Кара небесная

        Из поликлиники вышел Тихон, на лице его сияла не знающая трудностей жизни улыбка ребенка. Аккуратно переставляя ноги, он пошел домой. Со стороны казалось, что Тихон идет так, будто держит между ног невидимую бочку и боится её потерять. Но, несмотря на боль, он был счастлив.

Хотя, лучше все по порядку.

         Молодой лейтенант был направлен для прохождения службы в маленький уральский город. В этом городке и появился на свет Тихон. Родители с яростью взялись за его воспитание. Папа, офицер, развивал в нем силу духа и спортивные навыки, мама, воспитатель детского сада, пыталась прорастить в его душе чувства нежности и заботы о близких. Тихон, со свойственной этому возрасту любознательностью, как губка впитывал в себя знания, которые, несомненно, должны были пригодиться в его жизни. Вскоре отца перевели на преподавательскую работу в Высшее командное училище, и семья переехала в большой город. В школе Тихон учился на тройки, и лишь по физкультуре была пятерка, но учеба его не волновала, он знал, его судьба - армия. Жизнь большого города напрягала маму, её тянуло к природе. Как-то вечером она с твердостью в голосе сказала мужу: "Нам надо купить домик. Тихону нужна природа". Отец, как настоящий военный, привыкший быстро и чётко выполнять поставленные задачи, отреагировал молниеносно. Вечером следующего дня он появился в дверях квартиры, держа в руках красивую клетку в виде домика, в которой сидел синий волнистый попугай. "Вот вам и домик, и природа, - сказал довольный отец. - Кормите и воспитывайте, в общем, наслаждайтесь". Это милое чувство юмора передалось Тихону.       
       Накануне папиного дня рождения он решил пошутить. Из большой и красивой книги "Ордена и медали СССР" он аккуратно, по контуру вырезал несколько фотографий правительственных наград и приколол их булавками к папиному кителю. Он знал, что папа никогда не выйдет из дома, не посмотревшись в зеркало. Тихон считал, что папа оценит шутку по достоинству. Но наутро все пошло не по плану. Папу, в то время уже подполковника и заведующего кафедрой, срочным звонком вызвали на работу. Приехавший с проверкой заместитель министра обороны решил изменить план и, вместо гостиницы, неожиданно нагрянул в училище. Тихон кричал о своей шутке вслед убегающему папе, но тот уже захлопнул за собой дверь и ничего не слышал, он мчался на совещание. Он бежал в зал заседаний по просторным коридорам, распугивая курсантов. В зале за большим овальным столом собрался весь офицерский состав училища в количестве сорока человек, во главе стола сидел заместитель министра и приехавшая с ним свита. "Разрешите войти?" - бравым голосом спросил опоздавший. Все военные, как по команде, повернули головы в его сторону. О такой звенящей тишине он читал только в книгах. Было слышно, как муха грохочет лапами по стеклу. Через несколько секунд все сидящие в зале взорвались оглушительным смехом. Хохотали все, хохотали безудержно, как будто в последний раз. Веселье прервал заместитель министра. Вытирая и пот, и слезы, он спросил: "Товарищ подполковник! Вы сегодня себя в зеркале видели?" "Никак нет", - ответил отец Тихона. "Ну, так посмотрите", - сказал замминистра, смеясь. Подполковник подошел к зеркалу, и холодный пот покатился по его спине. У него на груди красовались Звезда Героя Советского Союза, Звезда Героя Социалистического труда, три Ордена Славы всех степеней, Орден Красной звезды и Орден Победы, и все это было вырезано из любимого альманаха, подаренного ему лично маршалом  Советского Союза Дмитрием Федоровичем Устиновым.
Тихона от наказания спас банкет, устроенный на работе отца в честь приезда начальства. Папа пришел пьяный в дым, и  ругать сына не было сил.
            Тихон закончил восемь классов и поступил в ПТУ. Там у него открылось одно ранее не известное качество. Он начал брать все, что плохо лежит. Попросту -приворовывать. К окончанию училища в доме был целый склад молотков, напильников, разных измерительных инструментов, которые периодически сбывались на барахолке.
После окончания курса обучения он ушел служить в армию, где удачно пристроился на продуктовый склад. Домой он вернулся в парадном кителе, увешанном наградными знаками и армейскими значками, выменянными на украденную со склада тушёнку. Отдохнув неделю, Тихон пошел устраиваться на завод слесарем.

