуверившиеся, уставшие от житейских забот закрывают глаза и произносят, как вызубренный постулат: это город-ужас, это чертог страха, от которого не жди добра. Он пугает своими прямыми линиями и внезапными поворотами в неизвестное. Причём, поворотами во всём – в своей Истории, в судьбах жителей, в архитектуре, в свойственном только ему ритме, непредсказуемости...

– А ведь если бы не Пётр, мы могли бы и под властью шведов оказаться, – сказал вдруг Дима.

– Вполне бы так и случилось. Землю между Финским заливом и Ладогой, к югу от Невы, что издревле называли Ижорской, финны величали Инкеримаа – что означает «прекрасная земля». Шведы переименовали её в Ингерманландию. После многих лет войны между Россией и Швецией, в 1617 году был подписан Столбовой  мирный договор. Согласно ему, Швеция возвращала России ранее захваченные несколько городов: Новгород, Гдов, Ладогу, Старую Руссу, Порхов. Шведам же отторгалось Карелия, Ижорская земля, Копорье, Ивангород, Орешек, Ямгород – то есть всё побережье Финского залива. Тем самым Россия теряла выход к Балтийскому морю. Эта потеря стала серьёзной помехой в экономическом и культурном развитии Московского государства.
Жизненно важная для России задача – выход в Балтийское море – была решена лишь спустя много лет, в результате Северной войны 1700-21 годов. В этой войне первой крупной победой русской армии в октябре 1702 года стало взятие Нотебурга. Бывшая русская крепость Орешек, переименованная шведами в Нотебург и названная Петром I Шлиссельбург – «ключ-город», давала возможность безопасного прохода в Неву со стороны Ладожского озера. Спустя семь месяцев войском Петра I была взята крепость Ниеншанц, расположенная при впадении реки Охты в Неву. Так Россия снова обрела выход в Балтийское море.

– Я всегда говорил, что Пётр I велик по своей исторической значимости! – в Диминой реплике явно слышалось воодушевление. – А его ещё обвиняют в излишней жестокости. Ведь во благо же всё шло – не для себя, для России старался – столько значимых побед и не только в войне!

– Истинный победоносец. Но любая победа, любое завоевание требует закрепления. Для защиты освобождённых русских земель на балтийском побережье необходимо было создавать долговременные военные укрепления – крепости, хорошо связанные путями с другими районами России. Выбор царя пал на небольшой остров у правого берега Невы, который назывался Заячьим. С него хорошо просматривались и берега, и речные просторы. А узкая протока, отделявшая Заячий от большого Берёзового острова, могла стать препятствием для нападающих.
Согласно преданию, в одну из светлых майских ночей 1703 года в лагерь русской армии явился дед – то ли ижорец, то ли карел. Он толковал о чём-то с царскими денщиками, а потом указал им рукой в сторону Финского залива и несколько раз повторил: «Быть граду Петра!..»
Считается, что Пётр I не особенно верил в приметы и знаки судьбы, не очень доверял предсказаниям. Но все же любил наблюдать за своим орлом и отмечать нечто необычное в его поведении. А потом старался по-своему истолковать это «необычное». Так и пошла молва среди жителей нового города о вещих способностях птицы. Вскоре и сподвижники Петра, прежде чем принимать важное решение, наблюдали за полётом «царева орла»: не подаст ли тот какой вещий сигнал?
29 июня 1703 года, в день апостолов Петра и Павла, была заложена первая в новом городе-крепости церковь. Говорят, и здесь не обошлось без «царева орла». В то утро, когда царь советовался с приближёнными, где строить церковь Святых апостолов, высоко над островом беспокойно кружили несколько воронов. Вдруг, откуда ни возьмись, появился в небе орёл. Стремительно врезался он в чёрную стаю и погнал воронов прочь. Лишь два пёрышка обронил он в этой атаке. Пёрышки долго кружили, пока не опустились прямо к ногам царя. Поднял он их и обратился к свите: «Разогнал наш крылатый герой чёрные силы, а заодно подсказал, где возводить церковь!»

– Правда, что верная птица, – сказала Вика. – Повезло царю…

– Чувствую, что враги завидовали такому везению, – заметил Дима.

– К этому мы и подходим, – произнёс Сретенский. – Говорят, что город без слухов и преданий – ещё не истинный город, а лишь селение без своих – истории и души. Однако в Петербурге всё шло стремительно: и появление новых зданий и улиц, и появление своих сплетен и легенд. И гуляла таинственным шёпотом молва среди первых новостроек: будто обменялись своими жизненными силами царь и орёл. Мол, убьёшь орла – не станет царя, а погибнет государь – умрёт и его птица. Вот и стали враги Петра через орла пытаться погубить его, подбрасывая птице отравленное мясо. Вот только мудрая птица не принимала смертельных подношений. Не раз пробовали подстрелить пернатого, да пули и стрелы пролетали мимо. Зато после каждого покушения летели с плеч головы человеческие, да рябь шла по Топь-озерцу от криков поднятых на дыбу и исхлестанных воловьими кнутами. И жители нового города на Неве шептали в страхе: «То вещий орёл указал государю на смертельных недругов...»
А вот после знакомства с летописями о деяниях и жизни князя Александра Невского, решил Пётр возводить Адександро-Невскую лавру на левом берегу Невы при впадении в неё Чёрной речки, где, как считалось, разбил великий полководец шведское войско. В 1710 году царь лично водрузил крест на месте будущего монастыря. Спустя несколько месяцев началось строительство первой в лавре деревянной церкви Божией Матери. А в 1715 году принялись за возведение всего комплекса Александро-Невской лавры – четвёртой из существовавших в то время на Руси. Через два года на северной стороне Чёрной речки, рядом с могилой сестры Петра I царевны Наталии Алексеевны, завершилось строительство небольшой каменной церкви Праведного Лазаря.
1721 год ознаменовался победой России в Северной войне и подписанием  Ништадтского мира. Пётр решил осуществить свой давний замысел: из Владимирского Рождественского монастыря перевезти мощи Александра Невского в Санкт-Петербург. Мощи были доставлены в село Усть-Ижоры, и Пётр Алексеевич собственноручно перенёс их в специально построенную лодку. Затем святыня была доставлена в Благовещенскую церковь Александро-Невского монастыря.
Лишь немногие современники Петра I понимали, насколько важно для российского государства создание города в устье Невы. Большинством же людей, строивших Петербург, руководил страх – боязнь ослушаться царского указа, быть казнёнными, наказанными за невыполнение высочайшего повеления. И тысячи жителей из разных российских краёв и губерний срывались с родных мест, шли и ехали на строительство неведомого города. И уже заранее боялись, ненавидели и проклинали его…
Вот, скажу я вам, немало на земле городов есть и старше Санкт-Петербурга, но по числу пророчеств и предсказаний ему нет равных. Пожалуй, что получился бы не один книжный том, если бы удалось собрать все пророчества и предсказания этому городу. Сбывшиеся и несбывшиеся, забавные и ужасные, прошедшие и грядущие – все они являются своеобразным ключом к пониманию души прошлого и будущего Великого города на Неве. И беду на него накликали, и восхваляли, и пытались разрушить, и спасали, и предрекали гибель, и поклонялись, и проклинали, и молились за него – чего только не было. Но скажу вам так: и добрые, и недобрые пророчества подтверждают лишь истину следующую. Санкт-Петербург можно любить или ненавидеть, но невозможно оставаться к нему равнодушным!


ПРИМЕЧАНИЕ: в повести использованы материалы из книги В. Бурлака «Петербург таинственный»


Продолжение: http://www.proza.ru/2016/02/08/256