             Фира родилась в благополучной семье. Мама работала преподавателем в музыкальном училище, папа - бухгалтером в Изоляторе временного содержания. Фира училась на одни пятерки, была старостой класса, училась в музыкальной школе по классу скрипки. Она очень стеснялась того, что её папа работает а тюрьме. Мама не раз говорила папе: "Ты уже можешь поменять работу? Ты вводишь ребенка в печаль. Ты хороший бухгалтер, тебя везде возьмут". Но мудрый папа отвечал: "Дорогая, посмотри на то, как мы живем. У нас есть все. Но за это все меня могут посадить. В моей тюрьме меня все знают и любят. И если что случится, мне тут будет комфортно". Фира подрастала, и начали проявляться проблемы. Дело в том, что крошечный носик Фиры и её махонькая грудь начали быстро расти, причем одновременно. Иногда ей казалось, что они просто устроили между собой соревнование, кто кого. Теперь она стеснялась не папиной работы, а очень сильно выпирающих частей тела. Она всхлипывала, говоря родителям: "У меня стесненное детство. Я все время чего-то стесняюсь". Папа, как человек хорошо разбирающийся в женских формах, как мог, успокаивал Фиру, обещая ей огромный успех у мужчин, конечно, когда придет время. Но время не приходило. После девятого класса родители отправили Фиру отдыхать под Кострому  в молодежный лагерь "Волгарь". Это был лагерь отдыха молодежи и студентов от шестнадцати до двадцати пяти лет. Через месяц она вернулась оттуда счастливой. Фира попробовала то, о чем дома старались не говорить. Её достоинства были по достоинству оценены студентом из Москвы. Но родители были в панике, так как Фира начала материться и оказалась чуть-чуть беременной. И этот весь кошмар перед выпускным классом. Её тайно, через знакомого врача, положили в гинекологическое отделение областной  больницы под чужой фамилией, приписав пару лет к реальному возрасту. Беременность прервали и предупредили, что возможно, детей у неё не будет никогда. Родители плакали на кухне под коньячок, а Фира продолжала радоваться жизни, не понимая серьёзности произошедшего. Для неё главное было то, что она узнала, что её нестандартный нос не мешает целоваться. Окончив школу, она поступила на экономический факультет университета с огромным желанием стать хорошим бухгалтером, таким же, как папа.

             Тихон стоял на улице в очереди за бананами. Бананы он обожал. В то время это была большая редкость, но иногда родители где-то добывали этот иноземный фрукт и долго хранили связку в коробке из-под обуви, чтобы они дошли до нужной спелости. Когда по квартире начинал распространяться сладкий запах, это был сигнал к тому, что они созрели. Но зрели бананы в коробке долго, и родители иногда забывали о них. Но Тихон знал свое дело. Учуяв запах, он безошибочно находил место хранения и съедал сразу весь запас. Вот и сейчас за бананами была огромная очередь. Переминаясь с ноги на ногу, Тихон глазел по сторонам. Повернув голову, он увидел нос, потом огромные глаза, потом грудь. Сконцентрировался и собрал увиденную картинку в одно целое. Девушка стояла через пять человек после него. Он еще раз осмотрел её и понял, что влюбился. Надо было действовать. Тихон подошел к Фире и сказал шёпотом на ухо: "Хочешь бананов без очереди?". Фира сначала не поняла. За все двадцать лет её жизни к ней на улице не подходил ни один мужчина. Хотя один подходил, пьяный, просил закурить. А тут молодой парень, здоровые плечи, и симпатичный такой. "Конечно, хочу", - ответила Фира и подумала, что если бы он предложил сейчас на Луну или ещё куда, то она ответила бы так же. Тихон взял Фиру за руку и уверенно повел к началу очереди. Они встали около прилавка, Тихон моментально оценил ситуацию и громко закричал продавцу: "Девушка! У вас сзади бананы воруют!" Продавщица, да и вся очередь резко оглянулась туда, куда показывал Тихон, а он быстро схватил с весов связку бананов и побежал во дворы, таща за собой ничего не понимающую Фиру.
- Что это было такое? - спросила она, отдышавшись. - Ты украл?
- Ну да! Ответил Тихон.
- Красть нельзя ни в коем случае. Иначе Бог накажет, нашлет на тебя кару небесную.
Своей наивностью Фира покорила Тихона окончательно. Он заметил, что они до сих пор держатся за руки.
- Пошли ко мне домой бананы есть, - предложил Тихон.
- Зеленые есть будем? - спросила Фира.
Тихон засмеялся:
- Ну, тогда яичницу, - предложил он. - Яичницу умеешь жарить?
- Конечно, - смеялась в ответ Фира, - было бы из чего.
И, продолжая держаться за руки, они побежали к Тихону домой.
Тихон и Фира стали встречаться довольно часто, гуляли, ходили в кино. Когда Тихон работал во вторую смену, а его родители с утра уходили на работу, Фира сбегала с лекций и приходила к нему домой. Примерно через полгода соседи не выдержали и сообщили родителям Тихона, что пока их нет дома, сын истязает какую-то женщину, а та кричит страшным голосом и ругается матом.
Тихон сделал Фире предложение, и, конечно, она согласилась. Молодые поехали к ней домой знакомиться с родителями. Свадьба была скромной, посидели в ресторане по-семейному, были только родители и виновники торжества. Молодые стали жить в деревенском доме Фириных родителей в пятнадцати километрах от центра города. Фира доучивалась, Тихон работал и получал неплохую зарплату, кроме этого, он тайно вывозил с завода под кучей мусора погружные насосы, которые собирали у него в цехе. По пять-шесть штук за месяц. Продавал через знакомых, и поэтому на жизнь денег семье хватало.

      Мысль уехать в Израиль возникла сама собой, тут их ничего не держало, а там, на горизонте, маячили новые возможности. Родители с обеих сторон идею поддержали. Тихону вообще сначала было все равно. Но перспектива есть каждый день спелые бананы вдохновила его на новые хищения социалистической собственности. "Если все в стране народное, - думал он. – Значит, мое, я же народ. Документы на выезд были готовы. И теперь каждый вечер они мечтали, как через три месяца они окажутся в неизвестной стране. Но, к сожалению, отъезд пришлось отложить на год. В последнюю рабочую смену Тихон вывозил с завода крупную партию насосов. Охрану неожиданно  сменили, и его поймали с поличным. Пришлось вмешаться тестю. "Не бойтесь, ребята! - сказал он. - Наша милиция нам же и поможет. Заборы на генеральских дачах, думаете,  какой краской покрашены? - хитро спросил он. И, не дожидаясь ответа, сказал. - Правильно! Именно той, которой должны были быть покрашены камеры! А кто её списал для них? Конечно, я".
Бухгалтер кому-то позвонил, и Тихон, вместо трех лет общего режима, получил год условно. "Я же тебе говорила, - кричала Фира. - Это кара тебе небесная за воровство. Нельзя брать чужое". Она пилила его всю ночь до тех пор, пока Тихон не пообещал больше не воровать.

      Приехав в Израиль, Тихон и Фира купили обзорный тур по стране. Во-первых, хотелось выбрать город, где можно обосноваться. Во-вторых, они решили положить записки в Стену Плача с просьбой о рождении ребенка. Израиль их покорил. Они были в восторге. Тепло, фрукты, улыбки, изобилие продуктов. Даже сложно было поверить, что страна находится в постоянном состоянии войны, и каждый житель готов к мгновенной мобилизации в армию.
Квартиру сняли в Тель-Авиве. Сразу пошли изучать язык. Фира пошла на бухгалтерские курсы, а Тихон устроился на стройку маляром. Пока им все нравилось. "Как-то подозрительно хорошо, - думал Тихон. - Бананы везде, на работу возят прямо от дома, там кормят, и бесплатно чай и кофе весь день и туалетная бумага разных цветов и толщины, и никто её не тащит домой. Что-то тут не так". Тихон вообще не понимал, как может быть так, что столько возможностей украсть, а не крадут.
Рабочий день Тихона начинался в 6 утра. Ему утром давали четыре банки краски и показывали стены, которые надо было красить. Уже на второй день ему пришла гениальная идея: "А что, если красить очень тонким слоем и экономить краску? - думал он. - А потом оставшуюся кому-нибудь продать".  К концу следующего рабочего дня у него осталось две банки сэкономленной краски. Но куда её деть, он не представлял. Срочно нужен был подельник. Тихон подошел к бригадиру и объяснил, что хочет. Но бригадир ни слова не понимал по-русски. Тихон, отчаянно жестикулируя, сделал вторую попытку. И бригадир понял. Он улыбался, не переставая, говорил: "Окей, окей" и кивал головой. Взял неизрасходованные банки и ушел, показав, чтобы Тихон его ждал. Вернулся он через пять минут с мастером. Мастер улыбался и хлопал Тихона по плечу и спине. По жестам Тихон понял, что молодец, и завтра он получит деньги. "Вот это страна! - с восхищением думал Тихон. - Даже начальство в доле. Одно слово – евреи, все хотят заработать".
На следующий день бригадир снова дал ему четыре банки краски и показал объем работ, который был в два раза больше вчерашнего. И только сейчас до  него дошло, за что его хвалили. Они подумали, что Тихон хороший мастер, который может тем же количеством краски закрасить большую площадь и увеличили ему норму. А то, что он хочет продать краску, им и в голову не могло прийти. Обиженный Тихон  крикнул: "Уроды!" и пошел увольняться.

     Конечно, Фира устроила скандал. "Ты же обещал не воровать, - кричала она. - Работай спокойно, зарабатывай, ешь бананы и отдыхай. Так нет! Опять за свое. Теперь ещё и без работы остался".
"Да не переживай ты так, - отвечал Тихон. - Рабочие везде нужны". И уже через два дня он работал на заводе. "Только веди себя прилично", - давала напутствия Фира, заботливо складывая Тихону обед в пластиковый контейнер. Цех выпускал разную утварь из пластика. Его посадили за станок, который сам делал крышечки для пищевых ведерок. Он считал, работа была очень интересной и интеллектуальной. Надо было дождаться, пока из станка выпадет двадцать крышек, собрать их в пакет. Пакет завязать и наклеить на него маркировку. Минуту запаковываешь и пятнадцать минут ждешь, пока крышки накопятся в корыте под станком. Такая работа Тихону очень нравилась. От нечего делать он много думал. Думал о том, как они с Фирой приживутся в этой стране, как у них, несмотря на прогнозы врачей, родится мальчик. И все у них будет прекрасно. Месяцев восемь прошло практически без приключений. Из Ульпана он ушел, так как язык не мог освоить абсолютно. Выучил слова "да" и "нет", "спасибо" и "пожалуйста". "На первое время хватит", - думал он. Фира выучила язык хорошо, научилась говорить, читать, писать и устроилась помощником бухгалтера в поликлинику, начисляла зарплату сотрудникам. В выходные они ходили на море купаться и загорать. Тихон любил брать с собой большой пакет с крышечками для пищевых ведерок и запускать их по ветру. Фира смотрела на мужа и радовалась, хотя по прежнему не одобряла его тягу к мелкому воровству.
Монотонная работа начинала надоедать. Тихон заметил под станком светящийся светодиод. Он поднес к нему палку, и станок остановился. Он снова запустил станок и снова поднес палку, и тот снова остановился. Тихон понял, что это датчик аварийной остановки. На следующий день работа была во вторую смену, бригадир, расставив всех по местам, включил станки. Работать не хотелось, а хотелось спать. Тихон взял припасенную заранее палку, сунул её в банку с солидолом и мазнул по светодиоду. Станок замер. Прибежали наладчики и начали искать причину. Тихон устроился на поддоне с мягкой упаковкой и хорошо выспался до утра. Поломку нашли только к концу смены, и все долго обсуждали, как солидол мог оказаться на датчике. Все смотрели на Тихона, а он только разводил руками. "А что? - думал он. – Все, как в России, солдат спит - служба идет".
Через несколько месяцев Тихона перевели на переработку сырья. В  маленькую комнату, где стояла дробилка, ввозили тачки со смешанными отходами пластмассы. Он раскидывал их в разные кучи - черные и белые, а потом подавал их огромному арабу, тот бросал их в дробилку, а оттуда вылетали гранулы пластика, готовые к вторичному употреблению. В первый же день работы произошла жуткая история. Тихон вкатил тачку в комнату и увидел напарника, лежащего на полу. Лежал странно, как будто на коленях, но головой вниз. Тихон закричал, но из-за грохота работающей молотилки его никто не слышал. Он в испуге выскочил в основной цех и увидел еще одного лежащего. Ничего личного у него к этим арабам не было, и ему в данный момент было плевать на арабо-израильский конфликт. Он должен был спасать людей. Каждая секунда была на счету. "Наверное, съели что-то отравленное в столовой, хорошо, что Фирочка мне еду с собой дает, умница. А может Массад работает? Как же позвать на помощь? - думал Тихон. - Кругом такой шум, никто не услышит". Мысли, как пчелы, метались у него в голове, жужжали и не давали сосредоточиться. Тут на глаза ему попалась кнопка пожарной сигнализации. Он, не раздумывая, нажал на неё. В то же мгновение все станки замолчали, выключился большой свет, и включились боковые лампы в толстых стеклянных водонепроницаемых колбах. Из всех датчиков, расположенных на потолке, с огромной силой хлынули струи воды. "Умерший" человек, как кузнечик, подскочил с пола и помчался к выходу, ничего не понимающий Тихон побежал за ним. Он услышал приближающийся сзади топот, его догонял воскресший напарник. На улице его, мокрого, встретили пожарные и завернули в плед.
При увольнении ему сказали, что он, конечно, молодец, потому что хотел спасти людей, но столько времени прожив в Израиле, надо было бы знать, что, когда приходит час вечерней канонической молитвы у мусульман, ничего страшного не происходит, если человек стоит на коленях на картоне и совершает обряд намаза. И не надо по этой причине останавливать работу завода на три дня. Начальник смены был выходцем из СССР и, к тому же, русским. Он понял Тихона и помог сделать справку о том, что его сократили. Тихон получил возможность встать на учет на биржу труда и получать приличное пособие по безработице.
Фира была довольна. "Только мы, рожденные в СССР, можем оценить настоящий подвиг, - говорила она. - В России тебе бы медаль дали или Орден". "Так бы и было, - отвечал Тихон. - За остановку завода на три дня точно бы наградили, только посмертно".

     Теперь Тихон отмечался  на бирже раз в неделю, в остальное время он гулял по городу. Возвращаясь домой к приходу жены, он покупал в грузинской лавке,  в двух шагах от подъезда, огромный лаваш с мясом. Такие лаваши пекли везде, но тут давали настоящую самодельную аджику. Она была настолько жгучая, что стоило попробовать её на кончике чайной ложки, как глаза выскакивали из орбит, как у вареного рака. Он много раз просил у продавца продать ему баночку, но тот всегда отказывал. Фира с Тихоном любили есть этот лаваш, запивая его холодным пивом, сидя на балконе, и смотреть, как опускается на землю  красное солнце.

      Как-то, гуляя по городу, он увидел магазин, в котором продавали овощи и фрукты. Мимо такого магазина он пройти не мог. Магазин был очень длинный, весь из витринного стекла, прозрачный, как аквариум. Но не это поразило, мелкого воришку Тихона, его поразил непростительный идиотизм входа и выхода. Заходили в магазин с одного входа в торце, проходили через пятидесятиметровый зал, набирали продукты и выходили через кассу, расположенную в другом торце здания. Тихон сразу заметил, что на входе ни охраны, ни сотрудников магазина не было. "Так, - решил он. – Захожу, как положено - через вход, набираю фруктов и выхожу тоже через вход". Внутри у него все тряслось, такого чувства он не испытывал давно. Последний раз это было при вывозе насосов с завода. Но теперь в его голове сидела Фира и грозила пальчиком, напоминая про кару небесную. "Фирочка, - вслух сказал он. - Возьму только бананы и все". И ринулся в магазин. Шесть тяжелых пакетов оттягивали руки, казалось, они сейчас вытянутся до пола. Но он шел, уверенно наклонив голову вперед, как последний из бурлаков на картине Репина. И тут он заметил, что от кассы в его направлении, ускоряя шаг, движется охранник, величественный марокканский негр в белоснежной кипе, с улыбкой акулы на широком покрытом шрамами лице. Тихон пошел быстрее, не отводя глаз от охранника. Он не заметил, что шел уже не в сторону выхода, а прямо в толстенную стеклянную витрину. Охранник, предчувствуя дальнейшее развитие событий, остановился, а Тихон наоборот кинулся вперед. Сильнейший удар о стекло, как удар профессионального боксёра, отправил его в нокаут. Неудачливый воришка, теряя сознание, рухнул на спину, из пакетов на пол покатились фрукты.
Наказание удалось избежать. Ловко за минуту придуманная история о помутнении сознания сделала свое дело. Его не только поняли, но и дали два больших пакета фруктов в подарок за принесенное беспокойство.
Дома, объясняя Фире происхождение лиловой шишки на лбу, он смеялся. А Фира опять грозила пальчиком, напоминая о всевидящей Вселенной.

      Приближался день рождения Фиры. Тихон отправился за подарком. Он знал, что жена давно хотела новый телефон сотовой связи. Денег на хороший телефон у него не было, а стащить из салона продаж не получалось. Около одного из магазинов он увидел палатку, в которой работали две девчушки. Рядом стоял переносной рекламный щит, на котором был изображен шикарный телефон и написана цена - пятьсот долларов США. Цена была перечеркнута красной полосой, и снизу крупно подписана новая цена - один доллар. Тихон подскочил к прилавку.
- Вы говорите по-русски? - спросил он.
- Конечно, - улыбнулась девушка.
- Телефон за доллар? - уточнил Тихон.
- Да! - сказала девушка. - И мы вам еще комплект постельного белья подарим.
- И я больше ничего платить не буду? - опять спросил Тихон.
- Потом какую-то мелочь вместе с оплатой за разговоры прибавят и все, - ответила девушка.
- Вот это страна, - думал Тихон. - Сказка. Все для людей. Все для народа.
Они оформили договор. Счастливый Тихон взял телефон, постельное белье и помчался домой.
Счет за телефон пришел уже через месяц. Оказалось, что он, не понимая иврит, оформил кредит на пять лет с первоначальным взносом один доллар и с шестьюдесятью процентами годовых.
 
     Ничего не сказав Фире про кредит, он устроился на первую предложенную работу в автобусный парк охранником. Фира была очень довольна. "Там уж точно ничего не украдешь, - говорила она. - Там красть нечего, если только автобус угонишь".
В автобусном парке стояли автобусы, предназначенные только для иностранных туристов категории VIP. Автобусы были оборудованы по высшему разряду. Магнитолы в спинках сидений, телевизионные мониторы над каждым креслом, в общем, полный комфорт. Как же была не права Фира. Тихон даже в пустыне нашел бы, что украсть. Именно мониторы привлекли его внимание. Куда их деть, он еще не знал, но решил на всякий случай снять парочку. Первые мониторы он снял уже через два месяца. Чтобы Фира ничего не узнала, прятал их на антресолях в шкафу-купе, куда она не могла дотянуться, даже стоя на стуле. Потом снял ещё и ещё. Покупать мониторы никто не хотел, но он продолжал воровать. Пропажу оборудования заметили быстро и заявили в полицию. Приехали специалисты, установили камеры видеонаблюдения, и через день на руках Тихона щелкнули наручники. Суд был суров - два года тюрьмы. Фира рыдала и звонила папе в Россию. "Что делать, папа?" - кричала она в трубку.  "Что делать, что делать? - повторял папа. - Не знаю я, что делать, пусть сидит! Я говорил ему, что двери моей тюрьмы для него всегда открыты и на вход, и на выход, но там, у вас, у меня никого нет. Есть один человек в Кнессете, он у меня сидел, так это давно было, забыл, наверное, этот факт. Не плачь, дочь, считай, что он в армию ушел".

    Тихону в тюрьме было спокойно. Кто-то распустил слух, что он из русской мафии, а связываться с русской мафией не хотят даже Израильские заключенные. Никто его не притеснял, но и в друзья не лез. Такая нейтральная жизнь. Он не работал, начал изучать иврит. Русскоговорящих было двое заключенных и один охранник, поэтому знание языка было нужно. Да и изучать было легче, находясь в языковой среде. Бананами кормили с утра до вечера, и смотреть на них он больше не мог. "Наверное, меняется сознание, - думал Тихон. - Скоро свинину есть перестану и обрезание сделаю". И каждый раз просил Фиру привезти ему жареной картошки.
Фира приезжала на свидание каждую неделю. Им разрешали личное общение. На одной такой встрече ей стало плохо, и её увезла скорая помощь. Тихон не находил себе места. "Довел бедную своим воровством, - говорил он себе. - Никогда больше не буду воровать! Обещаю! А если украду, пусть будет, как Фирочка говорит. Пусть постигнет меня Кара Небесная".

    Он умолял охранника узнать, что с женой. Умолял на двух языках сразу - и на русском, и на иврите. Охранник сжалился и сообщил, что Фира беременная. Он не мог в это поверить. "И за что мне, мелкому воришке, такое большое счастье?", - плакал он от радости. На очередное свидание Фира приехала уже с хорошо заметным животом. По ней было видно, что она хотела что-то сказать и не решалась. Тихон гладил её по животу и приговаривал:
- Мальчик мой, скоро тоже освободишься, как и папа, - говорил он. - Фира! - вдруг, улыбаясь, спросил он. - А как ты думаешь, он там внутри тоже числа зачёркивает, чтобы знать, сколько до освобождения осталось?
- Дурак ты, - сказала Фира. - А почему ты решил, что будет мальчик?
- Я в стену плача записку сунул и просил мальчика, - ответил он.
- А я просила девочку, - ответила Фира.
- И что с того? - сопротивлялся Тихон.
- А то, что у нас будет двойня! Понял, ворюга несчастный, любимый мой? - сказала Фира и заплакала.
- Точно обрезание сделаю, - сказал Тихон. -  Если такие чудеса на этой земле происходят, надо постепенно дань отдавать.

    Родители Тихона и Фиры, узнав о беременности, бурно вчетвером обмывали новость. Пьяные они стояли на улице и хором кричали в небо всевозможные благодарности, а потом решили скинуться и отправить детям деньги на адвоката, чтобы вытащить Тихона из тюрьмы.

     Процесс прошел очень гладко. Адвокат вплел в свою завораживающую речь все. И что Фира беременна и нуждается в помощи, и что Тихон примерно вел себя в тюрьме и выучил язык, и даже то, что собрался делать обряд обрезания.
Потом слово дали Тихону. Он на прекрасном иврите подтвердил слова адвоката и сообщил всем о своём знании о каре небесной.
Его освободили прямо в зале суда.

     Тихон вышел из поликлиники, на лице его сияла не знающая трудностей жизни улыбка ребенка. Аккуратно переставляя ноги, он пошел домой. Он был счастлив. Фира со дня на день родит, а он выполнил обещание, и сегодня уже сняли бинты. Конечно, каждое прикосновение к штанине вызывало боль, но он терпел.

     Остановившись у грузинской лавки, решил купить лаваш. Продавец был где-то внутри, и Тихон стал ждать. И тут его взгляд выхватил  большой, затянутый резинкой, полиэтиленовый пакет с аджикой, которую, видимо, только что сделали и не успели переложить в ёмкость. Старая привычка вступила в смертный бой с новым сознанием и победила. Тихон схватил пакет с аджикой, но, увидев подъезжавшую полицейскую машину, быстро поднял футболку и со сноровкой фокусника просунул пакет с аджикой за ремень и  сверху опустил футболку так же быстро, как и поднял. Полиция проехала мимо. Поняв, что он нарушил свою клятву, Тихон решил положить аджику обратно, но вышел продавец, и ему пришлось ретироваться. Он ругал себя страшными словами, и ему было жалко себя и Фиру, и будущих детей. "Все всегда сходило с рук, вот и обнаглел", - думал он, нажимая на кнопку звонка. Дверь открыла радостная Фира. "Как дела? - спросила она. - Все хорошо? Бинты сняли?" "Да, конечно", - ответил он.
"Тихон, - сказала Фира, - да ты скоро станешь толще меня". Она засмеялась и со всего размаха хлопнула Тихона по выпирающему животу".

     Свежая аджика, прорвав тонкий пакет, огненной вулканической лавой потекла на еще не заживший после обрезания орган.
     "Вот и настигла меня кара небесная", - кричал Тихон, вбегая в ванную комнату.
      К счастью, все закончилось хорошо! Фира родила двойню, мальчика и девочку, а Тихон больше никогда не воровал и перестал есть свинину.